Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

Монтолон, столь прелестную, умную, удивительную во всем? Как была она хороша! Существо нежное, насмешливое и нисколько не язвительное! Я охотно прощаю Жубера.

Семнадцатого мессидора назначенный командующим Итальянской армией, Жубер прибыл в главную квартиру только 23-го. Неприятель имел время собрать все силы, и французский генерал увидел против себя войска и артиллерию, числом далеко превосходившие те, которые имелись в его распоряжении. Он, может быть, напрасно, не считал неприятеля, зато первым искупил свою вину. «Вперед, вперед! Марш!» — вскричал он, когда пуля поразила его. И разъяренные солдаты пожелали, чтобы по крайней мере тело его было окружено трупами неприятелей и чтобы Суворов мог плакать о своей победе. Все пленные, взятые русскими, были изранены — вот обстоятельство, достойное Истории.

Кто не наблюдал, какое действие произвела в Париже весть о смерти Жубера, тот не может говорить о ней. Директория уважала его, и в тот день, когда она отдавала ему погребальные почести на Марсовом поле, общая печаль придала какой-то священный характер этой церемонии. Почти все женщины были в трауре, и когда глава Директории поставил на алтарь бюст Жубера, увенчанный кипарисами и обвитый черным крепом, раздались явственные рыдания.

Рассказ о Жубере напомнил мне историю о Бонапарте и братьях Сюше, близких друзьях Жубера: дружба не была пустым словом для этих людей, и потому-то смерть Жубера особо поразила их.

Мы чаще видели Габриэля Сюше, нежели его брата, который после сделался маршалом, а тогда почти всегда был в армии, где постепенно восходил на ступени славы. Габриэль был очень дружен с моим братом и потому принят в нашем семействе. Они вместе занимали должность контрибуционных агентов в Масса-Каррара во время известного возмущения, когда крестьяне хотели убить их. Сюше и брат мой тогда поступили с большим хладнокровием и убереглись от опасности более нравственной силой, которую дает холодное мужество, нежели благодаря помощи, присланной к ним после.

Уже несколько недель прошло после взятия Тулона, и, казалось бы, занятия военные и административные могли прогнать скуку, поглощая все время; но у Бонапарта оставалось еще по несколько часов каждый день, и он не знал, куда их девать. Шове, главный интендант армии, прекрасно вооружился против скуки: он принялся ухаживать за одной из очаровательных дочерей, кажется, начальника порта; и у Жюно были какие-то дела подобного рода, но Бонапарт оказался совершенно свободен и скучал ужасно. Однажды он обратился к Шове: «Скажите Сюше, что я приеду к нему обедать».

Для пояснения надобно прибавить, что Сюше, тогда начальник батальона, имел квартиру в Ласеле, небольшой премилой деревушке в глубине Тулонского рейда. Он занимал там маленький домик (почти лачугу), принадлежавший отцу девиц. Что же может быть естественнее, чем пригласить отца и обеих дочерей отобедать с молодыми офицерами, хотя самому старшему из них не исполнилось еще и двадцати пяти лет.

Сюше принял своих гостей, как принимал всегда: прекрасно и с радушным видом, прежде слов говорящим: «Я рад видеть вас у себя!» Брат хозяйничал у него как жена и заказал славный обед; все было мило, весело, и за столом шумели и веселились, как только могут веселиться восемь или десять молодых сорвиголов.

Нельзя же все смеяться: вспомнили, что надобно возвращаться домой; а это оказалось невозможно. Время было зимнее, и покуда они смеялись и веселились, шел снег, сделалась гололедица; сообщение с городом стало слишком затруднительно, особенно в темную ночь. Тотчас решились на следующее: сварили пуншу, начали пить, болтать и смеяться больше прежнего и так провели вечер. Но все это еще не конец: как дожить до утра? Куда деться? Во всем доме имелась только одна огромная постель, на которой спали оба брата. Занять ее предложили девицам, но так как спальня была единственной комнатой, где мог гореть огонь в камине, то они не согласились. Бонапарт уже тогда не любил брюзгливых людей, как он называл их, и предложил играть в карты. Вообще нельзя вообразить ничего забавнее Бонапарта, играющего в какую бы то ни было игру! Он со своим быстрым взглядом и верным суждением, что всегда показывало ему предметы в настоящем их виде, почему-то никак не мог научиться ни одной игре, как бы ни была она проста! Он делал гораздо проще — он жульничал[35]. На этот раз он отличился во время игры в очко, и какое-то время гаснувшая веселость еще длилась. Но вскоре бедные девушки иззябли; сон овладел ими, несмотря на желание казаться бодрыми, несмотря на страстные взгляды Шове и, думаю, Жюно, который не любил отставать от других, хотя крепость уже была взята. Наконец обе сестры не могли больше противиться утомлению, они бросились на огромную постель в углу комнаты и вскоре крепко заснули. Всякий знает, что холод и огонь в камине — самое лучшее снотворное. Вскоре все, кроме Бонапарта и Габриэля Сюше, храпели, кто на деревянных скамьях вдоль стен, кто прямо на стульях. Но двое игроков провели без сна целую зимнюю ночь, то есть по крайней мере семь часов. Иногда Бонапарт взглядывал на постель, где покоились молодые девушки, и когда Габриэль замечал, как живописно спит одна из них, он улыбался, но с таким спокойствием, которое даже странно в двадцатипятилетнем мужчине. У Бонапарта была только одна страсть, и она властвовала над всеми другими.

Целую ночь напролет играли они, повторяя однообразно: «Еще карту… Хватит… Еще…» Габриэль Сюше говорил мне, что и поныне, спустя много лет, ясно видит, как Бонапарт сидит в кресле, подпирая голову одной рукой и протягивая товарищу другую, и произносит: «Еще карту… Хватит…»

Маршал Сюше занимает важное место в нашей военной и политической истории. Я должна буду еще рассказать о нем. Теперь скажу лишь, что он был достойным другом Жубера.

Глава XXI. Возвращение Бонапарта из Египта

Я говорила о Летиции Бонапарт, но, может быть, не так, как должно бы. Верно, ее представляют себе старой корсиканкой, которая была когда-то хороша, но в те лета, каких достигла она около этого времени (сорока семи или восьми), она уже была, попросту говоря, старуха, и довольно смешная. По крайней мере, так изображали ее некоторые несведущие биографы; а люди, не знавшие госпожи Бонапарт, почитают счастьем, что могут критиковать и смеяться насчет особ, дарованием или жребием поставленных гораздо выше их. Такова толпа!..

Я уже сказала, что госпожа Летиция была одной из прекрасных женщин Корсики. Несмотря на то что многочисленные роды истомили ее, а жизненные невзгоды покрыли морщинами ее прекрасное лицо, она произвела на меня