Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

Бронка приподнимает бровь.

– Некоторые, возможно. Но я всегда считала, что именно те, кто так думает, и затевают все драки. – Бронка пожимает плечами. – Жестокие люди знают, что такие ребята иногда вырастают – если жестокие люди не успевают их убить, – и тогда они могут исправить мир там, где он сломан. А если таких ребят станет достаточно, то жестоким людям придет конец.

– Это уж точно журавль в небе, – говорит женщина. Бронка чуть хмурится, озадаченная странной формулировкой. – Жестокость – прирожденное свойство людей.

Бронка сдерживает желание рассмеяться. Она всегда терпеть не могла подобную грошовую «мудрость».

– Нет. В людях нет ничего неизменного, и со временем преображаются даже скалы. Мы тоже можем изменить в себе все что угодно. Нужно просто захотеть. – Она пожимает плечами. – Людей, которые утверждают, что перемены невозможны, обычно все устраивает.

Это камень в огород женщины с ее дорогим костюмом, стервозно-профессиональной стрижкой и арийским образом, к которому она, похоже, стремится. Всю жизнь Бронке приходилось остерегаться таких, как она, – «феминисток», рыдавших, когда другие разоблачали их расизм; филантропов, которые не желали платить налоги, но зато хотели поэкспериментировать на детях из бедных государственных школ; врачи, которые «помогали» женщинам в резервациях, стерилизуя их. В общем, белых Бекки. Поэтому Бронка больше не будет так называть Ицзин. Это имя должно быть зарезервировано для тех, кто его заслуживает.

Женщина открывает рот и только затем улавливает, на что намекает Бронка. Однако вместо того, чтобы пропустить ее слова мимо ушей или съязвить, она ухмыляется. Ее рот растягивается так широко, что обнажает почти все зубы. И как у нее только лицо не треснуло? Боже.

– Я – Белая, – говорит она, протягивая Бронке руку. Бронка на миг приходит в замешательство, но женщина прибавляет: – Из фонда СНЛ. Доктор Белая.

Бронка пожимает ей руку.

– Доктор Сиваной, – тоже делая ударение на первом слове и улыбаясь, говорит она. Еще Бронка переходит на свой «белый» голос, поскольку, похоже, вечеринка принимает именно такой оборот. – Но, пожалуйста, не стесняйтесь называть меня Бронка.

– Директор Бронка. – Женщина все так же улыбается, демонстрируя все зубы. – Насколько мне известно, вы вчера беседовали с моими друзьями. С прекрасными молодыми художниками.

Твою ж… Бронка продолжает улыбаться, но уже через силу.

– С «Альтернативными Творцами», да, – говорит она, намеренно упоминая название коллектива, хотя молодые люди его и не упоминали. – Боюсь, политика нашего Центра, направленная против распространения нетерпимости, не позволяет нам принять их работы.

– О, но ведь нетерпимость – столь расплывчатое понятие, если говорить об искусстве. – Женщина слегка морщит нос, продолжая широко улыбаться. – Что это – пародия или серьезное произведение? Может быть, они так хотели бороться с нетерпимостью.

– Возможно. – Бронка тоже все еще улыбается. На профессиональной арене улыбка – это оружие, которым тоже можно хорошенько приложить. – Но наша политика основывается не на намерениях, а на результатах. – Бронка пожимает плечами. – Существуют способы разрушать стереотипы, не подкрепляя их. Хорошее искусство должно быть многослойным, а не бездумно изрыгать повторение статуса-кво.

– Многослойным, – говорит доктор Белая, и ее улыбка наконец исчезает. На секунду она кажется усталой. – Да. У бытия так много слоев. Уследить за всеми так трудно. Так что давайте сделаем все проще. – Она поворачивает планшет так, чтобы Бронка смогла увидеть прижатый к нему чек. Нахмурившись, Бронка наклоняется, чтобы рассмотреть его получше, – и застывает, увидев сумму.

– Двадцать три миллиона долларов, – проговаривает Белая. – Кажется, этого хватит, чтобы покрыть бо́льшую часть ваших операционных расходов и капитальных затрат на несколько лет вперед? Впрочем, есть подвох. Естественно.

