Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

И на заднем дворе дома ее семьи их уже шесть.

Бруклин бежит к двери спальни, затем по коридору. С громким топотом проносясь мимо гостевых комнат, она слышит испуганный всхрап: это проснулся Манхэттен. Но ждать его нельзя, даже если он и сможет помочь. На ней одна лишь атласная пижама, нет ни обуви, ни пистолета – хотя она никогда бы в жизни не взяла в руки огнестрельное оружие, потому что потеряла из-за таких игрушек слишком много друзей. У нее есть лишь запрещенная в Нью-Йорке телескопическая дубинка, которую она на ходу выхватывает из подставки для зонтиков, и страх за свою дочь и отца, который настолько зарядил ее адреналином, что кажется, будто она может голыми руками разорвать на части десятерых человек. Вот только ее дочке угрожают не люди.

«О, детка. Но ты же знаешь, как справиться и с этими тварями тоже», – смеется город у нее в голове, когда Бруклин рывком распахивает сначала дверь квартиры, затем наружную дверь, а затем сбегает по ступенькам с крыльца. Прошлепав босыми ногами по тротуару, она перемахивает через ворота – черт, она уже не девочка, чтобы так скакать, и завтра ей наверняка будет больно; впрочем, с прыжком она справляется достойно, спасибо личному тренеру. А затем Бруклин останавливается. Она тяжело дышит, дрожит, в полном ужасе поворачивается лицом к обоим домам и наконец понимает всю глубину своей ошибки.

Потому что, когда Бруклин вернулась домой, в свой район, в принадлежащие ей здания и в боро, ставший своим настолько, что в душе она бы сильно удивилась, окажись кто-то другой его воплощением, – она не вошла внутрь дома, который сейчас занимают ее отец, дочь и еще несколько квартиросъемщиков с верхних этажей. Ей это было не нужно, потому что в сдаваемом доме всегда есть одежда и средства гигиены. Поэтому когда она вошла в дом и удивительная сила города наполнила его, пропитав бруклинским духом и сделав неприступным для Врага, она просто решила, что эта сила охватит оба здания. Но сила ничего не знает о законах частной собственности – более того, модифицированный дом был лишен веранды, некогда соединявшей его с остальным районом. Рана от той ампутации еще не успела зажить, отчего здание стало более уязвимым перед угрозой чужеродных организмов. Ей следовало проявить осторожность и тщательнее защитить его.

И теперь, из-за оплошности Бруклин, десятки белых икс-образных пауков рывками ползут по всему фасаду дома. Прямо у нее на глазах один из них падает на кирпичную дорожку, а затем, тонкий, как лист бумаги, легко проползает в щель под входной дверью.

Бруклин знает, что паниковать нельзя. Когда вокруг начинают свистеть пули, паникеры гибнут быстро. Кроме того, она понимает – это ловушка, такая же, как и бассейн миссис Юй для Падмини. Так Враг выманил ее из безопасного места. Вместо того чтобы начать задыхаться от волнения, закричать или слепо броситься навстречу опасности, Бруклин закрывает глаза. Пытается выкинуть из головы мысль: «Боже мой, там же моя дочка, а одна из этих тварей уже внутри». Прислушивается к собственному тяжелому, прерывистому дыханию – все-таки она не настолько в форме – и молится городу, чтобы тот помог ей, ведь бог пока еще ни разу не пришел на выручку. И тогда она наконец замечает:

вдох (хрип) вдох вдох (хрип)

«Да это же отличный клубный бит», – даже пребывая в ужасе, замечает какая-то часть ее сознания.

Большего ей и не нужно. Потому что этим оружием Бруклин умеет пользоваться. Она ветеран такого рода битв. Что, нужно преобразить старое оружие в нечто новое? Считайте, уже сделано.

Так, сначала манера. Бруклин распрямляет плечи, чуть покачивается на пятках. Ладно. Она готова.

– Хочешь драться с Бруклин? Тогда погнали, – шепчет она вслух, чтобы сосредоточиться. Эта песня сделала ее знаменитой – однако в мыслях Бруклин уже сплетаются новые строчки, ремикс того, что ей нужно, взятого из эфира и всей истории музыки. С каждым новым придуманным словом она ощущает, как сила нарастает, обретает форму, повинуясь в основном ее воле. Слова – лишь способ направить ее мощь, конструкт, которому она уже придала облик. Миф. Легенда. Героическая сила, способная разорвать на части десятерых людей – ну или пятьдесят паукообразных чудовищ из иного измерения, – не задев при этом никого из невинных.

