Лекарь (СИ) - Смитт Таня

«Говори, как можно тише, Тихон, — прошипел он, странно хмурясь. — и не делай лишних движений. Я возможно, расскажу тебе о текущих событиях чуть позже. А сейчас, прошу последний раз, сядь и не двигайся. А главное, не издавай звуки, Тихон, это в целях твоей безопасности!»

Загрузив меня распоряжениями, Женька погасил фонарик и скрылся за дверью, вновь оставляя меня в полной темноте и одиночестве. Я пошарил лапами по стене, отыскивая место для посадки, и послушно присел на такой же ледяной бетонный пол, расслабленно откидываясь на спину. Сейчас я почувствовал себя в относительной безопасности, во всяком случае, обозленный и резкий Женька виделся мне менее опасным, чем все мои возможные преследователи вместе взятые.

Просидев рекордно долгое время в полной тишине и неподвижности, я почуял настоятельную необходимость размяться, и сделал попытку встать. Одновременно с моими намерениями дверь приоткрылась, и на пороге вновь показался Женька. В этот раз он вернулся не с пустыми руками. Аккуратно опустив на пол свою непонятную ношу, Женька негромко вздохнул и присел рядом со мной, все так же освещая пространство маленьким фонариком.

«Нам придется побыть здесь некоторое время, — пробормотал он, едва шевеля губами, — ни о чем пока меня не спрашивай, Тихон. Но слушай то, что я буду говорить тебе.»

Голос Женьки нисколько не напоминал мне его обычный, мягкий и немного напевный, выдававший в нем уроженца южных краев. Сейчас он звучал глухо и отрывисто, а сам Женька буквально излучал неприкрытую ненависть. На кого она распространялась, я никак не мог сообразить, но то, что это была именно она, угадывалось без слов.

То, что приволок Женька с собой, оказалось довольно вместительной кожаной сумкой, очень похожей на мою, оставленную в столичных высотках месяца четыре назад. Брат не позволял мне даже притронуться к ноше, тщательно охраняя добытое добро. В полном молчании мы просидели с ним до рассвета, а с наступлением утра я разглядел на осунувшейся Женькиной рожице небольшую ссадину.

«Где это тебя угораздило? — прошипел я, помня о предостережении.

«Нигде, — грубо бросил Женька, не удостаивая меня вниманием, — помолчи, очень тебя прошу!»

Брат больше не исчезал, проводя с моей компании все дни, и все также не подпуская меня к сумке. Наконец, по прошествии недели или около того, Женька снова скрылся за дверью, а когда вернулся, то жестом приказал мне подниматься.

«Уходим, Тихон, — прошептал он, пристально глядя на мою рожу, — и да, не забудь вещи.»

Для чего он вводил все эти ограничения, я так и не понял, но, не желая бесить и без того нервного приятеля, я поднялся, и протянул лапу к кожаной сумке. Сумка и в самом деле оказалась моей. С ней я прошел несколько тысяч километров и почти за полсотни лет сумел привыкнуть к неизменной своей ноше. Каким образом она оказалась сейчас у Женьки было самой загадочной загадкой из всех остальных. Даже обнаружение места моего вынужденного заточения я мог объяснить простой Женькиной наблюдательностью. Брат, видимо стал свидетелем моего похищения и выследил дорогу до подвала. Это-то как раз вопросов у меня не вызывало. После пункта о внезапно обретенной сумке, меня мучили вопросы о нашем таинственном перемещении по бетонным коробкам и обязательном молчании, и неподвижности в течении нескольких часов подряд.

Женька вел меня по заброшенным промышленным зонам, уверенно перелезая через бетонные заборы, и минуя полуразрушенные своды покинутых цехов. Наконец, наш замысловатый путь завершился возле насквозь проржавевшей двери, ведущей в некое подобие погреба. Женька решительно потянул на себя дырявую створку и шмыгнул на едва держащуюся лестницу, ведущую в подземелье. Он молча скатился до самого низа, и свернув в полутемный коридорчик, направился дальше, уводя меня от дневного света. Наконец перед нами выросла еще одна дверь, маленькая и относительно крепкая. За ней обнаружилась тесная комнатка, без окон, где, по всей видимости предстояло пожить нам некоторое время.