Бронка смотрит на чек. Она никогда не видела столько нулей, выведенных рукой. Белая пририсовала к ним маленькие каракули – зрачки внутри кружочков, чтобы те стали похожи на выпученные глаза, и маленькие бровки над ними, попарно. Впрочем, с нулями, обозначающими центы, она переборщила, проставив в каждом сразу несколько зрачков. Из-за этих художеств Бронка хмурится и поднимает взгляд на нее.

– Это что, шутка такая?

– Нет. Вы предпочитаете банковский перевод? – Белая склоняет голову набок. – Вам должны были позвонить из исполнительного комитета, предупредить, что я приду, – и подтвердить, что средства, которые предлагает мой фонд, очень даже существуют.

Вот черт. Бронка вспоминает, что не дослушала сообщение Рауля. И все же. Это наверняка розыгрыш. Иначе и быть не может. В некоммерческих организациях такое иногда случается – кто-нибудь поманит их денежками, чтобы они наняли некомпетентных родственников, или назвали здания в честь мертвых педофилов, или еще что-то в этом духе. И иногда приходится немного прогнуться. Таковы издержки этой работы – чтобы ее продолжать, нужно выпрашивать деньги. Но это приходится делать не так часто, как думают многие.

– Позвольте, я удостоверюсь, что правильно вас понимаю, – говорит Бронка. Она все еще улыбается, но уже натянуто. – Вы хотите пожертвовать Центру искусств Бронкса деньги? Двадцать три миллиона? Мы, конечно, счастливы, но… вы упомянули какой-то подвох.

– Верно. – Улыбка снова наползла на лицо Белой, уже не такая широкая, но зато хитрая и самодовольная. – Мы всего лишь хотим, чтобы в вашей галерее нашлось место для нескольких работ «Альтернативных Творцов». Не для тех, которые вам так не понравились! – Она поднимает руку, едва Бронка успевает открыть рот. – Вы уже объяснили политику вашей организации, и я с ней полностью согласна. Но у них есть множество произведений помимо тех, что они показали вам вчера. Уверена, что среди них найдется хоть что-нибудь, почти свободное от предрассудков. Скажем, давайте вы выставите три их работы. Всего лишь три.

Звучит разумно. Предложения ступить на скользкую дорожку всегда так звучат. Бронка прищуривается.

– Я видела их ролики. В этом вся их фишка – они пытаются доказать, что их дискриминируют, потому что они – богатенькие белые ребята…

– Так выставьте их работы и докажите, что они не правы. – Доктор Белая смотрит на Бронку так, словно это самое очевидное решение.

– Доктор Белая, боюсь, работы ваших друзей попросту плохи. Я поэтому им отказала. – А плохи они потому, что их создатели – кучка богатых белых парней, которые создают свои творения ради розыгрыша… и, судя по всему, ждут, что состоятельная покровительница откроет перед ними все двери.

Белая вздыхает, опуская планшет.

– Послушайте, мы обе понимаем, что порой приходится идти на компромисс. Мои условия не так уж сложны: выставьте три работы, получите двадцать три миллиона. Без ограничений по использованию.

Без ограничений? Теперь Бронка точно в это не верит. Филантропы считают, что некоммерческие организации не умеют распоряжаться деньгами – или что их попросту рассуют по карманам. Бронка уверена, что они сами бы так поступили, появись у них такая возможность, и потому думают, что у всех остальных точно такой же испорченный моральный компас. Пришло время поговорить начистоту.

– Вы-то что с этого получите? – требовательно спрашивает Бронка. Ее голос звучит воинственно. Да и улыбка уже испарилась, потому что она терпеть не может, когда ей морочат голову. – Эти мальчишки что, ваши родственники? Или вы из какой-то религиозной секты?

Теперь доктор Белая улыбается уже с жалостью.

– Нет, нет, ничего подобного. Просто я верю… в равновесие.

– И каким же образом… – Так, ладно, это бессмысленно. Пытаться урезонить шовинистов всегда гиблое дело. И Бронка уже предвидит, что исполнительный комитет просто взорвется, если она откажется от этого пожертвования. Чувствуя собственное бессилие, она вздыхает и потирает глаза. Все же уступка действительно небольшая, не так ли? Ну пусть на стенах несколько недель повисят ужасные картины, зато они получат столько денег, что несколько лет смогут поддерживать Центр на высочайшем уровне, даже если город урежет финансирование. С такими деньгами Бронка смогла бы по-настоящему изменить жизни тех, кто здесь живет. Она наймет больше сотрудников, наконец даст Венеце