Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза - Павел Кочемаров

Выявление связи становления гражданского общества с процессом этногенеза позволяет, отбросив идеологически ангажированную трескотню о его развитии и совершенствовании, уверенно прогнозировать скорый закат этого явления на Западе. Этнически постаревшие народы Европы и их заокеанские собратья по цивилизации – творцы современного гражданского общества – не способны уже не только что к развитию, но и к поддержанию гражданских отношений на прежнем уровне. Весь же остальной мир находится под влиянием западной цивилизации; свежей этнической силы, способной обновить и подкрепить гражданский уклад, пока незаметно. По-видимому, мы живём в переходное время, когда на смену гражданскому строю вновь приходит деспотический мировой порядок.

Глава 19

Капитализм

Нам остаётся разобраться с последней из «формаций» – капиталистической. Об истоках и сущности капитализма, современного нам социально-политического строя, написано особенно много. Но вся эта литература посвящена прояснению социального и экономического характера данного строя; а мы рассмотрим его в аспекте этнологическом, используя кое-какие наработанные материалы в своих целях.

Что такое капитализм – более или менее известно каждому: частная собственность и рыночные отношения, индустриальное машинное производство, наличие двух основных общественных классов – буржуазных собственников и наёмных работников, – таковы его характерные черты.

Существует спор о том, является ли капитализм явлением уникальным, присущим только периоду Новой истории, или же он был и в прежние эпохи (капитализм искали и находили в Античности, в Средние века, на Востоке). Ответ на вопрос зависит от того, что считать главным определяющим признаком капитализма. Если, к примеру, считать таковым массовое машинное производство или наличие в качестве основной рабочей силы класса пролетариев – формально свободных и лишённых собственности работников, то тогда, конечно, капитализм не существовал до конца XVIII века. Если же полагать главным господство частной собственности и товарно-денежных отношений, то, пожалуй, и Античность подойдёт под это определение. С другой стороны, ответ будет различным в зависимости от того, – считать ли капитализмом присутствие отдельных его элементов, фрагментарно вкраплённых в иную социально-экономическую структуру, или же только полное господство капиталистического уклада?

По моему мнению, определяющей чертой капитализма является усиленная (в принципе, не имеющая пределов) экономическая экспансия. То есть такой тип хозяйства и общественного устройства, который устремлён на постоянное расширение производства (расширенное воспроизводство), который весь жизненный процесс подчиняет этому расширению путём его по возможности полной рационализации. Такой подход восходит к Зомбарту и Веберу; при этом во главу угла ставится духовный склад личности, что созвучно теории этногенеза. «Экономическому человеку» – капиталисту противопоставляется «природный», «органический» человек; а капитализму – традиционное общество. Разницу между ними хорошо обрисовал Макс Вебер: «Человек „по своей природе“ не склонен зарабатывать деньги, всё больше денег, хочет просто жить так, как он привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой жизни. Повсюду, где современный капитализм пытался повысить „производительность“ труда путём увеличения его интенсивности, он наталкивался на этот лейтмотив докапиталистического отношения к труду»[62]. А вот пример обратного:

«Якоб Фуггер, упрекая в малодушии своего товарища по делам, который удалился на покой и советовал ему последовать его примеру – он, мол, достаточно нажил, пора дать заработать другим, – сказал, что он (Фуггер) мыслит иначе и будет наживаться, пока это в его силах». Тут «уже не приобретательство служит человеку средством удовлетворения его потребностей, а всё существование человека направлено на приобретательство, которое становится целью его жизни»[63].

В рамках данного подхода к осмыслению капитализма он, конечно, не существовал как заметное явление, как цельный уклад – до Нового времени. Хотя отдельные его элементы присутствовали и ранее (личности, подобные Фуггеру, были во все времена), но внешние условия не благоприятствовали их развитию. Развитые рыночные отношения, частная собственность, крупные частные состояния – ещё не признаки капиталистического уклада. Определяющим моментом является – каким образом получатель прибыли её использует. Если избыток дохода сверх простого воспроизводства хозяйственного предприятия вкладывается не в его дальнейшее расширение, а идёт на любые другие цели, – это не капитализм. Так оно и было в докапиталистические времена. Богатые люди тратили свои доходы на потребление, на роскошь, на благотворительность или вкладывали свои средства в землю, откладывали в качестве сокровища. И так было не только на Востоке, но и в докапиталистической Европе. Напрасно некоторые историки пытаются провести какую-то непрерывную линию противостояния в этом вопросе между Западом и Востоком. Хорошо известен, к примеру, процесс «одворянивания» французской буржуазии, – когда разбогатевшие буржуа за большие деньги покупали должности в королевской администрации и суде, дающие дворянское достоинство; получив его, они отходили от дел, покупали замки и земли разорившегося старого дворянства и вели образ жизни сеньоров. То же происходило в Италии, где разбогатевшие банкиры и купцы вкладывали свои капиталы в покупку земли и титулов (в одном Неаполе появились сотни новоиспечённых маркизов, графов и герцогов). Похожий процесс развивался и в Германии.

