У последней черты - Дмитрий Ромов

засвеченный, так что, стреляй, не хочу, как говорится. Вот я и стреляю, пытаясь импровизировать с видом заправского ковбоя-бретёра, не глядя попадающего в муху. Тюбетейка, висящая на стене, конечно, не муха, но попасть в неё не целясь, тоже задача невыполнимая для нормальных, а не киношных героев.

Попасть в тюбетейку и не попасть ни в кого из присутствующих.

В общем, мордоворот дёргается в мою сторону, и я замечаю, финку в его руке. Резко перевожу пистолет в его направлении и нажимаю на спуск. Глушитель не прищёлкнут, но благодаря конструкции, сам ствол эффективно гасит звук, поэтому раздаётся только довольно громкий щелчок и шум разлетающейся штукатурки там, где только что висела тюбетейка. Я её сбиваю осколками, попав не в неё саму, а в стену рядом.

Стоп машина! Громила мигом стравливает пары и, хлопая клапанами, останавливается, а двое других чуть вжимают головы в плечи.

─ Да, Ферик, ─ цокает языком Пермяк, отворачиваясь от меня, словно ничего и не произошло. ─ Ну, попал ты. Куда ни кинь ─ всюду клин. Братву Зуры Белого пострелял, бабки забрал у своих же пацанов и с легашами слепёшился. Хотя ты всегда был сукой ещё той, с чекой даже снюхался и Цвета своего ссученного в столицу притащил. Туман его хотел своими руками придушить, да не успел. По нему тоже решать будем. Есть у меня вопросы к нему. Кто Ашотика, к примеру, уделал, да и Абрама тоже.

Он отпускает Айгюль и делает знак своей торпеде, чтобы тот отошёл обратно к стеночке.

─ Какой ты вор, Ферик Ферганский? ─ продолжает Пермяк, поигрывая опаской, открывая её резким движением и тут же защёлкивая. ─ Живёшь во дворце, закон забыл, наркотой барыжишь. Ну и самое-то главное — это ж ты меня мусорам сдал почитай за тридцать целковых, братву мою всю перебил. Ты же не думал, что я забуду? Сколько лет прошло, а я всё помню. А ты, смотрю, теперь вот малолетку во всём слушаешь, фраерка, в натуре, с пистолетиком. Ты дуру-то, мальчонка, убери свою. Испугал ежа…

Какая быстрая перемена риторики. Правда, артист. Пистолет я опускаю, но убирать не тороплюсь.

─ Короче, ─ резюмирует он, ─ скоро сход будет. Малявы разлетелись уже. Но ты лучше не приходи, решать по тебе будем. Так что прямо там решим и порешим, ты понял? Я сам вот этой штуковиной тебя разрисую. Клюв тебе отчекрыжу, лопухи, бебики вырежу.

Он ухмыляется, щёлкая бритвой:

— А псы у тебя дохлые, службу не тянут.

Я смотрю на Ферика. Всё это время он просидел с опущенными вниз глазами, спокойно, не двигаясь, и не произнося ни слова. Даже когда над Айгюль было занесено брадобрейское орудие он и не дёрнулся. Впрочем, за ним я в тот момент не слишком внимательно следил.

Сейчас он поднимает голову и лицо его изображает страшную скуку, а в глазах пляшут холодные языки пламени, такие же, как утром.

— А ты у нас, Пермяк, максимкой заделался? — тихо, и хрипло, закашивая под Марлона Брандо, спрашивает он. — Петрушкой и весельчаком? Театр одного актёра, в натуре, с балетом телевидения ГДР. Ну давай, тогда уж и спой ещё что-нибудь душевное. Из «Лейся песни», «Прощай», например. Ты Тумана помянул? Так скоро увидитесь. Дай-ка, Егор, волынку, я аккомпанемент массовику-затейнику задам.

