Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов

в Жениной мелодии с 1976 года была скрыта жизненная энергия, раскрывшаяся только в 1995-м, интересен и по-своему замечателен.

Самые ранние сочинения (донецкие и даже артёмовские) со времени вступления брата в Союз композиторов всё чаще стояли на пюпитре его несмолкавшего рояля. Однажды, в 1981 году, издательство «Музыка» впервые обратило внимание не только на песни, но и на камерно-инструментальную музыку Евгения Мартынова, издав его Скерцо для кларнета и духового оркестра (то есть аранжированный вариант Скерцо для кларнета и фортепиано). Теперь же, в конце 80-х, Женя пытался найти применение и другим своим инструментальным сочинениям: выгрывался в них, делал исправления в клавирах, собирался оркестровать, советовался со мной, предлагал издательствам. Также и на старых, почти пожелтевших песенных клавирах пятнадцати-, двадцатилетней давности появились новые карандашные пометки и дописки с вариантами иного – музыкального или литературного – развития. Впоследствии мне пришлось этими дописками воспользоваться в процессе подготовки к изданию полного (или почти полного) собрания песен брата и во время работы над симфоническими инструментовками его фортепианной Прелюдии и кларнетного Романса.

У Жени остались неиспользованными многие грустные, но очень красивые мелодии. В последний год жизни он их часто наигрывал и напевал, что-то помечал в нотах, исправлял, менял гармонию, варьировал размер и темп, пытаясь «поймать» нужную стилистику. Правда, всё это Женя делал как-то между прочим, для души, без нажима и насилия над своими, пришедшимися не ко двору, печальными мелодиями. Словно ласкал и тешил своих незаконнорожденных детей, которых никак не решался вывести на люди. В результате подтекстовки одной из таких мелодий, осуществлённой Робертом Рождественским после Жениной смерти специально для концерта его памяти, родилась песня «Я ещё вернусь!». На сцене театра эстрады в мае 1992 года эту песню исполнил – неожиданно для многих – популярный артист разговорного жанра Михаил Евдокимов. Успешный певческий дебют очень вдохновил артиста, и вскоре он записал ещё две песни Евгения Мартынова, стал петь в концертах песни других композиторов и так вошёл в голос, что практически ни один свой концерт не мыслит теперь без песен.

Не могу не обратить внимания и на появление такой перемены в творческих принципах брата, которая в 1989 году позволила ему записать мою песню «Тройка счастья» (на стихи Е. Супонева). Так как Женя значительно доработал «под себя» мелодию и немного текст, я настоял тогда на констатации следующей формальности: раз музыка в песне уже на 50 % не моя, значит, её авторами должны считаться оба Мартыновых, а не я один. В начале 1990 года Женя записал мою песню «Васильковые глаза» (на стихи Ю. Гарина), причём сделал это настолько охотно и удачно, что выразил желание исполнить любые мои опусы. Почти годом раньше он записал на радио мужскую партию песни-дуэта на стихи А. Боброва «Свет воспоминанья». Но (как о том уже говорилось в Главе XVI) попытки записать женскую партию художественного успеха не имели, и я решил отказаться от затеи найти брату партнёршу, соответствующую его манере, эстетике и уровню вокальной техники. «Многострадальный» дуэт мне пришлось записать самому в паре с Аурикой Ротару, когда я собирал материал для своей большой пластинки, вышедшей осенью 1990-го. К слову, именно для этой пластинки Женя сфотографировался последний раз в жизни в профессиональной фотостудии: его лик я поместил на тыльной стороне конверта в ряду с восьмью другими исполнителями, чьи записи вошли в программу диска. А вспомнил я о собственных песнях потому, что брат со времени всесоюзного конкурса в Минске – с 1973 года – практически не исполнял публично «чужих» песен (разве только мог подпеть в общей массовке на сцене или изобразить что-нибудь из русско-советской песенной классики на каких-то общественно-культурных мероприятиях, аккомпанируя сам себе на фортепиано). И вдруг в конце жизни Женина принципиальная позиция по отношению к своему репертуару изменилась. На сей факт обратили внимание и друзья, и недруги, не преминув каждый по-своему на него отреагировать.

Брат же говорил мне спокойно и искренне:

– У тебя столько хорошего материала, что мне просто жаль и его, и тебя! Давай, если хочешь, я буду петь твои песни, раз другие не делают этого или ты им сам не доверяешь… Смотри, если тебе нужно, я с удовольствием исполню и запишу всё, что у тебя пропадает зря…

К великому сожалению, после «Васильковых глаз» Женя успел записать одну лишь «Марьину рощу». Все другие проекты остались только в планах и в моей памяти. Увы, но и записанная братом мужская партия вышеупомянутого дуэта не сохранилась, стёртая звукорежиссёром Тамарой Бриль по причине тогдашнего дефицита широкой магнитной плёнки для многоканального магнитофона.

Упомянув о своей пластинке, я вспомнил и о миньоне «А любовь права», выпущенном «Мелодией» в 1989 году. На этой пластиночке было по две наших с братом песни, а с её конверта глядели два улыбающихся мартыновских лица. Как-то так вышло, что ни я, ни Женя не отсмотрели фотослайды нашей съёмки перед отправкой материалов на завод, доверившись вкусу редакции. Увидав же себя на конверте готовой пластинки, Женя был очень недоволен своим лицом, показавшимся ему слишком полным.

Когда я вскользь в разговоре с редактором «Мелодии» заметил о Жениной реакции на наш миньон, то, помню, эта серьёзная и уже немолодая женщина удивлённо сказала:

– Ну и зря!.. Поверьте мне, такой совместной пластинки и такого милого слайда у вас с Женей больше не будет. Вот увидите, я почти никогда не ошибаюсь. Это очень хорошо, что мы выпустили ваш миньон!..

Не знаю, какой точный смысл редактор вкладывала в свои слова, но они мне запали в душу. К моему горькому удивлению, она оказалась права.

Права оказалась и продавщица из отдела часов ГУМа, когда я принёс ей обратно недавно купленные настенные часы, не желавшие идти. Эти часы я подарил брату в день его 40-летия, и они вроде бы оказались кстати в новой четырёхкомнатной квартире. Да только, будучи повешены над роялем, часы вскоре остановились, и пришлось их принести в магазин.

– Это не к добру, если дарили в день рождения или на новоселье, – между прочим, без особых эмоций заметила продавщица, выписывая мне квиток-направление в гарантийную мастерскую. Дважды или трижды эти часы побывали в гарантийном ремонте, но по возвращении домой неизменно останавливались, превратившись в результате просто в бутафорию.

Да, это было не к добру…

* * *

Однако, как ни больно думать о преждевременной смерти талантливых и близких людей, удивительно светлым и весёлым (порой до несерьёзности) человеком был Евгений Мартынов!

За день до своей кончины он шутил в гостях во время дружеского застолья:

– Жизнь – это затяжной прыжок из… живота в могилу…

Ох уж эти Женины шутки, афоризмы и анекдоты, изливавшиеся из него, подобно песням, сами собой! Мы