Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки - Владимир Михайлович Соколов

заведение, готовившее руководящие кадры высокой квалификации для центральных, республиканских, краевых и областных партийных и государственных органов, идеологических учреждений и организаций. Ведущий учебный, научный и научно-методический центр всей системы подготовки партийных, советских и идеологических кадров. АОН вооружает кадры фундаментальными знаниями в области марксистско-ленинской теории и практики коммунистического строительства, партийного руководства развитием экономики и культуры, организаторской и политической работы в массах. АОН поручено проведение научно-исследовательской работы по актуальным проблемам теории и практики коммунистического строительства, мирового революционного процесса. На АОН возложено издание научных трудов, учебников и учебных пособий…». Не слабо?

Справлялась академия со столь высокими задачами на отлично. Достаточно вспомнить, сколько президентов суверенных государств (!), образовавшихся после развала СССР, она воспитала: Н. Назарбаев (Казахстан), П. Лучинский (Молдова), Л. Кравчук (Украина), Д. Грибаускате (Литва)… Это только те, которых я лично знал или по совместной учебе, или по защите ими в академии кандидатских диссертаций. Конечно, не только президентов, но и других крупных государственных деятелей, политиков, министров в разные годы своего существования она подготовила: Г. Зюганов, Ю. Афанасьев, тот же Н. Месяцев, В. Матвиенко и многие другие. Сюда я и поступил в 1969 году.

Поступил довольно легко, хотя конкурс был относительно большой: от трех до пяти человек на место. На кафедру средств массовой информации, куда я нацелился, – четыре человека. Готовился к экзаменам рьяно. Взял очередной отпуск, прибавил к нему положенные по закону почти тридцать дней оплачиваемого отпуска при поступлении человека в аспирантуру (и такое было при советской власти!) и все два месяца пахал без всяких выходных. История, литература, философия, иностранный язык… Боялся я только иностранного языка.

Писал уже о том, что, хотя, говоря, может быть, и нескромно, но объективно, я хорошо «приспособлен к научному познанию», языки мне давались плохо. И все два месяца чуть ли не каждый день занимался я с репетитором. Так получилось, что жила она от меня на другом конце города. И это было хорошо. Пока я ехал к ней около часа на метро с пересадками, я доставал из кармана специально заготовленные бумажки. На одной стороне слово, записанное на английском языке, на другой – оно же на русском. Доставал и вспоминал, заучивал. Почти вся моя подготовка и состояла в основном из пополнения словарного запаса и заучивания топиков. Так назывались короткие рассказы на различные темы. Репетитор знала, что на экзаменах попросят кратко рассказать на английском языке или о своей семье, или о своем городе, или о том, какие книги люблю читать, каким спортом занимаюсь и т. д. и т. п. Вот таких 15–20 топиков я и выучил наизусть! И один из них мне достался на экзамене. И я смело отбарабанил все, что помнил. Поставили пять. Более того, этот экзамен стал причиной одного смешного казуса.

Дело в том, что принимал экзамен старенький профессор, автор одного из учебников по английскому языку. В силу своего преклонного возраста он вел в академии только одну группу всего в три человека. Взял он только тех, кто, по его мнению, хорошо знал язык. И меня в том числе. И вот первое занятие. «Мы не будем учить грамматику, мы просто будем разговаривать на английском. Для вашей практики». Заговорил он с одним, узнал, что тот несколько лет работал в Англии. Поговорил с другим, который также свободно владел английским. Потом перешел ко мне… Ни я его не понимаю, ни он меня. «Как же вы экзамен сдали?» Рассказал все честно. Вздохнул профессор – и стал со мной заниматься. И надо сказать, что за год этих занятий я продвинулся в языке больше, чем за все годы изучения в школе и институте! Жаль, что они прервались в связи с моей поездкой на учебу в Польшу.

Итак, сдал я на отлично все экзамены в аспирантуру, вернулся на работу и стал ждать решения Секретариата ЦК КПСС. Где-то в двадцатых числах августа получил сообщение о том, что зачислен в академию, и 1 сентября 1996 года переступил ее порог. И на всю оставшуюся трудовую жизнь в ней, многократно меняющей свое название, я и пребывал!

Вообще-то следовало бы с самого начала отметить в своих Записках тот факт, что вся моя трудовая деятельность – а это без малого 60 лет! – состоит из двух неравновеликих отрезков. Первый период – 10 лет после окончания института (неполных два года – школьный учитель, четыре с небольшим года – работа в комсомоле, четыре с небольшим года – работа на телевидении). И второй период – более 50 лет работы (с начала учебы) в одной и той же академии, хотя, повторюсь, и под разными ее названиями. Сама же история академии четко делится на три больших периода, кои волею судьбы и собственных устремлений я пережил все.

Поступил я в академию в 1969 году. И была она тогда еще такой, какой ее и задумал Сталин. Многочисленные официальные и неофициальные источники единодушно утверждают, что именно он и был «отцом-основателем» академии. В связи с этим много раз и от многих людей слышал одну и ту же историю.

Приходит к Сталину человек, которому поручено комплектовать преподавателей академии, и говорит о том, что есть серьезная проблема: «Товарищ Сталин, вы сказали, чтобы преподавали в ней самые крупные ученые. Но многие из них – евреи. Как быть?» А к этому времени в стране резко усилился антисемитизм.

– А не евреи, они что – слабее?

– Они просто не всегда первые, ведущие по своим проблемам.

– Так пусть в академии преподавать будут «первоисточники».

Так и стали там работать «евреи-первоисточники». Кстати, когда свою дочь Светлану Сталин направил на учебу в академию, то ее руководителем тоже был ученый еврей (я застал его в первый год своей учебы. Маленького роста, скромный, немного странный. Вскоре он скончался. Говорили – повесился). Главное же, конечно, не национальность преподавателей, главное то, что это были люди высочайшей квалификации, огромного опыта и ответственности. К этому надо добавить, что в академии были все возможные (и невозможные тоже!) условия для эффективного обучения. Особо это относится к первому ее периоду, в котором она пребывала при мне еще почти десять лет: с 1969 по 1977 год. Потом ее слили с Высшей партийной школой при ЦК КПСС, и переехала она со своего исторического места уютного особняка на Садовой-Кудринской в огромное здание на Миусской площади.

Кратко этот период можно было бы охарактеризовать как «АОН – высшее уникальное элитарное учебное заведение для подготовки руководящих кадров страны». Элитарное по всем составляющим.

Во-первых, и я уже писал об этом, оно было закрытым, с улицы никого не принимали.