Последняя шутка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

никаким не маслом, не на холсте, а чёрт знает чем, чёрт знает на чём – цветными мелками, да на бумаге! Он успокоил её, сказав, что дома перерисует маслом на холст, потому что здесь возиться с холстом и красками нет ни времени, ни условий.

– Ну, хорошо, – согласилась Женька, – поверю тебе опять. Но только попробуй, тварь, не перерисуй!

И она красиво встала с зонтом под клёном. Вокруг неё о чём-то шептались парк и ненастный день. Клён был уже алым.

Глава седьмая

Наличие дома двух неожиданных персонажей – кролика, хоть и миленького, и Мары Галичьян, хоть и спящей, ещё сильней испортило настроение Риты. Она любила животных, однако кролик уже пытался грызть её туфли, стоявшие в коридоре, а автогонщица почивала не где-нибудь, а в её постели. Дав по ушам обоим, на что обиделась только Мара, Рита разделась и пошла в ванную. Провела она там без малого полчаса, ибо ей казалось, что если тщательно вымыть тело, то и лицо изменится к лучшему. Так оно и произошло.

Выходя из ванной, она увидела, что подруги уже пьют кофе, сидя на кухне. Обе были не веселы. Хмурый день за окном будто отражался на сонных рожах. Ирка зевала. Мара, часто моргая, общалась с кем-то через соцсеть. Кролик грыз сухарь в коридоре. Там для него поставили и тарелку с водой.

– Откуда он взялся? – спросила Рита, надев бельё и подсев к двум сумрачным пианисткам.

– А как ты думаешь? – усмехнулась Ирка, закуривая, – какие могут быть варианты?

– Женька, что ли, припёрла?

– А кто ж ещё? Не знаю теперь, куда его и девать. Попробую отнести в зоомагазин. Может быть, возьмут забесплатно.

– А ты откуда взялась? – обратилась Рита с вопросом к Маре. Та не ответила, но сказала, не отрывая глаз от смартфона:

– Меня прошу отнести в секс-шоп. Я желаю стать резиновой куклой.

– Тебе уже это удалось, моя дорогая, – брызнула ядом Ирка, – таким позорным и жалким образом лечь лицом в тротуар, исполняя наглый приказ ментов, и так неподвижно потом лежать могла только кукла!

– А ты сама-то чем лучше? – фыркнула гонщица, – точно так же легла и так же лежала!

– Марочка! Я, в отличие от тебя, не пишу в Фейсбуке, что мне даже президент – не указ!

Мара разозлилась.

– Я и сейчас это повторю! Но мне угрожали пытками, сексуальным насилием и расправой! Я была вынуждена поддаться давлению грубой силы!

– Никто тебе не грубил и не угрожал! И даже не тыкал. И ты лежала как дура, с голыми пятками! И теперь вся страна увидит по зомбоящику, что на правой пятке у тебя вытатуирована свастика! Хорошо, журналистка этого не заметила. Но народ заметит. Ты недовольна количеством упырей, которые на тебя оскалились? Десяти миллионов мало? Получишь сто миллионов! И из консерватории вылетишь! Это точно.

– Кретинка ты! – заорала Мара, – свастика – это древнеиндийский символ солнцевращения!

– Объясни это упырям.

Мара собиралась что-то ответить, но неожиданно зашлась кашлем. Как будто вдруг подавилась. И это было загадочно – ведь она вообще ничего не ела, а к кофе уже целую минуту не прикасалась. Но, тем не менее, Риту заинтересовал куда больше другой вопрос.

– Это вы о чём говорите-то? – прокричала она, чтоб Ирка её услышала сквозь раскаты хриплого кашля, – вас что, задерживали менты?

– Конечно, и ещё как! – проорала Ирка, поднявшись и через стол колотя подругу по вздрагивающей спине, – на нас ведь напали байкеры! К ним на помощь сразу примчались сотни ментов! Они нас немедленно положили мордами в тротуар. Буквально в ту же секунду откуда-то появилось и телевидение. Да, как будто из-под земли!