Но в XIX веке капиталистический уклад в Европе, в отличие от всех прежних исторических эпох, укрепился и завоевал господство. Таким образом, капитализм имеет характер и всеобщий (по повсеместному распространению элементов и зародышей), и уникальный (по развитию этих зародышей в цельный и господствующий строй). В Европе сложились определённые исторические условия, в силу которых капитализм смог полностью развить свои потенции.

Достаточно очевидна связь развития капитализма с процессом обскурации. Якоб Фуггер – тип законченного этнического обскуранта. Общеизвестна большая роль протестантства, особенно кальвинизма, в становлении и утверждении капитализма. Макс Вебер даже считал этику пуританизма основой его развития. Протестантство есть упадническая форма христианства (религия, потерявшая реальную энергетическую связь с объектом своего поклонения). А в этническом плане его можно считать крупным шагом по пути суперэтнической обскурации. Кальвинизм же есть самая настоящая негативная система, т. е. общность обскурантов на базе негативной идеологии. В Европе капитализм развивался на протяжении всего Нового времени – с середины 2-го тысячелетия н. э. (начало фазы обскурации европейского суперэтноса). Но особенно бурно его развитие пошло с конца XVIII века (начало фазы обскурации ведущих европейских этносов). Эволюция капитализма, его нарастание и всё более ясное и законченно полное проявление по мере прогрессирования этнической обскурации, прекрасно иллюстрируется материалом очерков Зомбарта.

Зомбарт даёт обобщённые портреты «буржуа старого стиля» и современного капиталиста. Он разделяет их потому, что, по его мнению, предприниматели раннекапиталистической эпохи (до конца XVIII века) резко отличаются от того предпринимательского типа, который утвердился впоследствии. При этом оба типа суть именно капиталисты, т. е. соединяют в себе два качества – предприимчивость и мещанство. Признаки мещанства, по Зомбарту, – рационализм, мелочность и благоприличие. Вместо аристократической расточительности здесь главенствует идея сбережения, причём сбережения не вынужденного, а добровольного, «сбережения как добродетели». Рационализм охватывает всё: экономизация не только хозяйства, но и жизни (экономия времени, экономия сил), – «время – деньги». Верховное руководящее правило – полезность. Деловая мораль «становится составной частью мещанских добродетелей вместе с ростом капитализма. Отныне становится выгодным (из деловых соображений) культивировать известные добродетели или хоть по крайней мере носить их напоказ. Эти добродетели можно объединить в одном собирательном понятии: мещанская благопристойность». Лицемерие – неотъемлемая черта мещанской морали: «В деловых интересах достаточно, если считаешься благопристойным. Быть им во всяком случае недостаточно, нужно также считаться им»[64].

Но. При всём вышеизложенном для «буржуа старого стиля» его дело, его состояние оставалось только средством к жизни. «Богатство ценится, нажить его – горячо желаемая цель, но оно не должно быть самоцелью; оно только должно служить к тому, чтобы создавать или сохранять жизненные ценности». Ценятся также честность, спокойная совесть – не ради их самих по себе, а ради душевного комфорта (что всё же означает, что человек не чужд её голосу). Высшей же ценностью для буржуа той эпохи был покой. В его душе царил идеал рантье, среди деловых забот он тосковал по спокойной жизни на вилле. «Было, пожалуй, общим обыкновением, что люди, нажившие в торговле и производстве скромное состояние, ещё в цветущем возрасте удалялись на покой и, если только было возможно, покупали себе за городом имение, чтобы провести закат своей жизни в созерцательном покое». Внешним выражением этого идеала была даже размеренная, неторопливая поступь, которой шествовал по улицам буржуа.