По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

Фофочка ее перебила, спросив Евграфа о тёлке. У той, похоже, началось вздутие рубца. Говорят, это от того, что еда слишком грубая. Уже два дня теленок тяжко дышал и страдал вздутием.

– Поил молоком? – спрашивала Фофочка.

– А как же, – отвечал Евграф, цепляя вилкой картошку.

– А жамкал вздутье?

– Жамкал.

– Ну пущала она газы?

– Ой, мама, – молвила Варька, поджимая губы.

Фофочка перевела глаза на нее.

– Чиво тебе?

– Ничего. Можно и потом обсудить.

Фофочка с непониманием глядела на нее еще некоторое время и снова обратилась к Евграфу:

– Мне Маланька Терехова совет дала скармливать маслом.

– Ой, все этой телке, и молоко, и масло, самим не хватает, – сказала Варька.

– Маслом растительным, – откликнулась Фофочка.

– Сколько? – уточнил Евграф.

– Да стакан.

Помолчали, хрустя поджаристой корочкой картошки. Ели ее с кислой капустой и солеными огурцами, что увезли с хутора в ту ночь. Огурцы и капусту не конфисковали. Хотя у других забирали все, и сало, и яйца, и хлеб.

– Ее все одно надо продавать, – сказала Варька. – Куда мы ее потащим в город?

– Фу ты, матушки мои, – отозвалась Фофочка. – Нашла город.

– А что же? – насупленно спросила Варька.

– Да одно название. Такая же Каспля. У всех огороды да дворы, скотина, птица. Так ведь, Евграф?

Тот кивнул.

– Да и еще и неизвестно-то, сколь тута провозимся, – заметила Фофочка и перевела взгляд на сына.

Тот взглянул исподлобья, опустил глаза.

– Он тебе об этом не сказывал? – вдруг спросила она, не спуская глаз с Сеньки.

Тот молча ел.

– Сеня, к тебе говорю.

Он передернул плечами, мельком глянул на мать.

– Ну чего?

– Говорю, не определил чего Машук-то? – спросила Фофочка.

Сенька молчал.

– Ай не слышишь?

– Да чего тебе?

– Об чем толковал Машук? – спрашивала безжалостно Фофочка. – Почему не рассказываешь? Лизка Заманиха вас видала, как с речки шла. Грит, с речки шла, толковали, а потом и сами вместех пошли к райкому. Она уже из хаты видала.

– Шпионит? – буркнул Сенька.

– Глаза не зашнурованы, – ответила мать. – Так об чем у вас?

Евграф, медленно жуя, поднял синие глаза и близоруко уставился на Сеньку. Он за столом снимал очки, чтоб не туманились от пара, не забрызгивались жиром.

Сенька помрачнел еще сильнее.

– Чё дуешься, ровно индюк?! – одернула его мать. – Или уже под секретом?

И Сенька вдруг кивнул. Все замерли, глядя на него.

– То исть… как же это? – растерялась Фофочка.

– Под секретом и есть, – сказал Сенька. – Весь разговор.

– Ты подписал бумагу какую? – спросил Евграф.

– Не. Так. На слове.

Евграф усмехнулся и сделал вилкой жест, как бы отметая такую подписку.

– Действенна только бумага.

– И потому… говори-ка все как есть, – потребовала Фофочка, глядя во все глаза на сына. – Все как на духу.

Сенька затравленно посмотрел на нее.

– Да что там говорить, ну?! Выспрашивал он…

– Про чего?

– Про все. Про Дюргу, Семена. Про Евграфа.

– Ну… а ты?

– А чего я?.. Я ничего. Так… мямлил чего-то. Ни бе, ни ме, ни кукареку.

– Зачем он повел тебя в райком? К себе?

Сенька подумал и кивнул нехотя.

– А там чего?.. Да говори ж ты, сотона! – воскликнула в сердцах Фофочка. – Как будто клешшами тяну. Не темни. Выкладывай.

