Судьба по-русски - Евгений Семенович Матвеев

и всегда они давали понять – я прост, но… Дистанцию извольте соблюдать… А здесь было хорошо…

И тут моему «хорошо» наступил конец. Мой киноначальник Александров решил «вывести меня на арену».

– Анатолий Федорович, попросите Евгения Семеновича показать, как бы вас поздравил с наградой Леонид Ильич…

Добрынин удивленно поднял брови и, широко улыбаясь, сказал:

– Интересно, интересно… Пожалуйста!

– Анатолий Федорович, – с мольбой не казнить меня ответил я послу, – мое начальство шутит…

Но он повторил просьбу. Захлопали и гости: «Просим, просим!» Господи! Как я в тот момент проклинал себя за то, что позволял себе иногда в своем кругу рассказывать анекдоты о Брежневе и шаржированно копировать его. Но это – зная, где, кому… А тут?!..

Александров шепнул:

– Давай, давай, не ломайся!..

– Пожалуйста! Просим! – настаивали гости.

Деваться было некуда. Я встал и жестом, как бы вынув ее из кармана, взял со стола салфетку. Стал читать:

– Дорогой Толя!.. – Разумеется, произнес это со всеми особенностями речи Брежнева.

Заметил, что улыбки с лиц гостей слиняли, даже испуг в их глазах обозначился. А за спиной героя, в глубине, за чуть приоткрытой дверью я увидел неясно какие-то лица – кто-то подглядывал. А может, снимал, записывал?.. Так, подумал я, значит, из Вашингтона придется мне ехать прямо в Магадан… Но, преодолевая смущение, продолжал импровизировать… Закончил словами:

– Твой Леня!.. – И сел ни живой ни мертвый.

Внушительных размеров тело посла содрогнулось от хохота… Смеялись все, а громче всех мой «провокатор» Александров. Им смешно…

Анатолий Федорович, спасибо ему, почувствовал мое замешательство, решил сменить пластинку: стал рассказывать о резиденции, где жили наши послы, – и до него жили, и будут жить после окончания срока его пребывания в США.

– А сейчас я приглашаю вас посетить бар – произведение моих рук…

Все оживленно и шумно последовали за хозяином на десяток ступенек вниз, кажется, в подвал. «Прелесть какая!» – подумалось мне. Деревянные столы, стулья, стойки… Две юные леди лет по тринадцать в белых фартучках угощали пивом, орешками и прочими яствами…

Тут бы наслаждаться – ведь я, грешник, пиво обожаю, – но те физиономии в дверном проеме не выходили из головы… Милые люди, согретые и вниманием хозяина, и спиртным, болтали по-домашнему о разном: о жизни у нас и у них, о кино, о сотрудничестве с США, о звездах, о зарплатах, о женщинах… Обо всем… Всем было хорошо. Всем. Но не мне…

Улучив момент, юные леди поманили меня в уголок.

– Дядя Женя, покажите нам, как Леонид Ильич поздравлял.

Я опешил:

– Откуда вы знаете?!.

– А мы в дверь подглядывали!..

Очевидно, это были внучки посла. Фу!.. Тут мне стало легче на душе… Слава богу. А то я думал совсем о другом…

Вечер 7 ноября мы провели в доме Е. А. Камкиной. Посол рассказал нам о ней:

– Женщина она удивительная. Родители увезли ее из России еще ребенком в восемнадцатом или в двадцатом году. Воспитали в духе преданности всему русскому. За свою жизнь Елена Андреевна сделала много доброго для России. Владелица крупного магазина «Русская книга», она широко пропагандировала нашу отечественную литературу. Произведения советских писателей стали популярными на Американском континенте благодаря, конечно, стараниям госпожи Камкиной.

Мы вошли в гостиную, где все «пахло Русью»: подлинники русских живописцев, коллекция матрешек и… речь! Только русская речь! Правда, бросалось в глаза, что люди старшего поколения говорят на родном языке чище и свободнее, а юноши и девушки чуть запинаются. Иногда закатывают к потолку глаза – переводят с английского на русский.

Вопросов и тут хватало, и почти все начинались: «А правда ли, что…»

Я же, захватив с собою баночку черной икры (с какими муками доставал я ее в тогдашней Москве), ждал случая вручить подарок Елене Андреевне. И все откладывал на потом, все казалось – не к месту.

Хозяйка воскликнула:

– Как известно, соловья баснями не кормят. Прошу к столу!

В столовой, освещенной свечами, стол ломился от русских блюд: осетр, расстегаи, блины, грибы, гусь с яблоками и – мать честная! – две хрустальные вазы с черной и красной икрой… Куда я теперь со своей баночкой? Наступит ли тот момент «к месту», когда, хотя бы изобразив шутку, можно будет преподнести свой сувенир из Москвы?..

Оживление за столом царило такое, будто все мы были близко знакомы тысячу лет. Однако, закусывая «Смирновскую» водку «ихней» икрой, я все думал о своей: когда же я ею «осчастливлю»? Мне казалось, что моя баночка уже так нагрелась в кармане, что…

Постучав вилочкой по тарелке и дождавшись тишины, Елена Андреевна обратилась ко мне:

– Евгений! – Это имя звучало в ее произношении, как слово, вырванное из стихов Пушкина, – округло и музыкально. – Мы не простим себе, если не воспользуемся присутствием в нашем доме русского актера. Пожалуйста, что-нибудь из нашей поэзии, прозы…

И я читал. Читал с удовольствием и (сам это чувствовал) проникновенно, я был в ударе… А слушатели… Слушатели с увлечением (о! это счастье для артиста) погружались в мир Твардовского («Василий Теркин»), Горького («Однажды осенью»)… Атмосфера была неповторимая…

– Теперь, Евгений, не откажите нам в удовольствии послушать Шолохова… – попросила хозяйка.

Я не сомневался, что эта идея исходила от того же Александрова – видел, как он шушукался с Еленой Андреевной.

Мне и самому очень хотелось узнать, как будут слушать монолог дерзкого революционного мечтателя Макара Нагульнова люди, выросшие «на противоположной стороне»… Вспомнил, как однажды «на нашей стороне» мне, по сути дела, не дали прочитать этот монолог.

А было так. В большой студии «Останкино» записывался праздничный концерт, в котором выступал и я. Спустя неделю в телеэфире я не обнаружил ни себя, ни монолога моего Макара… Что случилось?.. Почему? Почему вырезали без предупреждения, без извинения?..

Позвонил режиссеру передачи Виктору Черкасову. Почувствовал, что этому порядочному человеку трудно было подыскивать в разговоре со мной аргументы… Потом он не выдержал и сказал напрямик:

– Понимаешь, старик, это такое хамство! (Слово, конечно, было более острое.) – Он назвал фамилию очень большого телевизионного начальника, который приказал: «Матвеев сыграл роль Леонида Ильича, а тут вдруг дурацкие шуточки Нагульнова про баб. Вырезать!»

Сейчас я читал здесь, в Америке. Какая это прелесть – видеть горящие глаза слушателей, слышать их смех, хлопки в ладоши…

Елена Андреевна, подойдя ко мне, растроганно сказала:

– Это вам от нас!..

И вручила мне поэтический сборник Высоцкого «Нерв», В Москве эту книжку я достать не смог, а тут – «будьте любезны»…

Расставаться не хотелось, но надо было. Не скрою, что приятно было слышать: «Побудьте еще! Не уходите!»… И думалось: «За что жизнь так разбросала