По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

так и не обновившийся. На руку кулаку играл. Впал в правый уклон, готовил кулацкие мятежи по всей стране. Была у него и партия даже своя: Трудовая крестьянская. В ней-то и заправляли землемеры.

– Ну так не ты же!

Евграф вздохнул, зашевелил русыми торчащими во все стороны усами, уставился в окно. Наконец ответил:

– Но Машук, видно, того и добивается…

– Чего?

– Да чтобы и меня загнать в тот гурт. – Он перевел светло-голубые глаза на Фофочку. – Ведь тут что… Ведь все дело во мне, а не в той же Алёне или в Фейгеле с ребятами и даже не в Дюрге. Во мне, и только.

– Как… в агрономе… то бишь… в землемере? – спросила с отчаянием Фофочка.

– Нет. Как в шкрабе, который не уберег его дочь…

Вернувшийся с улицы и таившийся все время в сенях Сенька увидел высунувшуюся мордочку крысы, не удержался, схватил лежавший на полочке увесистый амбарный замок, выждал, пока крыса вся выйдет и запустил в нее. Крыса тут же шмыгнула назад, в щель в полу.

– Это хто там войну устраивает? – крикнула Фофочка.

И Сенька вошел в дом.

Наконец Машук, как его все звали между собой, допросил и Сеньку. Но его он не вызывал в свой кабинет, а вроде случайно встретил на улице. Сенька, правда, был не один, с Ильей. Но Машук, когда они поздоровались, сказал Илье, чтоб он ступал домой, и тот сразу послушно потопал дальше, ни разу не оглянувшись. А с Сенькой Машук заговорил.

Был Машук невысок, плотно-коренаст, смугл, носат. Маленький подбородок и общее выражение лица как будто настраивали на легкость общения, он казался человеком не то что добрым или мягким, но дружественным, не хищным. Но в то же время весь он как будто странно шевелился от пяток до кончика носа. И это беспокоило. А может, конечно, все дело было в его должности и работе. На нем была простая летняя гимнастерка белого цвета, с красным кантом по воротнику, белые брюки и черные начищенные ботинки. В руке он держал белую фуражку со звездой.

Он прихватил Сеньку за рукав, проговорив с белозубой улыбкой:

– Ну а ты, это самое, не торопись, Арсений Евграфович.

Сенька глянул на него искоса и, сглотнув, хотел сказать, что не Евграфович же он, а по батьке – Андреевич. Но не смог, как-то горло сперло.

Машук поднял глаза, следя за реющими в небе стрижами.

– К доброй погоде. Ишь, как самолетики. Истребители… – Он сощурил один глаз. – И-пять? Угадал?

Сенька мотнул головой.

– Не-а.

– Шесть? Или, какие уже там модификации? Я же, как говорится, рожденный ползать по грешной земле, а не летать. Не слежу.

– Уже есть И-пятнадцать, – сказал Сенька.

– Ага! Так значит, пятнадцатые! – воскликнул Машук, указывая пальцем на стрижей.

Но Сенька отрицательно помотал головой.

– Что не так? – спросил Машук.

– Пятнадцатый полутороплан.

– А, то есть с двумя крыльями?

Сенька кивнул.

– А эти? – снова спросил Машук.

– Ну… Шестнадцатый, – сказал Сенька, тоже следя за стрижами. – Моноплан.

– Какая ж у него скорость?

Сенька пожал плечами.

– Да… за триста, верно, кэмэ.

– А высота?

– Ну… под десять тысяч.

Машук достал серебристый портсигар, вынул папиросу, постучал мундштуком о портсигар, дунул в него, смял гармошкой и прикурил.

– Какие у тебя сведения! – засмеялся он с дымом. – А ну признавайся, это самое, откуда? – Он прицельно сощурился с улыбкой.

Сенька смутился.

– Да… это… так… Слыхал.

– От кого? – быстро спросил Машук, блеснув золотым боковым зубом.

Сенька оторопело взглянул на него и ответил, что не помнит.

– Ну, ну, – сказал Машук. – Те-те-те… Много ль тут у нас людей, интересующихся самолетами?

– Да все пацаны, – тут же ответил Сенька, оживляясь.

– А-а… Но таких-то, как ты, – немного. Кто так целенаправленно движется к поставленной цели. Молодец, молодец, – говорил Машук, приобнимая Сеньку и увлекая его по дороге. – И учеба у тебя на высоте. И физическая культура тоже.

По дороге тарахтел грузовик. Оба остановились и смотрели на него. Он проехал мимо, обдав их пылью. Шофер даже не взглянул на них.

– Ну вот, выделили и Каспле авто, – сказал Машук. – А скоро везде будет техника. И на земле в колхозах, и в небе, везде. Промышленность набирает обороты. Сеялки, трактора, комбайны – и уже не американские «хольты», а наши «коммунары», «сталинцы».

Машук сошел с дороги, уводя Сеньку на аллею, устремленную к реке.

– Ну тебя-то в первую голову интересуют небесные авто, – сказал он с улыбкой. – Хотя в летное училище не так-то просто поступить, не про-о-сто. И не только по физическим данным, они-то у тебя отличные. И не по знаниям, ты хорошо учишься, много читаешь. И даже на немецком. – Машук вопрошающе смотрел на Сеньку, подняв брови.

Сенька удивленно взглянул на него.

– Не! – воскликнул он. – Откуда?

– Ну как же… А книга Отто… как бишь его?

– Лилиенталя?

– Именно! Как она там называется?..

– Книга? «Полет птиц как основа искусства летать».

– Да, она.

Сенька махнул рукой.

– Я ее не читал. Не дошла книжка из Москвы, затерялася.

– Угум, – отозвался Машук. – Но ведь она не переведена.

Сенька быстро взглянул на него.

– Книжка?

– Да. Кто ее пересылал?

– Родственник Ильюхи, Игнат. Он студент.

Машук кивнул.

– Знаю, знаю. И он вам не сообщил, что книга на немецком? Оригинально… И, в общем, здорово. Подвигает к глубокому изучению. Стал бы изучать со всем рвением?

Сенька глядел на него пытливо и кивнул.

– И правильно, – одобрил Машук.

Навстречу им шла баба с корзинами простиранного белья. Поклонилась.

– Здрасте, Юрий Максимович!

Он кивнул. За бабой семенили малые босые дети в рубашках, мальчик и девочка.

– Правильно, – повторил Машук, отстреливая окурок в траву. – Врага надо изучать со всей возможной тщательностью. – Тут он засмеялся какой-то своей мысли и сразу высказал ее: – Хорошо, что мы живем не на Дальнем Востоке!

Сенька так и не понял, что он хотел этим сказать.

Они вышли к реке. Над водой кружили чайки. Влево река, расширяясь, уходила в озеро. Справа горбатился высокий берег, поросший темным бором. Под соснами маячил рыбак с удочкой. А уже на озерной ряби темнела чья-то лодка.

– В Горбуны больше не плаваете? – спросил Машук, приближаясь к старой лавочке и опускаясь на нее. – Садись, в ногах правды нету. Иногда и в голове. Бывают такие субъекты. – Он снова засмеялся. – Но я не о Марте Берёсте! Не подумай. Она-то по жизни была сказочница. Как Пушкин родился Пушкиным, так она – Берёстой.

Сенька присел на скамейку, соображая, откуда ему все досконально известно?

– Так о чем это мы толковали… – Машук посмотрел под ноги, двигая мысками ботинок. – Да,