Судьба по-русски - Евгений Семенович Матвеев

что актер не играть не может – это его природа. Если он настоящий художник. Не играющий актер – мученик… Даже живой труп.

Любой творческий работник жаждет выразить себя в создании художественного образа: писатель на бумаге, живописец берет кисти и краски, музыкант идет к инструменту… А к чему может приложить свои способности актер, если нет роли?! Потому и случается от простоев всякое: и нервные срывы, и психические заболевания, и пристрастие к алкоголю. К тому же актер кино (штатный) не имеет права отказываться от роли. Отказавшийся актер снимается с зарплаты, и без того нищенской. К сведению читающих эти строки: оплата труда советского артиста была самой низкой в мире…

Так зачем же я играл Брежнева? Как это случилось?..

Стоял я как-то в очереди в мосфильмовском буфете. Подошел ко мне режиссер Юрий Озеров и, положив руку на мое плечо, отвел в сторону.

– Поздравляю! – тихо сказал он.

– С чем? – удивился я.

– Ты утвержден на роль Леонида Ильича в моем фильме…

– ?!

Он приложил палец к губам и сказал еще тише:

– Но пока – ни-ни!..

Юрий Николаевич быстро вышел из буфета, оставив меня, порядком ошарашенного, размышлять. Вопросы возникали – один острее другого, а ответ напрашивался один: розыгрыш… Нелепость какая-то… Впрочем, Озеров, овеянный тогда славой «Освобождения», фильма, удостоенного Ленинской премии и громко прошедшего по экранам мира, вряд ли способен на такие шутки.

Мне вспомнилось, как после XX съезда КПСС, на котором был осужден культ личности Сталина, по чьей-то ретивой инициативе появился лозунг: «Долой культ личности с экрана». Не просто культ Сталина, а культ любой личности. И сразу же с поразительной быстротой с экранов сошли фильмы «Глинка», «Суворов», «Адмирал Нахимов»… Запущенные к тому времени в производство картины об исторических личностях были закрыты, истраченные на подготовку сотни тысяч рублей списаны. Не жалко – народные…

Иван Александрович Пырьев начал снимать картину про молодого Ивана Грозного с Андреем Поповым в главной роли, а я готовился там играть Адашева – закрыли… Я уже снимался в роли художника Константина Маковского в картине «Иван Крамской» у режиссера Александра Борисовича Столпера – закрыли… Помню, много позже в планах студии была постановка фильма «Дмитрий Донской» – запретили даже думать об этом…

Какой нравственный урон был нанесен из-за этих дурацких запретов своему же народу! Его лишили возможности знать свою историю. Я уж не говорю о том, какой прибыли от демонстрации этих исторических картин недосчиталась государственная казна. Идиотизм полный!..

Как мы умеем это – шарахаться из крайности в крайность! Достаточно вспомнить, что творилось много позже, когда партия объявила борьбу с пьянством. Да, все знают, какой это недуг – он словно ржавчина разъедает наше общество, нашу жизнь… Никто не против искоренения этого зла, все – за! Но как? Вот тут-то и появились снова ретивые умники (про таких в народе говорят: «Бегущие впереди паровоза») с призывом: «Пьянство вон с экрана!» И срочно прокат «арестовал» фильмы, где есть сцены с выпивкой, где говорят о выпивке, где в кадре есть бутылка с водочной этикеткой… Картины на студиях закрывались, в лучшем случае перемонтировались, вырезались «крамольные» кадры…

В результате на экраны хлынули фальшивые, нудные фильмы. Зритель перестал верить нам, все реже и меньше стал ходить в кино… а пить меньше в стране не стали.

После того, что я услышал от Юрия Озерова, я не мог успокоиться. Обдумывал, что меня ждет. Отказаться – нельзя, сыграю – меня же потом будет лягать каждый, кому не лень: обвинят в том, что я «обслуживаю» Кремль… Кривотолков будет – хоть отбавляй… Но в то же время, не показывать в кино Брежнева – не есть ли это тоже крайность, подобная тем, о которых я только что рассказал? Ведь фильм «Солдаты свободы» – лента о нашей недавней истории, в картине будут выступать в качестве персонажей молодые Живков, Чаушеску, Хонеккер, Кадар – лидеры стран социалистического лагеря. А нашего лидера, что, не было во время войны?..

Я познакомился с текстом роли, и тут меня охватила растерянность – уж очень крохотный материал! Что играть? Литературная основа не давала ни малейшей возможности создать индивидуальность, объемный характер человека, тем более человека, уже известного широкому зрителю. Про такие роли режиссеры говорят актерам: «Не копайся – там песок». Разумеется, мой герой от изобилия военных типов в фильме будет отличаться, хотя бы пышными бровями… Да и субтитры, сопровождающие действующих лиц, укажут зрителю кто есть кто: «генерал-майор Л. И. Брежнев» – извольте верить…

И все же – надо было найти убедительные аргументы для красивого отказа от роли. Пришел к генеральному директору «Мосфильма» Н. Т. Сизову, человеку мудрому.

– Нельзя мне эту роль играть… Я и ростом, извините, длиннее, и возрастом постарше прототипа, – выпалил я неопровержимые, как мне думалось, доказательства.

– А играть надо, Женя!..

– Да и что я знаю о нем? Заглянул в энциклопедию: кроме дат и должностей, там ничего нет.

– Он почти каждый день по телевидению выступает. Наблюдай…

– И что, кроме того, что он по бумажке читает, я там увижу?

Сизов, всегда сдержанный, ровный, вдруг повысил голос:

– Съемки «Солдат свободы» – решение секретариата ЦК! Ты – народный артист СССР! Все, Женя!..

Вскоре помощник председателя Госкино СССР Ф. Т. Ермаша сообщил, что шеф приглашает меня на беседу.

Филипп Тимофеевич встретил смеясь:

– Слух дошел, что Матвеев сдрейфил?

– Тот случай, когда в слухах есть большая доля правды.

Время было позднее, министр, заметно уставший, попросил принести чай. Сели в мягкие кресла за журнальным столиком.

Пока пили горячий чай, хрустели сушками, я рассказал о своих сомнениях. И спросил:

– А как быть с «г»?

Ермаш повернул ко мне румяное лицо, и в его глазах я прочел: «Какое еще “г”?»

– Леонид Ильич эту букву выговаривает мягко, по-украински…

Филипп Тимофеевич рассмеялся.

– Ну, знаешь, в этом кабинете такого еще не было. Тут просят пленку, проталкивают сценарии, требуют аппаратуру, загранпоездки… А ты спрашиваешь, как роль играть…

– И все же: как быть с «г»?

– Актеры, играя Ленина, картавят и – ничего.

– Так Ленин не слышит, как его копируют. А мой услышит и увидит. Значит, если что случится, то вы в сторонке, а я?

– Молодец, правильно понимаешь. Ты – художник, ты и твори. А я – чиновник.

Посерьезнев, Ермаш подошел к рабочему столу, стал набирать телефонный номер. Заговорил.

– Привет!.. Слушай, у меня сейчас Евгений Матвеев. Нервничает мужик… Не мог бы ты его принять, поговорить?.. – Он долго слушал, что ему отвечали в трубке. Потом: – Спасибо, Женя, тезка будет у тебя. – И ко мне: – Запомни, Евгений