Странница - Тамара Воронина

Увидев Лену, он встал, а лицо по-прежнему ничего особенного не выражало.

— А ты хотя бы какие-то чувства показать можешь, Лиасс? Ну хотя бы беспокойство. Тревогу.

— Ты и так знаешь, что я чувствую.

— Да ну? Откуда бы? Я как раз не знаю. Вот даже не знаю, простил ли ты Милита там, на холме. Или ему по-прежнему стоит знать, что ты…

— Простил, Аиллена. Хотя и не должен был.

— Не должен? Очень интересно… Ты настолько безжалостен?

— Да, — удивился Лиасс, — жалостливостью я точно не отличаюсь. Как и всякий эльф. Жалость — это человеческое.

А вот мне ничто человеческое не чуждо, подумала Лена. Вот, например, неудержимое желание морду твою красиво-спокойную расцарапать, да нечем, ногти коротко обрезаны. В глаз бы дать, да чтоб до синяка, чтоб все видели, так ведь не получится, не успею и силы не хватит. Твой внук, твой, черт возьми, любимец, один в палатке лежит и ждет смерти, а ты сон Светлой на пару с сыном сторожишь, и хоть бы что на лице отражалось, хоть бы в голосе тревога была, хоть бы что-то человеческое… Тоже мне, отец народа… Каждый эльф — твой сын. Кроме родных, что ли?

— Ты действительно думал, что я не пойду к Милиту?

Лиасс помолчал и кивнул. Непостижимо.

— Почему? Потому что шут вернулся?

— Я не знаю, Аиллена. Я даже не думал. Уверен был. Ты в очередной раз поразила меня.

Поражаю я тебя не тем, чем должна бы, Владыка. Прожить тыщу с лишним лет и не научиться понимать незатейливые мотивы обыкновенной бабы — тоже надо уметь. Или как раз разучиться?

— В общем, я не знаю, но Милит уверен, что все хорошо.

— Раз уверен, то хорошо.

— Или врет мне, чтоб я не волновалась, — усмехнулась Лена. — С него станется.

— Ты хотела дать ему жизнь, — тихо проговорил Лиасс, и впервые Лена услышала в его речи эльфийскую певучесть. — Ты не могла не дать, понимаешь? Твои желания, если они истинны, сбываются. Ты хотела, чтобы полукровка вернулся, и он вернулся.

— Я не очень хотела, чтобы к тебе в свое время вернулись силы, — съязвила Лена, — однако даже превзошла твои ожидания.

— Ты изменилась, — удивился Лиасс. — Ты делаешь осознанно то, что делала инстинктивно.

Лена задумалась.

— Осознанно? Это как — осознанно получить удовольствие от близости с мужчиной? В тысячный раз подряд? Или это все же нечто стихийное и природное?

— Не знаю. Вряд ли кто-то может объяснить природу твоей силы. Даже ар-дракон. Но поверь: ты изменилась. Ты была просто Светлая, стихийный источник, а сейчас ты нечто большее.

— Это все равно не зависит от меня, Лиасс.

— Конечно. От тебя зависит только то, как ты используешь данное тебе природой. Это ко всем относится: и ко мне, и к Милиту, и к Гарвину… Нам дано — мы используем. И все по-разному. Милит никогда бы не прибег к некромантии, потому что это противно его натуре. Он умеет убивать, и готов убивать, и вовсе не только в бою и вовсе не только быстро, он вполне способен долго допрашивать пленного, и тот будет только мечтать о смерти. Но стать некромантом Милит бы не смог. А Гарвин — смог.

— Мне другое интересно — смог бы ты?

— Сейчас — нет. А давным-давно, когда был еще молод — вероятно. Не уверен, но допускаю. Но я рад, что мне и не пришлось узнать, способен ли я на это. Аиллена… Я благодарю тебя за Милита.

— Только не на колени! — взмолилась Лена, но он уже опустился на колено (эльфы и этого старательно не видели) и поцеловал ладонь Лены.

— Это ритуал, — улыбнулся он, глядя снизу вверх. Синие глаза посверкивали в лучах солнца. Удивительно, но эльфы умели даже не щуриться на солнце, а вот зрачки становились не то чтоб кошачьими, но форму меняли. Может, поэтому они и в темноте видят хорошо, и против солнца спокойно стоят. Люди — испорченный вариант эльфов или эльфы — улучшенная версия людей? — И да, я хочу, чтобы все это знали. Я, Лиасс, Владыка эльфов Сайбии, благодарен тебе, Аиллена Светлая. А если ты будешь строжиться, я устрою какой-нибудь безумство.

— Безумство? Ты? А ну-ка!

Лиасс взмахнул руками, и на Лену просыпался дождь из золотых осенних листьев. Где он их взял? Они уже все опали, засохли и шуршат под ногами в лесу. Он сгреб горсть листьев, пробормотал что-то — и в ладонях возник небольшой золотистый цветок, похожий то ли на лотос, то ли просто на водяную лилию. Лиасс протянул цветок ей:

— Он никогда не завянет. Вообще никогда. Мы с тобой исчезнем с лица земли, мир исчезнет, а этот цветок будет. Он настоящий. Я вложил в него часть души, Аиллена. Возьми, пожалуйста, кусочек моей души и приколи к платью. Или к волосам. Или просто выброси. Только он все равно вечен. Что ты хочешь еще? Дождь? Снег? Лето?

— Не надо глобальных климатических изменений! — засмеялась Лена. — Я, кажется, поверила, что ты рад. Может, навестишь внука и скажешь ему, что он прощен? Лиасс, для него это важнее всего. Важнее меня. Важнее самой жизни. Ну ты хоть оцени, что он ради тебя рисковал — ведь если б ты меня не удержал, я бы…

— Думаешь, он этого не понимал? На то и рассчитывал, что я не смогу не удержать тебя — ради тебя же.

— Черт возьми, Лиасс, — рассердилась Лена, — встань с колен, или я кусочек твоей души сейчас в выгребную яму брошу, и немедленно иди прощать Милита. Он использовал меня, это верно, ну так ему было с кого брать пример.

Лиасс встал, отряхнул колено и вдруг совершенно несолидно подхватил Лену подмышки и закружил.

— Ты необыкновенная, Аиллена! — заорал он дурниной. Никак не владычески. Очень даже по-человечески. Лена засмеялась. Давно забытое ощущение детства: когда она была девчонкой, они так друг друга кружили, было весело и страшно. В руках Лиасса страшно не было: уж он-то точно не уронит.

— Где шут? — спросила она, когда Владыка соизволит поставить ее на землю. Голова кружилась, как после карусели, и она уцепилась за его плечо.

— В больничной палатке. Только он все равно тебя не увидит. Он без сознания… Пугаться не надо. Это нормально. К утру придет в себя. Поболеет какое-то время. Крови-то он потерял много, и никакая магия не восстановит потерянное. Только травы. Ну-ка, какие травы надо давать при кровопотере?

— Две доли жизнянки, одна первоцвета, две огоньков. Заваривать полтора часа, процедить, добавить холодного красного вина и полторы ложки меда. Растереть большое красное яблоко, перемешать с составом и, связав больного, заставить его выпить эту гадость. И так десять дней.

Лиасс поцеловал ее в щеку.

— Насчет связать — лучше всего. Хотя я не понимаю зачем. Получается довольно вкусно.

— Потому что у эльфов извращенный вкус. Милит вон какую отраву пил и приговаривал, что это просто замечательно. Он даже парное молоко пьет.