Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории - Ирина Мариковна Эрлихсон

призрак нищеты стоили принятия невысокого поста и тяжелых обязанностей магистрата на Боу-стрит[605]. В октябре 1748 г. он занимает должность мирового судьи в округе Вестминстер. 8 ноября в London Evening Post появляется сообщение, что ныне несуществующий «мистер Тротт-Плед может ужасно упрочить свое положение в должности судьи», а спустя четыре недели после этого объявления имя «судья Филдинг» появилось в полицейской сводке за 10 декабря, где сообщалось, что он отправил трех воров в тюрьму, а одного освободил под залог после двухчасового разбирательства»[606]. Примечательно, что общественное мнение упорно воспринимало Филдинга, в первую очередь, как литератора, что закономерно, ведь в декабре года комедии «Мисс Люси», «Хлоя», «Служанка-интриганка» комедии, с Китти Клайв в главной роли были сыграны не менее девяти раз на подмостках Друри-Лейн.

Очевидно масштабы Вестминстера были недостаточны для того, чтобы удовлетворить жажду деятельности Филдинга, поэтому он решил расширить свои полномочия на графство Мидлсекс: «Тогдашняя практика позволяла человеку занимать одновременно судейские посты в городе и в графстве, тем более что в данном случае юрисдикция графства простиралась вплоть до центра Лондона, где имелись такие рассадники порока, как кварталы Сент-Джайлз и Сент-Джордж»[607].

Имущественный ценз для занятия должности окружного судьи составлял владение земельным участком стоимостью 100 фунтов в год. Долгие годы единственным имуществом Филдинга было его перо, и потому он прибег к патронажу герцога Бедфорда, чьи достоинства получили высокую оценку в Посвящении к «Приключениям Тома Джонса».

«Боу-стрит, 13 декабря, 1748.

Милорд,

Я стольким обязан Вашей Светлости, что отдам долг, как только позволит моя подагра, и памятуя Вашу благосклонность, я позволю вновь обратиться к ней. Деятельность мирового судьи в Вестминстере ничего не стоит без округа Мидлсекс. Я не могу полностью посвятить себя службе, занимая лишь одну должность. Это, к сожалению, требует обладания тем, чего у меня нет. Я знаю, в собственности Вашей светлости, есть пустующий дом, который стоит на улице Бедфорд стоимостью 70 фунтов в год. Требуется триста фунтов, чтобы произвести там ремонтные работы.

Если ваша светлость будет столь любезен сдать мне в аренду этот дом, с другими жилыми помещениями за тридцать фунтов годовой платы на срок 21 год, этого будет достаточно для получения мной необходимой квалификации. Я выплачу полную стоимость аренды, в соответствии с оценкой, которую даст любое лицо, назначенное Вашей Светлостью. Единственное одолжение, о котором прошу, чтобы мне было позволено внести сумму в течение двух лет, разбив ее на четыре равных полугодовых платежа х платежах. Я отремонтирую дом, как можно скорее, и улучшение хотя бы малой части имущества Вашей Светлости составит мое счастье и удачу.

Если Ваша Милость выразит согласие, я буду вечно молиться за Вас, и искренне надеюсь, что вы не потеряете фартинга, оказав мне эту услугу

Самый послушный и покорный слуга.

Г. Филдинг[608]

Герцог нашел лучший способы помочь Филдингу, чем сдать в аренду ветхий дом на Бедфорд-стрит, о чем свидетельствует зафиксированная в приходских регистрах Мидлсекса от 13 января 1749 г. присяга Генри Филдинга в качестве нового судьи Мидлсекса, где в соответствии с цензом, были подтверждены его имущественные права на земельные участки, расположенные в приходах Ковент-Гарден, Сент-Мартин-филдс, Сент-Джайлс-филдс и Сент-Джордж-Блумсбери.

В приходских регистрах Мидлсекса содержится заявление от 5 апреля 1749 г. за подписью Генри Филдинга о неверии в доктрину Пресуществления; всеобъемлющая клятва верного служения королю Георгу и отречения от короля Джеймса; декларация, направленная против власти Святого престола; и клятва истинной верности королю Георгу. Клятвы были приняты и заверены двумя заслуживающими доверия свидетелями. «С этого момента начался последний пятилетний этап бурной жизни Филдинга, годы, посвященные борьбе с преступлением, на алтарь которой в конечном итоге было положено и принесено в жертву здоровье великого романиста. Ни один магистрат не выполнял более истово и честно обязательства данной им клятвы “блюсти права и бедных, и богатых в согласии с законами и обычаями королевства”. И Филдинг привнес нечто большее, чем усердное выполнение ежедневных и ночных обязанностей мирового судьи XVIII века. Его гений и патриотизм позволили ему из убогой комнаты суда на Боу-стрит начать реформы в тех областях, которых еще пока не коснулась рука филантропов. Мы почитаем имена тех реформаторов, мужчин и женщин, искоренявших страшные ужасы тюрем XVIII столетия, государственных деятелей, отменявших законы, по которым за кражу платка приговаривали к публичной казни на Тайбернской ярмарке, творцов нашего умеренного законодательства и системы содержания бедняков. Имя же Генри Филдинга, чей великий творческий гений накладывал отпечаток на напряженные усилия по совершенствованию социальных условий и исцелению социальных болезней, незаслуженно забыто»[609].

Друзья Филдинга отнеслись к его назначению с изрядной долей скепсиса, и даже его недруги сочли необходимым выразить ему сочувствие. Поэт Пол Уайтхед в предисловии к сатире «Письмо к д-ру Томсону»[610] привел анекдот, который, даже если и не являлся истинным, все же наглядно демонстрирует отношение к бывшим литераторам, облачившимся в судейскую мантию: «Говорят, когда мистер Аддисон был государственным секретарем, его старый друг и соратник Амброуз Филлипс попросил его о протекции, на что этот великий человек довольно холодно ему ответил, что он уже посодействовал получению им должности мирового судьи в Вестминстере. Тогда поэт с негодованием воскликнул: “Поэзия была ремеслом (trade), которое не могло составить источник его существования, а теперь же все смеются над тем, что его новое ремесло не должно быть таковым”»[611].

Думается, Филдинг отдавал отчет, какие соблазны таит его новая должность, а также и то, что его предшественники порядком дискредитировали ее. Отголоски этого можно встретить в «Дневнике путешествия в Лиссабон», написанном уже после того, как он передал свои полномочия брату: «Один из моих предшественников, помню, хвалился, что зарабатывал в своей должности 1000 фунтов в год; но как он это делал (если, впрочем, не врал) – это для меня тайна. Его (а ныне мой) секретарь говорил мне, что дел у меня столько, сколько до меня не бывало; я и сам знаю, что их было столько, сколько в силах провести человек. Горе в том, что оплата, если она и причитается, такая низкая и столько делается задаром, что, если бы у одного мирового судьи хватало дел, чтобы занять двадцать секретарей, ни сам он, ни они не зарабатывали бы много» [612].

Стоит отметить, что ранние биографы Филдинга проявляли редкое единодушие, оценивая его деятельность в качестве магистрата. «Пока позволяло здоровье, он выполнял свои функции не просто с прилежанием, а по зову сердца, и его заслуги перед обществом были столь велики, что, только