Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

сдерживанию революционного потенциала рабочего класса, почти нейтрализовало его. Но низкий уровень производительности труда, который теперь блокировался инфляцией, в длительной перспективе оказывал тормозящее воздействие на экономический рост. В конце первого послевоенного пятилетия экономический вес Германии в мире существенно сократился: в 1925 г., когда индекс мировой индустрии на 21 пункт превышал уровень 1913 г., Германия достигла только 95 % своего дореволюционного уровня. В 1929 г. промышленное производство Германии выросло по сравнению с 1913 г. на 13 %, в то время как прирост во Франции составил 38 %, в США — 70 %, а японское производство выросло втрое. Хотя Германия вновь занимала второе после США место среди индустриальных стран мира, она вместе с Великобританией относилась к государствам, проигравшим промышленную гонку послевоенного времени. Незначительный прирост производительности труда как следствие войны и инфляционной конъюнктуры был одной из причин того, что немецкое народное хозяйство на всем протяжении 1920-х гг. так и не вышло из состояния относительной стагнации{135}.

Если бы в 1920–1921 гг. было достигнуто разумное решение урегулирования проблемы репараций, принимающее во внимание состояние немецкой экономики, то, очевидно, инфляция не превратилась бы в гиперинфляцию. Но к этому в первую очередь не была готова Франция. На международной конференции в Спа в июле 1920 г., на которой речь шла непосредственно о выполнении условий Версальского договора, вопрос о репарациях в узком смысле этого слова играл подчиненную роль. На первом плане наряду с разоружением Германии стояла проблема поставок угля, которые были возложены мирным договором на Германию. В обмен на обещание в течение шести месяцев поставлять союзникам по 2 миллиона тонн угля высокого качества, Германия смогла подвигнуть руководство стран-победительниц на некоторые финансовые уступки, в том числе на премию в размере 5 золотых марок за каждую тонну угля, которая предназначалась, чтобы обеспечить горняков продуктами питания. Но для всей остальной экономики Германии договоренности в Спа знаменовали тяжелое испытание: в большей степени пострадали железная дорога, металлургическая и угледобывающая промышленность. При этом ситуация легко могла стать еще хуже: в случае задержки немецких поставок союзники угрожали оккупировать Рурскую область.

Несколько месяцев спустя возникло впечатление, что по репарационному вопросу намечаются деловые переговоры: на конференции экспертов в Брюсселе в декабре 1920 г. немецкие и «союзные» специалисты смогли заметным образом сблизить позиции сторон в интересах практического решения проблемы. Однако французское правительство отказалось передать в руки экспертов разработку плана выплат репараций и установление размеров ежегодных платежей и, в свою очередь, добилось поддержки своей позиции со стороны союзников. В итоге Парижская нота от 29 января 1921 г. содержала «предложение» союзников, которое, скорее, напоминало собой ультиматум. Согласно ему Германия должна была выплатить 226 миллиардов золотых марок в течение 42 лет. К этой сумме добавлялся дополнительный репарационный платеж е размере 12 % ежегодного немецкого экспорта. Чтобы гарантировать выполнения этих условий, немецкая валютная и финансовая политика должны были быть подчинены строгому контролю. Правительству Германии было направлено требование делегировать уполномоченных представителей на конференцию в Лондоне, намеченную на конец февраля.

Лондонская конференция началась 1 марта 1921 г. Немецкая делегация внесла на рассмотрение встречное предложение, предусматривавшее выплату 50 миллиардов золотых марок, однако в эту сумму должны были быть также засчитаны немецкие авансовые платежи в размере 30 миллиардов. 3 марта союзники отклонили немецкое контрпредложение и стали угрожать санкциями, если Германия в течение четырех дней не примет парижские «предложения». Так как Германия не подчинилась этому ультиматуму, 8 марта были применены санкции: войска союзников заняли Дюссельдорф, Дуйсбург и Рурорт, а Межсоюзническая рейнская комиссия взяла на себя таможенное управление всей оккупированной областью{136}.

Остается под вопросом, удалось бы Франции вынудить своих союзников поддержать жесткую линию в форме ультиматумов и военных санкций, если бы в то же самое время между Германией и странами Антанты не произошел еще один конфликт: спор о соблюдении ограничительных «военных» пунктов Версальского договора. Летом 1920 г. были распущены фрайкоры, причем многие демобилизованные солдаты и ряд подразделений в полном составе были включены в состав сухопутной армии и флота Германии. Остальные бойцы фрайкоров вступили в подразделения полиции и в «Общества полевых работ», которые усилили пограничную стражу на польской границе и охраняли тайные арсеналы армии. В свою очередь, рейхсвер на основании союзнической ноты от 18 февраля 1920 г. должен был быть сокращен к 10 июля того же года до численности в 100 000 человек, предусмотренной Версальским договором. На конференции в Спа имперское правительство напрасно пыталось добиться права сохранить численность рейхсвера в 200 000 человек, которую удалось достичь к тому моменту. Но все, к чему привели переговоры, — это продление срока, в течение которого должно было быть произведено сокращение до 100 000 военнослужащих — к 1 января 1921 г.

Еще более несговорчивыми были союзники в отношении двух полувоенных формирований — охранной полиции, находившейся на казарменном положении, и гражданской самообороны: протокол в Спа требовал их незамедлительного разоружения. К тому времени большинство федеральных земель уже приступило к демилитаризации отрядов гражданской самообороны, выполняя это старое требование Антанты. Зато «ячейка порядка» — Бавария — оказывала упорное сопротивление. В августе 1920 г. крестный отец отрядов гражданской самообороны в Баварии, форстрат Георг Эшерих создал «Организацию Эшериха», коротко названную «Оргеш», которая выступала «крышей» для всех «антибольшевистских» союзов самообороны. Устав свежеиспеченной организации едва ли допускал сомнения в ее антиреспубликанской направленности. Среди прочего «Оргеш» требовала «отказа от всех устремлений, направленных на разложение народа», моральной и физической закалки юношества, поощрения воли к труду и воспитания у населения готовности выполнить свой трудовой долг. Реакция министра внутренних дел Пруссии Северинга была незамедлительной. 15 августа он отправил обер-президентам предписание, согласно которому организация «Оргеш» нарушила распоряжение о роспуске отрядов самообороны и поэтому подлежала запрету и соответственно расформированию. Все федеральные земли отказали «Оргеш» в государственном признании, за исключением одной — Баварии.

Хотя заявления союзников стали в конце 1921 — начале 1922 г. гораздо жестче, Бавария снова отклонила требование роспуска отрядов гражданской самообороны. В той же самой Парижской ноте от 29 января 1921 г., в которой страны-победительницы предложили в ультимативной форме свой вариант урегулирования вопроса репараций, они также потребовали принятия до 15 марта законных предписаний о роспуске отрядов самообороны и самого роспуска — до 30 июня 1921 г. Рейхстаг принял соответствующий закон 19 марта. Но Бавария отказалась его исполнять. Вице-канцлер Гейнце, политик от ДФП, который 24 марта отправился в Мюнхен, чтобы указать правительству фон Кара на угрозу применения союзнических санкций, не смог донести точку зрения рейха до баварских министров. Так как не могло быть и речи о применении силы в отношении Баварии, то с конца марта 1921 г. можно было предсказать, как в итоге будет