Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

и тем, что стала одним лишь Бруклином. Она всегда могла позаботиться о том, что принадлежит ей, и этого всегда было достаточно.

Поэтому она чувствует, как икс-образные пауки ползут по зданию, и чувствует, как они останавливаются и визжат, когда их уничтожают волны бруклинского духа, одна за другой исходящие от старых домов. И от квартала, и от окружающих районов. Бед-Стай, шевелись или подыхай. Краун-Хайтс, вставай. Флэтбуш, действуй. Она объединяет их все, от Гринпойнта до Кони-Айленда, от Бруклин-Хайтс до Восточного Нью-Йорка. Она вкладывает всю волю в одно желание: чтобы заражение, поразившее бо́льшую часть ее города, исчезло. Пусть оно не хочет свалить к себе домой, но оно должно убраться к чертовой матери из Бруклина.

У нее получается – но на большее сил не хватает. Когда волна энергии достигает границ боро, у Бруклин не получается продвинуть ее дальше. Она и так уже сделала много – в одиночку, без поддержки других, – отчего остается совершенно опустошенной. Она валится на пол, едва ощущая руки подбежавшей Жожо, слышит, как отец зовет ее, но у нее не хватает сил ответить.

Однако Бруклин усмехается, даже несмотря на то что в ее глазах темнеет.

– Мастерство не пропьешь, – бормочет она, слыша, как в комнату с громким топотом врывается Манхэттен.

Жожо в панике.

– Какое мастерство? Мама? Дедуля, мне ее не поднять…

– Дай ей отдохнуть, – говорит Манхэттен. Бруклин чувствует, как его рука касается ее руки, и от него к ней начинает перетекать некая энергия. Бруклин в ответ чуть вздрагивает, потому что многое в этом парне пугает ее до глубины души, – но его голос звучит мягко, и ей приятно осознавать, что она сражается не в одиночку. Мэнни передает ей достаточно сил, чтобы оттащить от края комы в обыкновенный сон усталого человека. К ней приходит озарение: именно это, только в большем масштабе, им всем нужно будет повторить с воплощением всего Нью-Йорка, когда они его найдут. Их прикосновение точно так же придаст ему сил, а он, в свою очередь, придаст сил им всем. Тогда они смогут защитить весь город. Скоро. Хорошо.

Засыпая, она улыбается и не забывает закончить свою победную рифму:

«…Так что не пытайся снова проехаться по Бруклин».

* * *

Бруклин вылезает из постели лишь к вечеру следующего дня. Да уж, встали пораньше, чтобы найти Бронкс, называется.

Но затем она выходит в столовую и обнаруживает, что Жожо, ее отец, Падмини, Манхэттен и даже семейный кот по кличке Свитер молча сидят в гостиной вокруг кофейного столика. Они смотрят на какое-то официальное письмо, уже вскрытое и лежащее перед ними, – должно быть, отец вытащил его из дневной почты.

– Что случилось? – спрашивает Бруклин, прошаркивая вперед. Она шевелится, но все еще чувствует себя уставшей, и половина ее мышц болит от чрезмерной нагрузки. Немолода она уже, чтобы по ночам устраивать межпространственные рэп-батлы. Но через секунду Бруклин сосредотачивается – до нее наконец доходит, что она видит. Разорванный конверт заказного письма. Разъяренный вид ее отца. – Папа? Что…

– Это официальное уведомление о выселении, – говорит Клайд Томасон.

– О выселении? Пап, это же бред. Мы ничего не арендуем. Эти здания давным-давно выкуплены в собственность.

У Жожо такой несчастный вид, что Бруклин подходит и кладет руку ей на плечо. Девочка произносит:

– Да, но какое-то городское агентство говорит, что мы не заплатили долги по налогам или что-то в этом роде…

Бруклин ничего не может с собой поделать: она хихикает. Родные всегда посмеивались над ее причудливым стремлением как можно скорее оплатить все счета. Не любит она, когда над ней висит дамоклов меч неоплаченных долгов.

– Да это же розыгрыш. Кто-то решил пошутить над нами, пап. Проверь номер в письме или как имя написано. Возможно, это ошибка.