– Да ничего… – Сенька сглотнул. – Тож да потом…

– Ну а все-таки? – спросил и Евграф.

– Говори, темнила! Всю правду, как она есть, – потребовала Фофочка и пристукнула кулаком по столу. – С живого не слезу.

Сенька озирался, как волк в овчарне. Щеки его горели.

– Пусть она уйдет! – сказал, кивнув на Варьку.

Та сразу сделала хныкающее лицо.

– Чего? Чего меня? Куда я?

– Варька, уйди, – сказал Фофочка.

– Ах так! – крикнула та и вскочила, двинула табуретку и кинулась вон.

Но тут же побежала обратно, схватила кофту и, натягивая ее, тяжело прошагала к двери, со скрипом раскрыла ее и с силой захлопнула.

– Да ты всю эту халупу завалишь, верзилка! – крикнула ей вослед Фофочка. – Попотамка!

Она обернулась к Сеньке и уставилась на него со всей строгостью. Глядел на него и Евграф. Путаясь и сбиваясь, Сенька все выложил начистоту.

Повисло молчание. Слышно было, как тикают ходики на стене и кто-то ходит по крыше, что ли, какая-то птица будто цокает когтями. А как она может цокать, ежели крыша-то соломенная?..

– Ну… – Фофочка набрала воздуху. – Ну… живоглот поганый. За детей взялся, ирод. Что ж это за власть такая? – Она смотрела на Евграфа.

Тот сидел, поглаживал усы.

– Чего теперь ты как рыба задохлая? – спросила она Евграфа.

– Давайте чай пить, – ответил Евграф, вставая и уходя к печке.

Вернулся он с небольшим медным мятым самоваром, водрузил его на качнувшийся стол.

– Того и гляди запрокинется, – сказала Фофочка.

Она молча наблюдала, как из краника льется чай, заваренный чабрецом и зверобоем, собранными летом самим Евграфом. Пахло немного терпко и обещающе.

– Власть здесь ни при чем, – сказал наконец Евграф.

– А кто жа? Пушкин?

– Таков Машук, – сказал Евграф и, положив в рот кусочек сушеной свеклы, которую использовали вместо сахара, и, прихлебнув чая, добавил: – И я.

– Чего ты? – не поняла Фофочка, тревожно глядя на него.

– Да все это дело только на мне и держится. Из-за меня и заведено, – сказал он твердо.

– Ну ты, что ли, попа звал?.. Иль про царя пел?

– Это неважно, – отозвался Евграф спокойно. – Спьяну чего не бывает. На то она и русская свадьба. И для Машука это только предлог.

– Под такой-то предлог да стоко народу хочет пересадить! – воскликнула Фофочка. – Даже, вон, мальца затягивает, как колесо мельницы. И ведь посодют! Нарыв-то той смоленский как резали-рвали, больших партейных людей не пощадили. А тут? Мелюзга же. И не заметят, как смелют в труху, а ветром дальше и сдует. И поминай как звали.

– Там за дело шапки посшибали, – убежденно сказал Евграф. – Мне рассказывали гости из Смоленска… Да и писали об этом много, и «Рабочий путь», и «Западная область»… Про катушечную фабрику, где процветало воровство да шли бесконечные пьянки с танцами на столах комсомолок…

Тут Фофочка озабоченно оглянулась на Сеньку. Сенька набычился, шумно засербал чай. Уши у него горели.

– Да и весь Смоленский уезд опух. Взятки, оргии да смычка с кулаками, бывшими помещиками, растраты. Даже связь с лесными бандитами выявили. А губернское руководство благодушествовало, извращало реальность в своих докладах в центральные партийные органы… Ну и сняли да засудили секретаря губкома Павлюченко, членов бюро, заместителя председателя губисполкома Мельникова да и прочих ответственных лиц. И поделом.

– Поделом и поделом, – нетерпеливо отозвалась Фофочка. – А что сыночку-то делать?.. Ведь и точно у него на уме одни еропланы. И старательно учение одолевает, все за учебниками тыми сидит. А