– Ого! Обалдеть! И вас сразу отпустили?

– Да хрен бы нас отпустили – ведь эта дура байкеров отхерачила монтировкой! Нас отпустить попросил Серёжа. Он ведь умчался с Марой, но почему-то приехал немного позже. Мара уже сегодня мне объяснила, что он её задолбал советами, и она его выгнала из машины.

– Серёжу?

– Да! Представляешь?

Мара откашлялась. Но дышала она с трудом. Из глаз у неё обильно струились слёзы.

– Откройте форточку, – попросила она, ловя воздух ртом, – проклятая астма! Внезапный приступ. Чёрт! Ингалятор дома оставила!

– Ты астматик? – спросила Рита, поспешно выполнив просьбу. В кухню ворвался запах мокрой листвы и далёкий шум кольцевой дороги.

– Да, у неё бронхиальная астма почти с рождения, – подтвердила Ирка, – такое с ней частенько случается. И, как правило, неожиданно. Марочка! Может, Скорую тебе вызвать? Или отдышишься?

– Отдышусь, – прошептала Мара, – не надо Скорую. У меня аллергия на все уколы. Девчонки, выведите меня на улицу! Нужен воздух. Здесь его мало. Ты накурила ещё!

– На улице идёт дождь!

– Ну и пусть идёт. Посидим в машине, двери откроем. Может, сгоняем за ингалятором. Здесь аптека есть где-нибудь поблизости?

Ирка с Ритой быстро оделись и помогли это сделать Маре. Ей было очень плохо. Она хрипела.

– На … ты её злила своими свастиками, овца? – обрушила гнев на бедную Ирку Рита, когда они выводили Мару из лифта, – Прекрасно знала ведь, что у человека – астма!

– Я здесь при чём? Это всё, наверное, из-за кролика! Аллергическая реакция.

– На овцу! Ведь надо соображать иногда, что делаешь!

Оказавшись на улице, Мара стала дышать во всю грудь, поддерживаемая под руки двумя спутницами. Прохожие с любопытством на них косились. Кто-то предложил вызвать Скорую.

– Сами вызовем, – отмахнулась Рита, – Мара, дай ключ!

Завладев ключом, она горделиво села за руль прекрасного "Ауди". Ирка с Марой расположились сзади.

– Девочки, мне становится лучше, – пробормотала последняя, – ингалятор не нужен. Здесь есть поблизости парк? Мне бы сейчас чистым лесным воздухом подышать! Тогда оклемаюсь.

– Ну, так поедем в Кусково, – сказала Рита, вставляя ключ в замок зажигания. Запустив мотор, она вывела машину на улицу Молдагуловой, а потом и на Вешняковскую. Ей понадобилось проехать с полкилометра, чтобы привыкнуть к автомобилю, который мощностью почти втрое превосходил её "Форд". Час пик ещё не настал. Дорога была свободна, и на весь путь ушло семь минут. Промчавшись по эстакаде, Рита свернула на двести семьдесят градусов вправо, и, проскочив под этой же эстакадой, въехала в парк.

– Где остановить? – спросила она у Ирки, ведя машину по асфальтированной дороге, пересекавшей лес.

– Я слышала, здесь есть озеро с островком, а на берегу – усадьба какого-то Шереметьева, – подала слабый голосок Мара, – можно туда?

– Ритка, тормози вон на той площадке, рядом с мостом железной дороги, – сказала Ирка, – мы от неё дойдём до пруда пешком! Так будет быстрее.

Мимо маленькой станции, над которой нависал мост, просвистывал поезд. Когда он отгрохотал и вновь воцарилась многозначительная осенняя тишина старинного парка, не только Мара, но и две её спутницы ощутили, как скверно им было там, вне пределов этой возвышенной тишины. К озеру вело несколько тропинок, одна извилистее другой. Золотистый лес под мелким дождём был неописуем.

– Велик ли парк? – небрежно спросила Мара,