– Я позвонил в городское правление. – Он берет письмо и трясет им. – Понадобился час, но я смог добиться, чтобы меня соединили с живым человеком. Документы уже оформлены. Этот дом и соседний уже проданы, их увели у нас прямо из-под носа. Они что-то наплели мне о передаче права собственности третьей стороне, или как это там называется… – Его голос прерывается. Он держит себя в руках, но Бруклин хорошо знает своего отца – он на грани. – Нам нужно съехать до конца недели, или они придут с полицейскими и выставят нас.

Слишком ошеломленная, чтобы ответить, Бруклин берет письмо. Читая его, она понимает – это правда. Ее дом больше ей не принадлежит. Его украли и продали прежде, чем жертвы преступления заметили кражу.

И знаете, в чем самая большая наглость? Имя вора написано прямо в письме, черным по белому: «Фонд “Сделаем Нью-Йорк лучше”».

Глава девятая

Лучший Нью-Йорк не за горами

За ночь никто не сжигает Центр, и его резиденты не сообщают ни о чем подозрительном или вредительском, когда Бронка поздним утром приходит на работу. После беспокойной, бессонной ночи она засыпает на ходу. На нее ничто не нападало, но все же она переживала и получила в качестве сувенира мешки под глазами. В офисе ее ждет голосовое сообщение от Рауля, председателя исполнительного комитета: «Бронка, я уважаю твое мнение о коллективе “Альтернативных Творцов”. Мы не можем потворствовать предрассудкам в любом их проявлении. Но, как я уже говорил Джесс, коллектив связан с потенциальным спонсором, который…»

– Бла-бла-бла-бла, – говорит Бронка и прерывает сообщение, не дослушав его. Рауль любит говорить много и без толку. Бронка все еще в ужасе от того, что Ицзин с ним спит. Конечно, Бронка ко всем хренам относится прохладно, но даже первоклассный хрен того не стоит, если он прилагается к столь раздражающему типу.

В голосовой почте висят еще два сообщения, но Бронка решает прослушать их после того, как успокоится и проснется. Она наливает себе утренний кофе из автомата в комнате отдыха, а затем, как и всегда после открытия, начинает обход Центра.

Администратору некоммерческой организации легко забыть о своем предназначении. Если не проявлять осторожность, то жизнь может превратиться в сплошную череду заявок на гранты, проблем с выплатой зарплаты, заказов на поставку материалов и умасливание спонсоров. Бронка – художница, поэтому она изо всех сил старается, чтобы искусство всегда занимало в ее повседневной жизни – если не в мыслях – главное место.

Сегодня она направляется к их самой новой и самой интересной выставке. Бронка всегда считала ее неким призывом и еще вчера до полудня даже не представляла, что именно пытается призвать. В комнате выставлены фотографии граффити, найденных по всему району, – граффити одного и того же художника, работы которого самобытны, но при этом удивительно эклектичны по своей композиции. Бронка смогла разглядеть среди использованных им материалов аэрозольную краску и краску для стен, а также немного гудрона и даже чуточку натуральных пигментов. (Бронка и не знала, что в Бронксе растет индигофера, но она заплатила университету, чтобы провести анализ, и там вряд ли ошиблись.) Другими словами, художник использовал все, что мог найти, купить, украсть или сделать самостоятельно с очень скромным бюджетом. Темы у него необычные: гигантский воющий рот с двумя зубами. Огромный карий глаз, который лукаво косится на невзрачный кондоминиум из стекла и стали, строящийся по соседству. Необычно простая фреска, изображающая закат над лугом, – она нарисована на стене старой двенадцатиэтажной заброшенной фабрики, которую уже пора бы снести, пока отваливающиеся от нее кирпичи не начали убивать людей. В центре идиллического вида на луг намалевана стрелка, широкая и ярко-красная, указывающая вниз, на карниз под лугом. Бронка сначала не понимала, в чем смысл, пока наконец на нее не снизошло озарение. Луг нужен лишь для того, чтобы отвлечь, а важен сам карниз – то, за что можно ухватиться рукой. Удобное место, на которое может опереться нечто огромное. Что именно? Кто знает. Но это вписывается в общую тему работ.

До вчерашнего дня Бронка лишь подозревала, что художник у всех работ один, но теперь она в этом уверена. Их сотворил тот, чье ухо отчетливо слышит песню города. Да. Это работа такого же человека, как она. Еще одной части нее, части Нью-Йорка. Бронка собрала его работы, потому что