По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

Она уставилась на Сеньку. Сенька всегда почему-то побаивался этой кошки Майи. Сначала ее назвали Май, думая, что это кот. Но, когда она разродилась четырьмя котятами, имя переменили, прибавив еще одну букву.

Она была похожа на призрак, всегда так внезапно возникала.

Сенька смотрел на нее. Она – на него.

– Где Анька? – хрипло спросил он и откашлялся.

Тогда в доме кто-то еще завозился, послышалось шарканье, поскрипывание половиц и вышла заспанная Анька. Она терла глаза и с недоумением глядела на Сеньку.

– Дрыхнешь? – спросил он.

– …Это ты? А я не пойму чегой-то такое – послышалось… или приснилось…

– Ты можешь выйти на пару минут?

– А… чиво?

– Ну, хотел сказать тебе…

И вдруг Сенька разозлился на себя. Чего ему непонятно? Что ему может такое посоветовать эта заспанная глазастая, как та кошка, девчонка с растрепанными волосами? Кто, в конце концов, собирается стать летчиком, он, Арсений Жарковский, или, может, эта Анька Поповна?

Сенька попятился.

– Ты куда? – спросила она.

– Дай чего почитать! – выпалил он.

Анька проснулась окончательно и, потягиваясь, спросила, чего именно ему надо?

– У Беляева в «Вокруг света» ничего нового нет?

– Не-а, – ответила Аня, качая головой.

– Ну… дай «Продавца воздуха».

– Ты же читал.

– Нет, лучше про Атлантиду давай.

– «Последний человек из Атлантиды»? – уточнила Аня.

– Ага. Перечитать охота.

Анька хотела пошутить, но вдруг осеклась и внимательно посмотрела на Сеньку.

– Ладно.

Она порылась на этажерке, потом ушла в комнату и вскоре вернулась с четырьмя номерами журнала.

– Только это не в «Вокруг свете», а во «Всемирном следопыте», – сказала она, протягивая ему журнал.

Сенька кивнул, принимая потрепанные журналы.

– Совсем обложки измочалились, – заметил он.

Анька улыбнулась и хлопнула себя по бокам ладонями.

– Знаешь, сколько раз их брал наш мореход Жемчужный?! Он уже наизусть знает все!

– Ну еще бы… – пробормотал Сенька. – Спит и видит себя тем профессором с экспедицией… в Вержавск, – неожиданно закончил он.

Анька засмеялась.

– А что, может, и есть тоже рукопись Вержавска, как Атлантиды… – Она немного подумала. – На бересте!

От Аньки вкусно пахло молоком. И она вдруг предложила:

– Хочешь молочка холодненького?

– Не, – отказался Сенька. – Пойду читать про атлантов и этого… – Он быстро пролистнул один номер, другой, пробегая глазами строчки, и нашел: – Раба Адиширу-Гуанчу.

– Адиширну, – поправила она его.

– И царицу Сель.

– Она еще только царевной была, – откликнулась Аня, задумчиво глядя на Сеньку.

На улице Сенька увидел Пелагию, все копавшуюся в земле, и Романа Марковича, перевернувшего велосипед кверху колесами и склонившегося над ним. Он оторвался от своего занятия и взглянул на Сеньку.

– В чем алчба? – спросил, показывая глазами на журналы.

– Беляев, про Атлантиду, – ответил смущенно Сенька.

Роман Маркович улыбнулся в усы, их он все-таки оставил, а густую красивую бороду начисто сбрил.

– Понятно. Страсть к чтению похвальна, конечно, но все-таки надо разнообразить его, – с легкой укоризною проговорил он. – Хотя лакомства ведь нам никогда не надоедают, верно? Ладно, ступай. А то как бы еще один чтец не поспел за этими же пряниками.

И Сенька вышел за калитку, сказав в сторону Пелагии «до свидания».

Она не разогнулась и не ответила.

