Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

— Правда, моя Хирут! Мы глядим в лицо смерти. Потерпи! Сейчас все пройдет. Какое это счастье — умереть вместе с любимой. Хирут! Хирут!

У нее все плыло перед глазами. В сгустившемся сумраке, хотя и горела лампа, мелькали какие-то фигуры, откуда-то издалека доносились приглушенные голоса, топот. Серый холодный туман окутал все…

Теферра повернул голову к парням, которые от неожиданности и страха замерли с открытыми ртами. Собрав все силы, он приподнялся и отдал приказ:

— Всем руки вверх!

Они подчинились.

— Руки вверх! Лицом к стене! Не шевелиться!

И Теферра потерял сознание…

Когда в лавке раздались выстрелы, Деррыбье понял, что дальше медлить нельзя, и бросился вперед:

— За мной!

Плечом он вышиб дверь и ввалился в лавку. Тесемма не отставал. В верхнем помещении было темно. Тесемма, бывавший здесь прежде, быстро нашел потайной ход.

— Сюда! — Он нырнул под прилавок и, не дожидаясь остальных, чуть ли не кубарем скатился по лесенке вниз, в подвал. В первое мгновение его ослепил горевший там свет.

— Хирут, Хирут! — позвал он, зажмурившись.

Сзади тяжело топал Деррыбье, за ним еще несколько человек. Уже в следующую минуту Тесемма увидел три распростертые на полу тела. По углам жались какие-то люди. Они стояли с поднятыми руками. Тесемма склонился над сестрой.

— Хирут, родная, это я во всем виноват. Не уберег тебя. — По его щекам текли слезы.

Деррыбье отдал короткий приказ бойцам, те стали обыскивать задержанных, изымали у них оружие, по одному выводили наверх. Тем временем Деррыбье опустился на колени перед бездыханными телами мужчин.

— Оба мертвы, — констатировал он. Затем приложил ухо к груди Хирут, долго слушал. — Дышит. Она жива, — радостно сообщил он Тесемме.

— Ее нужно немедленно в больницу, — засуетился Тесемма. — Эх, везти не на чем! — с отчаянием воскликнул Деррыбье.

— Тогда домой! Здесь недалеко. Быстрее.

И тут девушка открыла глаза, с большим трудом. Едва слышно выдохнула:

— Деррыбье?

— Молчи. Тебе нельзя говорить. Крепись.

— Как я ненавижу твое имя…

— Придумаешь другое, когда поправишься. Сейчас помолчи. Береги силы.

— Где Теферра?

Ей никто не ответил. Она опять закрыла глаза.

— Ее нельзя оставлять здесь ни на минуту. Беги за врачом, я отнесу ее к вам домой, ну, живее!

Тесемма кивнул. Деррыбье поднял девушку на руки. Она застонала.

— Куда теперь меня?

— Домой, затем в больницу…

— Подлечите — и к стенке? Лучше бы ты убил меня здесь.

Деррыбье спокойно ответил:

— Глупенькая, неужели ты не понимаешь?! Наша цель не расстреливать таких, как ты, а по возможности возвращать в ряды борцов за революцию.

— Я тебе не верю.

— Верь мне. И верь революции.

Хирут не расслышала его последних слов. Она опять впала в беспамятство. Деррыбье осторожно прижал к своему плечу запрокинувшуюся голову девушки. Убрал с ее лба шелковистые черные пряди.

С Хирут на руках, в сопровождении двух бойцов он вышел на улицу и направился к дому ато Гульлята. «Жаль, не успел я сегодня со всем разобраться, а ведь хотел. — Он вспомнил об оружии, спрятанном во дворе своих бывших хозяев. — Ничего. Завтра день будет».

Улица была пустынной. Дул порывистый ветер.

Окруженная звездами луна, словно ослепительная девушка, то появлялась, то исчезала в тучах. Деррыбье же казалось, что небо черное-черное и все усыпано красными звездами. Иногда он останавливался и слушал, бьется ли у Хирут сердце. «Дышит! Дышит!»

И он шел дальше, невзирая на усталость. Сейчас главным было спасти Хирут. Руки занемели, ныла спина, но он и не подумал попросить товарищей, чтобы ему помогли. Нет, эту девушку он никому не отдаст. Появляясь в разрывах облаков, луна освещала дорогу бледным светом. Она ему о чем-то напоминала. Он вспомнил. Вспомнил выписанные в блокнот рукой Эммаилафа слова русского писателя Николая Островского:

«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества».

Когда Деррыбье с Хирут на руках достиг дома ато Гульлята, до него донеслись звуки свадебной песни «Мой жених, моя невеста». Песня, разгоняя тишину, пробиваясь сквозь тьму ночи, ширилась, росла и крепла…

ПИСАТЕЛЬ

Перевод В. Ивановой

ГЛАВА 1

Полночь миновала. Писатель по имени Сирак молча сидит за столом, уставившись в пустой лист бумаги. Нет мыслей, которые текут быстрой рекой, нет ярких слов и выразительных образов.

Ему кажется, что белый лист бумаги лениво дремлет, зевает, широко раскрывая рот, а пустые строки танцуют перед глазами, словно издеваясь над ним. Душа томится невысказанным, но… мучительно не пишется.

Сирак потирает лоб, виски, затылок. Чуда не происходит. Художественная правда не является. Слова не складываются во фразы, не заполняют пустых строк. Мысли где-то далеко, словно эхо в горах.

— Кто заставляет меня заниматься этим? — с досадой подумал Сирак. — Может, ревнивые ангелы вырвали у меня из рук факел творчества за то, что я слишком самонадеян, замахнулся на посильное только самому создателю?! Ну что ж! Я поздравляю их с успехом! Пусть простирают они свои крылья повсюду в небе, играя на флейтах и танцуя! Пусть сразятся они с войском сатаны, если пожелают, и прольют на землю кровавый дождь. Пусть искры их скрестившихся мечей затмят солнце и сделают его похожим на слабый светильник. Пусть меч святого Михаила, который промахнулся и не смог отрубить голову сатаны, разрубит пополам луну. Пусть копыта их лошадей топчут звезды, и пусть звезды, подобно каплям росы, опадут на землю. Пусть содрогнется мир от неслыханного доселе грома и наступит конец света!..

За окном дует сухой сильный ветер. Стонет и завывает. Рвет жестяные заборы, срывает с петель поломанные двери, рушит ветхие стены домов. Уж не вестник ли он грядущего светопреставления?

Надрывно воет собака в соседнем дворе. Она мерзко скулит, не лает, как все собаки. От ее страшного, какого-то потустороннего, как у гиены, воя замирает сердце.

В соседнем домишке — жестяной хибарке — живет больная старуха. Она тяжело кашляет, сотрясаясь всем телом, кажется, слышишь, как гремят ее старые кости. Сухой кашель не затихает ни на минуту, бьет старуху так, что она начинает задыхаться.

Все вокруг кашляет и страдает вместе с этой старухой. Все воет вместе с соседской собакой, свистит вместе с ветром, грохочет вместе с небом,