Странница - Тамара Воронина

— А ты меня не пускаешь? Рош, ты подумать не мог? Своей головой? Как только мне приспичит отправиться в путь — в любой путь, я просто возьму тебя с собой. И все. Не во всех же мирах твоим острым ушам что-то угрожает.

Он нахмурился.

— С собой?

— Конечно. Я просто возьму тебя за руку, и никуда ты не денешься, пройдешь со мной туда, куда я захочу. Только я никуда не хочу. Но, как все уверенно говорят, впереди у меня долгая жизнь, может, еще и прогуляемся по соседним мирам. Не уходи больше. Что бы ни случилось, кто бы чего ни наговорил — не уходи. Поклянись. Самой нерушимой клятвой.

— Нерушимой не могу. Без мага… разве что клятву крови дать…

— Тогда потом. У тебя и так крови мало осталось. Мне так без тебя было плохо, Рош… Как тебе без меня.

— Я знаю, — совсем уж виновато пробормотал он. — Я сам… чуть с ума не сошел. Ты вернулась, когда уже снег лежал, да? Лена, прости меня… Ты сможешь, я знаю, ты великодушна…

— Я была не одна, — геройски сообщила Лена. Шут пожал плечами.

— Я знаю. С весны. Маркус?

— Милит.

— Даже лучше, — одобрительно кивнул он. — С Маркусом мне было бы труднее. Э-э-э, Лена, а что тебя смущает? Ты ведь сделала как раз то, о чем я тебя просил. Нельзя тебе оставаться одной. А Милит — это даже хорошо, что Милит. Он же тебя любит.

— Ты тоже?

— Тоже? Нет, я люблю тебя гораздо сильнее. А, ты вот о чем… Конечно, не один. — Он поморщился. — Лиц-то не помню. Так… случайные какие-то женщины. Просто, чтобы расслабиться. Или вообще спьяну.

— Еще и пил!

— И как, — сокрушенно вздохнул он. — Даже не знал за собой таких талантов. Думал забыться… Не помогает. Пил, дрался, во всякие постели без разбора валился — ничего не помогает.

Лена погладила шрам на виске и пообещала:

— Ты мне за это еще заплатишь. Вот поправишься…

— Как Милит смог, Лена? Никакой маг не может остановить смерть. Даже эльф.

— Он не останавливал. Он отдал тебе свою жизнь. Свою искру.

Шут был потрясен. Или слышал о чем-то подобном? В книжках вычитал?

— Тогда он… раз отдал…

— А я вернула. Ужасно не люблю быть должной.

Невероятные мужчины. Просто невероятные. Шут облегченно вздохнул, хотя и понял прекрасно, как именно Лена возвращала жизнь. Кстати, неужели другого способа и впрямь нет, кроме любви, страха и ярости?

— Я не должен был уходить… — с отчаянием пробормотал шут. — Не должен был даже разговаривать со Странницей. Но я так привык быть учтивым с женщинами, что не смог просто отвернуться. Она не лгала, Лена. Я готов поклясться. Она была совершенно искренней. Она даже понимала и меня, и тебя…

— Конечно, — нехорошо улыбнулась Лена, — тебе, дураку, и врать не надо. Тебе чистую правду сказать — и все, ты уже готов. Ты, искатель истины, неужели так и не нашел простенькую такую правду: не все истина, во что кто-то верит, пусть даже верит искренне.

— Не нашел… — Он высвободил руку, провел кончиками пальцев по ее лицу. — И искать больше не буду. Ты — моя истина. Сейчас я уже умный, я уже знаю, как мог бы возразить Страннице. Лена, мне кажется, она тебя любит. Не видела никогда, а все равно любит. Очень тепло о тебе говорила.

— Но решила за меня, что мне нужно. Ты считаешь, я за себя сама думать не способна?