Пермяк начинает ржать:

— Чё, отпустило очко? Сынуля пушчёнку достал, так ты осмелел? Ты ж не вор, Ферик, а фраер набушмаченный.

Я протягиваю Ферику пистолет, пусть стреляет, если хочет. Мне этот хрен татуированный не нравится.

— Давай-ка, непуть, вали со своими шестернями, — кривится Ферик, — и радуйся, что я хочу своими глазами посмотреть, как с твоей груди звёзды вместе со шкурой срывать будут на твоём же сходе. Твоим же шкрябалом.

— Да ты чё? — ухмыляется Пермяк. — Ты подумай, серьёзный какой. Так ты, может, шмальнёшь в меня?

Он оглядывается на своих, мол, гляньте только, герой нашёлся и начинает ржать:

— Ну, давай, ага, шмаляй. В натуре смельчак.

— Лучше потанцуй, — пожимает плечами Ферик и трижды стреляет в пол под ноги своему обидчику.

Тот не сразу, но ноги переставляет и в лице меняется.

— Ты чё сучка, — хрипит он, и тогда Ферик нацеливает пушку ему в лицо.

Пермяк сплёвывает под ноги и делает шаг, но не назад, а вперёд. Подходит и упирается грудью в ствол.

— Ты думаешь, я смерти боюсь? — кривится он. — Я боюсь только одного, не увидеть, как ты сдохнешь, гнида.

Он ещё раз сплёвывает и хладнокровно развернувшись, выходит из кабинета. А за ним и его команда.

— Пошли, — доносится из-за двери его голос. — Эти пусть прицепленные болтаются.

— Ну ладно, — говорю я глядя на часы. — Мне, пожалуй, тоже пора. Пушечку верните, пожалуйста.

— Испугалась? — спрашивает Ферик у Айгюль. — Он комедиант на понтах. Его всерьёз никто не воспринимает. Стригун, в натуре, его за глаза так и величают. Вечно с опаской своей ходит. Только сам бы он не попёр на меня, кишка тонка, кто-то посильнее за ним стоит. Ладно, об этом мы ещё подумаем. Держи.

Он отдаёт мне пистолет.

— Молодец ты, Егор, дерзкий и смелый. Ради невесты своей жизнью рискнул.

— Ради подруги, Фархад Шарафович, — говорю я без улыбки. — При всём уважении, но ради дорогой моему сердцу подруги.

— От дружбы до любви один шаг, — тянет своё он, но встретившись со мной взглядом, чуть сдаёт назад. — Ладно, это мы тоже потом обсудим.

Слишком много на потом откладываешь, муаллим.

Айгюль сидит ни жива, ни мертва от страху. Понимаю, увидеть занесённое над собой лезвие опасной бритвы, та ещё радость…

— Гуля, дядя Ферик его накажет, так что тебе больше не придётся испытывать ничего похожего, — касаюсь я её плеча.

Она молча кивает, а выхожу и вижу в закутке в коридорчике пристёгнутых к батарее охранников Ферика. Надо же, комедиант на понтах охрану вырубил твою, вот тебе и стригун.

Что-то как со вчерашнего дня разогнались делишки, так и не остановятся никак. Надо к другим делам переходить, а то блатная эта повестка достала уже. Ферики-шмерики, Пермяки-шмеряки, Зурабы-шмурабы.

Время бежит, летит, мчится вперёд, как ракета, и мне уже пора ехать в «Метрополь». Ах, если б знали вы, что за деликатесы, мне подавали в «Метрополе» две принцессы. Я это уже, вроде, цитировал, да?

Будущий генерал-гангстер Злобин уже здесь. Он сидит, вальяжно развалившись на стуле. Двубортный пин-страйп, в тонкую полоску, костюм, благородная седина на висках, морщины от вечной денировской улыбки и немного злые смешинки в глазах. Агент МИ-6, никак не КГБ.

Кстати, почему никому не пришло в голову пригласить Де Ниро на роль Джеймса Бонда? Весело