«Ждешь удара в лицо? Хрен! Я под дых ударю».

Она бежит к зданию. Врезается плечом в дверь, пониже, чтобы выломать замок. (Казалось бы, у нее не должно получиться. Дверь тяжелая, из старого дерева с металлической рамой. Но город проник в ее кости и укрепил мышцы, ее ничто не остановит.) Прямо за порогом вторгшийся в дом икс-образный паук уже сплел свою паутину: белые светящиеся линии тянутся от пола к потолку, скрещиваются и сплетаются, образуя сеть, которая предназначена как раз для нее. Вблизи Бруклин видит, что линии не просто состоят из света. Они сами – живые существа, нитеобразные, шепчущие и дрожащие, покрытые странными крошечными дырами, похожими на шипы роз, вывернутыми внутрь… Но она – Бруклин, чтоб ее, и когда она рассекает нити паутины пальцами, как кошка когтями, сила окружает ее руки и защищает их. Нити рвутся и сгорают дотла. Она слышит, как паук – а паутина и существо представляют собой единое целое – единожды взвизгивает и замолкает.

«Я – сердце этого места, пока дышу и когда меня не станет,

А твои слова и рифмы как дым в воздухе растают».

Из глубины квартиры доносится еще один крик. Жожо. В спальне ее отца.

«Тебе не победить, слабостей нет у меня,

Я – королева, босс этого уровня.

Я – Супермен, но даже криптонит даст промашку.

Я тебе не по плечу, малыш…»

Бруклин вбегает и находит Жожо и своего отца. Они в порядке – но ненадолго, потому что большой икс-образный паук проскальзывает в комнату между рамами окна. Эти чертовы твари могут становиться бесконечно плоскими, когда захотят. Но едва две лапы паука оказываются внутри и вытягиваются, упираясь в стену, его тело раздувается, а ноги снова обретают толщину, становятся цилиндрическими. И теперь Бруклин видит, что маленькие дырочки на них шевелятся. Это крошечные зубастые пасти, которые открываются и закрываются…

«…Так что иди делай свою домашку», – свирепо думает Бруклин, после чего бросается вперед и бьет ладонью прямиком в центр жирного тела твари. На вид оно полупрозрачное, столь же нематериальное, как и те перья, – но под ладонью Бруклин, защищенной силовым коконом, на мгновение появляется что-то твердое, холодное, дребезжащее и дрожащее. На ощупь оно похоже не на что-то живое, а на мешок с деталями «Лего», которые разваливаются на части и пытаются снова сложиться под ее рукой. Вокруг руки. Пытаются поглотить руку.

Однако новая сущность Бруклин не дает этому произойти. Она всего лишь одна женщина, но в тот миг она представляет собой два с половиной миллиона человек, пятьдесят триллионов движущихся частей, крупнейший и крутейший боро величайшего города в мире. И то, что связывает ее с этими людьми, – воля, преданность и объединенная сила толпы, которая кричит: «Мы – Бруклин», – намного, намного мощнее энергий, из которых соткан икс-образный паук.

Поэтому, когда она сдавливает паука в руке, тот на миг вспыхивает бело-голубым огоньком, который почти не обжигает Бруклин. Через секунду он съеживается, как и паутина до этого. Паук не просто погиб. Бруклин вычеркнула его из бытия.

Затем она с криком падает на пол и ударяет по нему обеими руками. Это ее пол. Ее дом, ее семья, ее город, и как эти клятые твари вообще посмели вторгнуться сюда…

«Теперь отмотай назад и прокрути пластинку снова.

Ты будешь получать по шапке при каждой встрече новой.

Я вышибу из тебя весь дух, как клином клин…»

…волна городской энергии вырывается из ее рук и расходится по всему зданию, настолько мощная и чистая, что весь Нью-Йорк вздрагивает, как струна, и издает беззвучный звон. На миг Бруклин испытывает искушение слиться с этой гармонией, вобрать в себя весь город, как пытался и не смог сделать Манхэттен… но нет. Она довольна