Сенька шел с журналами, поглядывая на обложку верхнего. Там был изображен свирепый динозавр, выбегающий из джунглей и преследующий человека, схватившегося в диком отчаянии за голову.

«Вот-вот…» – думал он.

Но каков дурак, поперся к девчонке, Поповне. Испросить дозволения на донос? Мол, благослови, Поповна, а может, и твой батюшка старое вспомнит и благословит?

Почему донос? А может, просто отречение?

Сам-то Роман Маркович тоже взял да и отрекся ради будущего дочкиного. Да и своего. Ведь церкви всюду обдирают, закрывают, попов кулачат. Скоро и здесь прикроют. Я бы тоже выбрал на его месте школу. Это же интереснее. Чем служить неизвестно кому и чему.

Но… чего ж мне отрекаться от Евграфа-то?

Этого Сенька понять не мог.

Вечером вернувшаяся с работы Фофочка умыла лицо и руки под рукомойником в сенях и устало прошла в дом. Пора было ужинать. Все приготовил Евграф, он занимался домашним хозяйством, чистил хлев, – Семен отдал им поросенка, кормил кур и гусей и телку, подаренных свояком Дюрги. Еще он пек хлеб, научился у бабки Устиньи да и полюбил это дело. Хлеб у Евграфа получался легкий, пышный, с поджаристой корочкой, пшеничный и ржаной. Пшеничный круглый каравай он называл почему-то петухом, а ржаную буханку – курочкой. Вот и была у них всегда на столе петушатина да курятина.

Но скоро с вынужденной безработицей Евграф хотел покончить. Ему написал из Демидова прежний редактор. Он предлагал переезд в Демидов и работу в тамошней газете и в сельхозтехникуме. Фофочка была рада, это сулило освобождение от многого. Варька тоже радовалась. Все-таки Демидов город, а не село, хотя и дальше от Смоленска. А Сенька не знал, хочется ли ему уезжать. Жемчужный завидовал ему снова, ведь Демидов много ближе к Вержавску, всего-то и надо подняться сорок километров вверх по речке Гобзе. А если на велосипеде, так и того ближе. Но все-таки Каспля казалась ему желаннее. Да, село, но большое, видное. На огромном озере. К Смоленску ближе. Здесь все привычное, друзья: Жемчужный, Анька с библиотекой ее отца. Да говорят, в Демидове книг больше в библиотеке. Там кирпичный завод, лесопильный, куча всяких мастерских и даже гармонная фабрика. Ну и действительно, лучше уж, как говорится, замести следы. Там можно будет заново создавать анкету, творить биографию. И Сенька тоже начал ждать переселения.

Правда, затеянное Машуком расследование, откладывало переезд, – иначе это будет похоже на бегство, говорил Евграф.

Все уселись вокруг круглого стола на качающихся гнутых ножках, – под них подкладывали щепки, бумажки, но те рано или поздно выскакивали, и стол почти вертелся, как у мракобесничающих спиритов, по замечанию любознательной Варьки.

– Это хто такие? – спросила Фофочка. – Самогонщики?

Варька и Евграф засмеялись, а Сеньке было невдомек, о ком это речь.

– Те, кто вертят стол, – объяснила Варька.

– Зачем? – удивилась Фофочка.

– Чтобы предугадать будущее аль побалакать с помершей родней, – сказала Варька. – Может, спробуем?

– Чиво?

– Повертим?

– Вызовем бабу с дедом? – тут же подхватил Сенька.

– Откель ты знаешь, что они мертвы?! – накинулась на него Фофочка. – Типун тебе на язык.

– Так вот и узнали бы…

И теперь, как стол качался, Сенька сразу начинал думать про это, они переглядывались с Варькой значительно, пряча улыбки. Но в этот вечер Сеньке было не до улыбок. Он старался ни на кого не глядеть, а смотрел на поджаренную до хруста картошку с луком, на черный ноздреватый хлеб – ржаную курочку.

Варька что-то стала рассказывать про подружку, но