Баллада о неудачниках - Юлия Стешенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А предлагали?
— Не единожды.
— Молодые?
— И красивые. И много.
— Идиот.
— Вот и я говорю.
— Эй, я что, идиот?
— Как рука? — коварно спросила Вилл, швыряя в сумку пустой шприц.
Рука болела.
— Нормально.
Я откинулся на подушку и прикрыл глаза. Дыры от стрел глухо ныли, было тяжело дышать, кошмарно кружилась голова. А в остальном — хоть завтра одевайся и на службу.
Глава 32, в которой Марк чистит апельсины
Усевшись рядом с кроватью, Вилл положила ладонь мне на висок, легонько поглаживая.
— Ты как?
— Все хорошо. Кажется.
— Не обольщайся. Не болит только из-за заклинания. Ты в постели не меньше месяца проваляешься.
— Вот и отлично.
— Что отличного?
— Что не в гробу.
Вилл щелкнула меня по лбу.
— Ой. Так мне не нравится. Раньше получше было. Откуда у тебя под глазом синяк?
Поначалу я, ошалевший от страха и боли, не сообразил — а теперь сопоставил, и результат сопоставления мне не понравился. Когда я видел Вилл через кольцо, синяка у нее не было. А теперь внезапно образовался.
Мне следовало задать кое-кому вопросы. Очень, очень много вопросов. Осталось только выяснить, кому.
— Синяк? — неосознанным жестом Вилл вскинула руку к лицу. — На дверь налетела в темноте.
Ага. Все так говорят. На дверь налетела, о полку ударилась, воротом колодца зацепило.
— И как зовут эту дверь?
— Что? Марк, ты серьезно? — удивительно натурально изумились Вилл. — Ты правда думаешь, что кто-то мне подбил глаз?
Ну да. Например, тот, кому ты улыбалась. Если твоя полураздетая женщина улыбается другому мужчине, а потом срывается прочь только потому, что он ее куда-то позвал… Ревность — поганая штука. Пожалуй, я мог бы этого парня понять. В какой-нибудь другой ситуации. С какой-нибудь другой женщиной. Но не с Вилл.
— У тебя не было синяка. Мы поговорили. У тебя появился синяк.
— Потому что я налетела на дверь! Схватила сумку, погасила свет и нахрен забыла, что дверь нараспашку. Бдымс! Господи, Марк, ну я же боевой маг! Ты серьезно думаешь, что мне можно вот так вот просто зарядить в глаз?
Я протянул руку и легонько хлопнул Вилл по щеке.
— Ты чего?
— Да. Можно.
Любого можно ударить — если он не ждет удара. Я бы за такое руки отрубал.
— Меня не били, честно слово.
— Точно?
— Точно. Знаешь, я не тот человек, который позволяет себя бить.
Я хлопнул ее по щеке еще раз. Вилл стукнула меня по лбу.
— Понял?
— Нет. Ты позволяешь себя бить.
Вилл стукнула меня снова, чуть сильнее.
— И что? Я все равно тебя два раза ударил.
— Эх ты, Галахад… — Вилл потрепала меня по волосам и убрала руку. — Теперь, когда мы выяснили трагическую историю моего фингала, может, расскажешь, какого дьявола ты в лоб штурмовал этот кретинский овин, а не поджег его к херам?
— Сеновал.
— Да похер.
Ну… В целом да. Похер.
— Откуда же я знал, что там засада.
— И правда. Откуда же ты знал? Да, шериф сливает информацию Малиновке, передавая ему твои планы. Разве можно предположить, что эта твоя гениальная операция тоже уйдет в народ?
— Я не рассказывал Паттишаллу про свои планы.
— И не надо было рассказывать! — внезапно рявкнула Вилл, и я подпрыгнул на своем ложе скорби. — Твои бойцы знали, что следят за Малюткой Джонни? Знали! Как думаешь, сколько времени эта информация до Паттишалла шла? Десять минут или пятнадцать?! А как быстро от Паттишалла она дошла до Джонни?!
— Не ори. Я понял.
— Что не ори? Что не ори?! Ты себе чуть похороны не организовал, и я не должна орать?!
— Я просто об этом не подумал. В следующий раз…
— В следующий?! Одного раза тебе что, мало было?! Повторить решил?!
— Это моя работа! Я же тебе не запрещаю к драконам в пасти соваться! — не выдержал наконец я.
Осекшись на вдохе, Вилл замолчала и устало потерла лицо.
— Справедливо. Но я хотя бы осознавала степень риска. Ты можешь то же самое сказать о себе?
О господи, ну конечно я!.. не мог. Не мог я этого сказать. Потому что в хитросплетениях интриг и доносов понимаю меньше, чем в искусстве стихосложения. Зарифмовать «Каллиопа» и «жопа» я могу. А сплести хотя бы простенькую интригу — нет.
Я из тех, кто сражается мечом, а не словами.
Не надо было ломиться в двери. Окружить сеновал, поджечь — и стрелять по всем, кто будет выбегать из огня. Вилл была права. Сделать нужно было именно так.
Вилл, пристально глядя мне в лицо, ждала ответа.
— У тебя апельсины по полу раскатились, — сказал я.
— Как ты изящно поменял тему, — фыркнула Вилл. Наклонившись, она поманила пальцем, и оранжевый шар, выкатившийся из-за сундука, прыгнул точно в ладонь. — Это тебе. Держи.
— Рехнулась? — вылупился я на апельсин. — Они же дорогущие!
Сколько сейчас стоят апельсины? Дороже коня — или все-таки немного дешевле?
— Не у нас, — Вилл вложила мне в руку неожиданно тяжелый плод. Апельсин был прохладным и шершавым, бугристая корочка на нем почему-то казалась маслянистой на ощупь.
С ума сойти. Никогда не держал в руках настоящий апельсин! Слышал, что сок у них горький, но удивительно благовонный, а корочка придает необычайный аромат пирогам и мясу…
Не успел я свыкнуться с мыслью, что сейчас буду вкушать королевский фрукт, как Вилл выдернула апельсин из моей руки.
— Нет, погоди! Возьми лучше это!
Разодрав на клочки пеструю обертку, она подсунула мне нечто длинное и коричневое.
— Ты шутишь?
По форме и цвету новое угощение напоминало собачье дерьмо.
— Да ладно тебе. Это вкуснее апельсина!
— Спасибо. Я не голоден, — вежливо ответил я, осторожно отползая к стене.
— Это вкуснее, чем сахарный сироп, — коварно сменила аргументы Вилл. — Попробуй!
И снова сунула мне под нос коричневую мерзость.
Господи, помилуй меня.
Я посмотрел на Вилл. Посмотрел на мерзость. Снова посмотрел на Вилл.
Человек примчался ко мне по первому зову. Ушел с праздника, всю ночь не спал, доставал лекарства и апельсины… И эту вот дрянь. Вез