Он опустил глаза. Господи, зачем мужику такие ресницы? Тень на щеках… И похудел. Осунулся. Лицо стало… жестче. И шрам этот… Да единственный ли? Лена стянула одеяло. Конечно. Вот еще тут ножом полоснули, хотя, похоже, вовсе не смертельно. Она просто увидела, как кривится шут через денек после этой раны, вскидывая на плечо свой мешок. Не опасно, зато больно. А это? Непонятно, словно прокол…

— Просто на сучок напоролся, — пояснил он. — Честно. Самому смешно. Да ерунда, правда, ничего серьезного не было. Так… по морде чаще обычного получал. И давал тоже… чаще обычного. В общем, я очень плохо себя вел. Глупо и неразумно. Ты бы меня точно не узнала.

— Перебесился?

— На всю оставшуюся жизнь, — вздохнул шут. — Нет мне никакой жизни без тебя. Год — это очень много, Лена. Кто-то жил вместо меня этот год, но это был не я. А сейчас — я. Потому что держу тебя за руку. И ничего больше мне не нужно. И никого больше мне не нужно. Где угодно, как угодно, куда угодно — только с тобой.

Его голос слабел, и Лена испугалась. Шут улыбался виновато и ободряюще одновременно. Вернулся Гарвин, сунул под кровать «утку» и косо глянул на Лену.

— Я тебя с ним наедине не оставлю, — очаровательно улыбнулась она.

— Думаешь, стрелял все-таки я? — не удивился Гарвин.

— Нет, не думаю. Думаю, ты ему по шее надаешь. А он еще слаб.

— По шее? Нет, не за что. В конце концов, сын моей сестры был счастлив целых полгода.

Шут молча смотрел на него, а выражение его лица Лене совсем не понравилось. Раньше такого не было. Он разглядывал Гарвина, словно не лежал без сил на узкой раскладной кровати, а сидел за столом, держал в руке мощную лупу и поворачивал наколотого на длинную булавку жука. Взгляд эльфа.

— Ты человек, Рош, — напомнила она. Шут кивнул, продолжая изучение. Гарвина, впрочем, это не смущало. Интересно, есть вообще хоть что-то, способное смутить эльфа? Ведь даже самый-самый из них Кайл…

— Известно, кто стрелял, — сообщил ей Гарвин. — Пришел к Владыке и признался. Исключительно мои мотивы: чтоб ты была не просто с эльфами, а еще и с эльфом. Полукровка его почему-то не устраивает. Ну что, побежишь заступаться?

— Почему? У эльфов нет смертной казни, как я понимаю.

— Лучше б была, — усмехнулся Гарвин. — Изгнание куда хуже.

— Ничего, — кровожадно сказала Лена, — прибьется к местным эльфам, не прогонят.

— Как раз прогонят. Аиллена, изгнание — это навсегда. Отовсюду. Если решения об изгнании принял Владыка, ни один эльф не примет изгнанника. Воды не даст и в сарай переночевать не пустит. А эльфы-одиночки долго не живут.

— Ну, — пожал плечами шут, — что-то он умеет делать, а эльфийские мастера в Сайбии ценятся. Поживет среди людей. Не станет сверху вниз смотреть, даже бить не будут. Часто, во всяком случае, не будут.

Лена встала, и они оба засмеялись, но удерживать ее не стали. В палатку Лиасса она прошла мимо пары черных эльфов, причем один прикидывался памятником и даже на Лену не глянул, а второй, жевавший кусок хлеба с сыром, встал и поклонился. Ну да, один сторожит (а Аиллене все можно, везде можно и всегда можно), а второй — мальчик на побегушках. Прислуги у эльфов не было, даже у Владыки, но всегда находились желающие постирать ему рубашки или приготовить обед, а бодигарды состояли на службе и никакие поручения зазорными не считали. Велел бы Лиасс ему трусы да носки свои стирать, не моргнул бы и стирал с тем же тщанием, с каким бдит. И еще за честь бы счел.