Копье и Лавр - Федор Кукин

— Всецело, мой император. Сатрапиды говорят правду: она могла превозмочь чары и поразить колдуна Дарафалла.

— Но как?

— Думаю, владыка, она и сама в чем-то как Дарафалл. Только более естественна. Это не колдовское искусство. Это сама ее суть.

Тамриз молила блаженного Хемена, чтобы отец не заинтересовался, почему она так уверена. Ее связь с дикаркой, эти странные видения и знамения… Отец этого бы не понял. Принцесса и сама до конца не понимала. Могла только предполагать: это началось потому, что они с Гракх познали друг друга и смешали свою кровь.

Принцесса замерла, ожидая ответа отца.

— И ты считаешь, ее сила поможет нам в покорении Ладды?

Тамриз с облегчением выдохнула. Отец думал только об одном.

— Я уверена, что она даст нам куда больше, владыка. Ее сила, быть может, сделает род Хеменидов бессмертными. Нужно лишь захватить ее и убедить служить нам.

Глаза Аббаса зажглись алчностью. Тамриз и не представляла, насколько ее слова попали в цель.

***

Даже у величайших из людей есть тайны, которые нельзя открыть никому. Тайной Аббаса II была болезнь удушья.

Эта хворь мучила его последние три года. Он отходил ко сну в страхе и просыпался среди ночи с чувством, будто горло его забито конским волосом. Всякий день император тщательно следил за собой, боясь, что болезнь застанет его врасплох, и он проявит слабость в окружении подданных. Он добавлял в вино настойки горных трав, дважды в неделю парил тело в горячих водах, но все это помогало лишь на время. Вновь и вновь наступал тот страшный миг, когда воздух отказывался идти в легкие, и приравненный к богам владыка с беспощадной ясностью осознавал собственную смертность.

Дарафалл оказался пока что лучшим из его лекарей. Раз за разом его колдовские снадобья ослабляли хватку болезни. Но этого было мало. Жизнь императора продлевалась, но сознание собственной немощи и бессилия душило не хуже самой хвори.

Но теперь у него появилась надежда. Что если есть способ исцелиться наверняка? И не только исцелиться, но обрести истинную силу богов. Дар, не доступный еще ни одному Хемениду. Вечную жизнь.

Что если он, Аббас II, станет последним, бессмертным властелином империи?

Он стал бы равен самому Хемену…

***

Тамриз замолчала. Только бы не выдать волнения. Только бы он отпустил ее. Разлука с Аристой теперь, когда их связывала неведомая сила, была нестерпимо мучительной. Кошмары, видения, чужие мысли в голове. Хватит! Она должна снова увидеть эту дерзкую сероглазую варварку.

Должна быть с ней.

Должна владеть ею.

— Быть посему. Безмолвные подготовят тебя до холодов. В первый день зимы ты отправишься в тайное странствие в Ладду.

Тамриз хватило хладнокровия, чтобы спокойно прижать кулак к сердцу.

— Я буду достойна доверия отца и владыки.

— Будь осмотрительна, дочь наша. Земли варваров все еще таят для нас много загадок.

— Пусть владыка не беспокоится об этом, — усмехнулась Тамриз. — У меня будет хороший проводник.

***

На самом дне Ямы терзался Баррад Дарафалл.

Когда кинжал девчонки вонзился ему в череп, тайные чары перенесли его с корабля во дворец покровителя. Он был мертв не более мига, но и миг смерти был отвратителен.

За минувшие годы Баррад Дарафалл умирал много раз и многими способами. И всякий раз, возрождаясь, он ощущал ненавистное чувство слабости. Будто бы с каждой упущенной жизнью он становился меньше. Менее сильным, грозным и значимым.

На этот раз он пожалел, что не остался мертвым дольше.

Ярость терзала Аббаса II, и он выместил ее на колдуне, посмевшем вернуться с дурной вестью. Тот остался в живых потому лишь, что его снадобья ослабляли болезнь владыки, и император не мог себе позволить лишиться такого лекаря.

Дарафалла избили палками по животу и пяткам, а потом заковали голого в цепи на дне Ямы. Голова его была закреплена в стальном ошейнике так, чтобы он мог смотреть только вверх. На стене Ямы над ним повесили бурдюк с ядом песчаной гадюки и прокололи в нем дыру. Каждые пять ударов сердца вязкая капля яда падала из бурдюка на лоб чародея. Яд сжигал кожу, оставляя на лбу смрадную язву. Не успевала боль утихнуть, как сверху уже летела новая капля.

Так продолжалось три дня и три ночи.

Силы его иссякли в осаде Орифии; муки от яда было ничем не заглушить. Но в эти три дня мозг чародея жгло кое-что еще, пострашнее любой отравы.

Вопросы без ответа.

Неужели эта девчонка в самом деле Ариста? Неужто сила передалась ей? Что с ней стало после битвы? Где она сейчас?

Ответить было некому, и Дарафалл томился в своей личной преисподней, терзаемый болью, сомнением и неизвестностью.

Знакомые шаги. Кто-то идет вниз по каменным ступеням.

Не повернуть головы, не посмотреть, кто это.

— Уберите яд!

Принцесса. Вот как.

Бурдюк с ядом убрали. Тамриз посмотрела сверху вниз на бледную, нагую фигуру, прикованную к стене.

— Прекрасная Тамриз, — прохрипел Дарафалл. Несмотря на слабость и боль, чародей усмехнулся. — Я сказал бы, что мои тело и дух в твоей власти. Но, боюсь, то и другое сейчас не прельстит тебя.

— С началом зимы я вновь отбываю в Ладду.

Тон Тамриз вовсе не походил на тон той девушки, с которой Дарафалл беседовал месяцы назад. В нем прибавилось воли и жесткости.

— Мне нужен проводник по землям варваров. Можешь послужить мне своим знанием и искусствами. Или остаться здесь и гнить хоть до падения мира. Что выбираешь?

Выбирать было не из чего, и оба это знали. Просто принцесса хотела, чтобы он признал это первым.

— Силы моей жизни принадлежат принцессе, — просипел Дарафалл.

Тамриз подала знак. Двое невольников рассекли стальные обручи, и чародей рухнул на четвереньки к ногам своей новой госпожи.

— Прежде чем я дам тебе, чем прикрыть срам, — Тамриз наклонилась к нему и подняла за волосы, — слушай мой первый приказ.

Ты