Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

сочащимся жирком и нежным мясом. Отдельно лежали жареные караси, густо пересыпанные хрустящим луком, вареные яйца. Старинный зал давно уже не видел такого богатого стола.

— Старый, ты ешь, ешь досыта, мне еще потом с тобой поговорить нужно…

Смотритель, едва это услышав, тут же вскочил по стойке смирна. Встал и замер в ожидании. При этом осторожно пытался спрятать в карман небольшой кусочек хлеба, незаметно взятый со стола. Сразу видно, что наголодался.

— Спрашивайте, хозяин. Все, как на духу, расскажу.

— Пошли к камину сядем. Там теплее.

Пушкин усадил перепугавшегося старика [он даже думать не смел, что можно в присутствии хозяина сидеть, да еще в хозяйском кресле] в кресло, сам сел в другое.

— Не бойся, старик, не трясись, как банной лист. Чего, не слышал, что такое банный лист? Услышишь еще, когда баню здесь построим, — доброжелательно улыбнулся Александр, пытаясь успокоить смотрителя замка. На того в этот момент аж смотреть было страшно. Напугался, дрожит всем телом, зуб на зуб не попадает. Не понятно, что подумал. — Теперь у тебя со старухой все будет, как в сказке. Хорошо, словом, будет. Слышишь? Вот держи для начала.

Бледному деду в руки лег небольшой мешочек, содержимое которого издавало приятное звяканье.

— Развяжи, развяжи. Это вам на первое время, чтобы не голодали и замок в порядке содержали. Наймите пару человек, пусть убираются и ворье отгоняют от добра…

Старик неуклюже дернул за кожаный шнурок-завязку и из мешочка высыпались небольшие серебряные монетки.

— Сколько талеров, Дева Мария! — ахнул старик, едва не брякнувшись в обморок. — Точно теперь с голоду не помрем… Хозяин, спасибо! Хозяин, я же отслужу!

От душивших его чувств, старик начал сползать с кресла, чтобы встать на колени. Пушкин еле-еле успел его остановить.

— Успеешь еще спасибо сказать… Ты, старый, лучше расскажи мне о старом хозяине и его дружках. Мне все интересно: как часто сюда приезжали, что привозили, что увозили, чем интересным и необычным занимались. Словом, все.

— Я все расскажу, хозяин. Все расскажу, как на духу. Позволь только твою руку поцеловать, — со слезами благодарности на глазах, старик начал ловить руку Пушкина. — Позволь.

— Черт, старый, совсем что ли сдурел? Давай, выкладывай, все, без утайки…

Тот, смотря на поэта, как на святого, начал рассказывать. Говорил быстро, захлебываясь, словно боялся, что чего-то не успеет рассказать или не сможет. В основном, конечно же, нес всякую никому не нужную чушь о голодных временах, о жестоком хозяине и его гостях, о холоде зимой, о высоких ценах на продукты, о своей тяжелой доле. Однако было и кое-что интересное, за что он сразу же зацепился.

— … . Подожди, подожди, старик! — в один момент встрепенулся поэт. — Говоришь, раньше в подвале держали какие-то ящики?

— Да, да, хозяин. Года два — три назад часто деревянные ящики привозили. Что там было, не знаю, никого к ящикам не подпускали. Но по виду очень тяжелые. Их по два бугая, потея и вздыхая, таскали.

Александр задумался. Три года назад, судя по письмам из его кабинета, в Петербурге и появился этот самый магистр, а Пушкин и вступил в орден. Похоже, в эти годы магистр понемногу вывозил из России ценности. Членами ордена были очень богатые люди, для которых и десять тысяч рублей золотом были не деньги. За день могли просадить.

— … Все старом подвале складывали… А пару лет назад все до самого последнего ящика вывезли, ничего не осталось. Подвалы пустые стоят. Вот только…

Видя, как старик мнется, Пушкин кивнул ему:

— Рассказывай, рассказывай, чего там еще? Не бойся, все равно никто ничего не узнает. Твой бывший хозяин уже давно в другом месте, которое отсюда никак не увидишь, — поэт выразительно ткнул указательным пальцем в потолок. — Говори.

— Там было золото и серебро, хозяин, — наклонившись к Пушкину, еле слышно прошептал старик. При этом он испуганно озирался по сторонам, словно кто-то чужой их мог здесь подслушать. — Я один раз в погребе задержался, когда за вином для хозяина ходил. А они, будь неладны, начали снова свои ящики таскать. Вот тогда-то один из ящиков у них упал прямо на каменный пол, и одна доска на крышке сломалась. И когда ящик унесли, то я нашел там в самом углу крошечную золотую монетку…

Давно уже «сделавший стойку» Пушкин, все понял. Это было именно та самая казна ордена Розы и Креста, которую он так надеялся прибрать к своим рукам, а потом пустить на просвещение в России. По всему выходило, что сокровища были здесь, но пару лет назад были куда-то вывезены.

— Куда они все это вывезли, старик? — голос от волнения у поэта осип, чего он и сам не ожидал. Получалось, поиск сокровищ по-настоящему, как какого-то восторженного юнца, увлек и его. — Может быть, ты что-то слышал? Вспоминай! Должен же быть хоть какой-то намек!

Старик некоторое время усиленно морщил лоб, явно пытаясь хоть что-то вспомнить. Наконец, его лицо просветлело, и он улыбнулся:

— Шверин, хозяин. Они говорили, что им засветло нужно добраться до Шверинского замка. Да, точно так, хозяин.

Смотритель замка пытался еще что-то вспомнить, рассказывал про каких-то цыган, что пытались украсть у него старую лошадь. Но, в конце концов, его речь превратилась в бессвязные бормотания, и он уснул. Сказалась жирная сытная пища и конечно же вино.

— Спи, старый, спи, а мне подумать нужно… Дорохов? Миша? — негромко позвал он, вставая с кресла. — Поговорить нужно.

— Я здесь, — негромко отозвался тот, бесшумно появляясь из темноты. Свет от огня камина с трудом освещал половину большого зала, поэтому Дорохов и смог подобраться так незаметно.

— Наша цель Шверинский замок, который, кстати, тоже есть в одной из бумаг. Старик сказал, что ящики с золотом и серебром отвезли туда. Завтра отправимся в Шверин, и посмотрим на его закрома.

Пушкин отвернулся к столу, чтобы взять бокал с вином, как за его спиной раздался тихий смешок. Он резко развернулся и увидел смеющегося Дорохова.

— Быстр же ты, Александр Сергеевич, весьма быстр на решения! Решил и Шверинский замок также в наглую взять, — улыбался товарищ, при этом качая головой. — Нахрапов, надо же! Ха-ха-ха!

— Что за веселье? Нам предстоит дело, которое нужно сделать, — недоумевал поэт. — Не думаю, что возникнут какие-то проблемы.

— Господи, Александр Сергеевич! Ха-ха-ха! И ты говоришь про какие-то