«Располагайся, Тихон, — наконец проговорил Женька, возвращая себе прежнюю интонацию, — теперь это твой дом. Ну и мой, по всей вероятности. Согласен, комфорта тут маловато, но согласись, это лучшее место, учитывая сложившиеся обстоятельства.»

Я осторожно поставил сумку на железную панцирную сетку и вопросительно уставился на брата.

«Может сейчас ты объяснишь мне, что означали твои военно-патриотические игры? — не сдержал я любопытства»

«Это не игры, Тихон, — неожиданно серьезно проговорил он. — мне бы не хотелось бы возвращаться к этим событиям, но ты должен их знать. Господин Свиридов, как оказалось, не так прост, каким мог показаться в первую встречу. За ним стоит столичный центр по чрезвычайным исследованиям, и это они вынуждены отправлять ему ежедневные отчеты по разработке новых препаратов. Иван Иванович немного поторопился, раскрывая тебе тайные цели Центра, о чем сейчас отчаянно жалеет. Все то время, пока мы прохлаждались на необитаемом острове, а после устрашали Нордсвилл своим пребыванием, он не переставал искать тебя. Я не могу сказать с уверенностью, что для него было приоритетней — уничтожить тебя, или снова включить в рабочую группу. Одно могу сказать наверняка — ты по-прежнему нужен ему. Ему повезло, своей безудержной медицинской деятельностью ты обозначил свое пребывание, и Свиридов немедленно воспользовался этим. Он отправил своего человека, но не учел твоего нового облика и открывшихся вместе с ним возможностей. То снадобье, которое привез тебе в подарок твой нежданный пациент, было рассчитано на людей. На тварь оно подействовало особым образом. Тебе несказанно повезло, Тихон, что я вовремя вернулся и застал вас до того, как на подмогу к твоему гостю подтянулось подкрепление.»

Женька надолго замолчал, заставляя меня снова озвучить свои вопросы.

«За время моих скитаний по городу в поисках жратвы, — задумчиво продолжил Женька, — я отыскал немало заброшек, и всерьез подумывал перебраться в одну из них. Чтобы спрятать тебя, я выбрал самую дальнюю и неприметную из всех. Когда группа поддержки людей Свиридова, почуяв неладное, подтянулась к летней кухне, мы с тобой были уже далеко. Снадобье действовало именно так, как рассчитывал господин Свиридов. Ты полностью подчинялся командам, только исходили они от меня. Мне пришлось привязать тебя, чтобы ты не наделал глупостей снова, Тихон. Ну а потом, я продолжил свои, как ты их назвал, военно-патриотические игры, чтобы запутать следы. И еще мне удалось стащить твою сумку, которую Свиридов, видимо, берёг нежнее и бережнее, самого дорогого из всего сущего. Там все твои реактивы и записи. Я не знаю, как эта сумка оказалась у твоего гостя. Скорей всего, он хотел, чтобы ты, не отходя от кассы, вновь принялся за разработки. А может хотел надавить на больное, взяв ее в заложники. Кто знает… он теперь вряд ли расскажет о своих планах.»

«Не расскажет? — тупо повторил я, и нехорошее предчувствие заворочалось в моей голове, — почему?»

«Ты придушил его, — просто отозвался Женька и скривился от отвращения, — ты сделал это в тот момент, когда гость всадил тебе сыворотку. Я успел насладиться зрелищем. А еще я успел спасти тебя от расправы. Справедливой расправы, Тихон. Скажи мне, что заставляет меня тоже становиться преступником, покрывая твои грехи? И если ты сделаешь это убедительно, я и дальше буду зарывать твое дерьмо, скрывая тебя от закона. Но если твои слова не достигнут моего понимания, нам придется расстаться, дружище.»

Я молча слушал Женьку, не находя не только убедительных слов, но и просто любых слов, способных оправдать мои поступки. Я не помнил ни минуты из того, о чем говорил мне Женька, но и того, что я слышал, было достаточно, чтобы самому сдаться в руки правосудия.

«Зря ты притащил меня сюда, Женя, — наконец прохрипел я, глядя на свои изуродованные лапы. — и да, ты прав, я не знаю таких слов.»

Женька негромко усмехнулся и, оставив на койке небольшой сверток с концентратом, вышел за дверь.