У последней черты - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он довольно и весьма громко смеётся, а я вопросительно смотрю на Ферика. Он ловит мой взгляд, и виновато разводит руки, мол ну как с таким человеком разговаривать вообще. Невменько, одним словом.
Я поднимаю брови и понимающе киваю, а Ферик, этот немощный, разбитый неприятностями и уязвлённый оскорблениями распоясавшегося сосунка старый пень, берёт в руки здоровенную кружку с американо и резко выплёскивает её содержимое в рожу Белому Зурабу. Горячий, бодрящий, освежающий напиток из первоклассной бразильской «Арабики», стопроцентной, между прочим.
Тот отшатывается назад, но где там, от кофе ещё ни один урод, раскачивающийся на стуле, не уворачивался. Естественно, стул, на котором он развалился в позе утвердившегося альфа-самца, валится назад, смещая баланс в пользу попранного достоинства Фархада Матчанова. Буквально стул Немезиды получается.
Дальше всё происходит, как в кино. Парни из охраны быстро фиксируют прихвостней Зураба, а Ферик, как бешеный Спайдермен в один прыжок подлетает к поверженному мерзавцу и ставит колено на его грудь.
Лицо Белого, ставшее ярко красным с небольшим коричневым налётом выглядит плачевно, но он даже заорать не успевает, хотя ему несомненно больно. Просто ему вмиг становится не до ожога, потому что все мысли и силы уходят на то, чтобы удержать и попытаться оттолкнуть от себя правую руку Фархада Шарафовича.
В этой руке Ферик сжимает чайную ложку, которой мгновение назад помешивал кофе в кружке, а теперь пытается выковырять глаз из головы Зураба.
Отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы…
Зурабову братию быстро и практически без шума выносят за дверь и там нежно, но чувствительно утрамбовывают. А Зура, оставленный на волю Спайдермена Ферика отчаянно борется с ужасной угрозой.
Я осматриваю зал. Посетителей всего несколько человек и все они под парами. За конфликтом наблюдают, но без особого интереса. Действия крупье вызывают у них гораздо больше сочуствия.
У Ферика двое телохранителей. Они спокойно и неотвратимо, прижимают руки Зураба к полу и расклинивают голову, прижав её коленями. Спокойно и неотвратимо, как движение Земли вокруг солнца. Как там, обыденность насилия? Вот оно. Да, для них не происходит ничего дикого и экстраординарного.
Ложечка вдавливается в плоть. На это смотреть больно, хотя… чтоб ты сдох, Зураб, конечно. Но не здесь же. Он хрипит, брызжет слюной, пытается вырваться. Да куда там.
— Не здесь, Фархад Шарафович, — говорю я склоняясь к нему. — Потом доделаете. Всё-таки у нас тут приличное место, большие люди ходят. Зачем нам циклопы с кровавыми слезами?
Ферик, как монстр, сорвавший с себя маску и обнаживший истинное и совсем не благодушное лицо, бросает на меня звериный взгляд.
— Не здесь, — спокойно качаю я головой. — Уводите его, забирайте себе, раз у этого дебила хватило ума самому отдаться вам в руки. Это ваш приз. Не забудьте, впрочем, у меня к нему личный счёт, как минимум за двух человек.
Он недовольно бросает ложку на пол и неловко поднимается. Один из помощников подаёт ему руку. Зура часто дышит. Лицо его искажено гримасой боли и злобы. Из глаза сочится кровь со слезами.
Ферик стоит над телом своего врага опустив голову. Дышит хрипло, возбуждённо, как тигр, сокрушивший буйвола. Нет, не так, как старый Акела, который нихрена не промахнулся и сокрушил и буйвола, и Шер-Хана.
Зураб встречается с ним взглядом, и Ферик плюёт ему в лицо. Я отхожу. Странно это — видеть врага, которого ненавидишь и желаешь ему смерти, поверженным, жалким и ничтожным и… уже не хотеть его погибели и даже где-то в глубине души сожалеть о его загубленной жизни.
— Отведите его в машину, — бросает своим волкам Акела-Ферик, честно подтвердивший право называться вожаком стаи.
Я киваю начальнику смены и он провожает группу товарищей до автомобиля, чтобы у начавших приходить в себя соратников Белого не возникло соблазна отбить своего пленённого иерарха.
Мы с Фериком возвращаемся к столу и он, как ни в чём не бывало машет бармену и просит ещё кофе.
— Может, лучше чего-нибудь попрохладнее? — с опаской спрашиваю я.
Он бросает на меня злой волчий взгляд, но понимает, что я его подкалываю и усмехается. Я узнаю старую добродушную маску Фархада Шарафовича.
— Не бойся, — кивает он, — с тобой мне не справиться.
— Что за Пермяк? — спрашиваю я, чуть улыбнувшись. — Конкурент?
Ферик не отвечает.
— Ему, — не отстаю я, — понадобилась эта операция, чтобы попытаться скинуть вас с Олимпа? Или что? Вряд ли Зураб решился бы сам на такую подставу. А если бы он не встретил отпора и все его бойцы остались бы в живых?
— А, кстати, хоть кто-нибудь выжил? — интересуется Фархад Шарафович.
— Не думаю. Проверять было некогда, но постреляли мы хорошо.
— Нет, — качает головой он. — Мне кажется этот гуж Зура просто хотел меня жмокнуть.
— Это как-то тупо. Вот так приехать и всех пострелять. С него же спросят.
— А когда не вышло, Пермяк его надоумил разыграть вот эту комедию. Тупо, да, но не пойман — не вор. А бабки ему сейчас нужны, это я точно знаю.
— Не пойму, а если бы у него всё получилось? Что бы он сказал? Типа, ой нет, это не я?
— Ну, Егор! — раздражается Ферик. — Он бы по-любому всех завалил, ни одного свидетеля бы не осталось. А потом сказал бы, что когда приехал, там все уже лежали мёртвые, и ни денег, ни товара, естественно.
— Ну, и кто бы в это поверил? — пожимаю я плечами.
— А ему всё равно. Это же Зура. Тупой наркоман. Я ведь сто раз говорил Айгюль. Это она меня уговорила снова с ним сделку заключить. У него всегда какая-нибудь борода случается.
— С таким товаром всегда борода будет, — говорю я.
— За этим товаром будущее, Егор, — отмахивается он.
— Ага, Эскобару скажите.
— Скажу, когда приедет. Он-то, как раз, отлично себя чувствует. Тебе бы самому на него посмотреть внимательнее и поучиться, как практически целую страну можно взять под свой контроль.
— Увидите лет через десять, чем это закончится.
— Пессимист. Молодой пессимист.
— Нет, учитель, не пессимист, а человек, трезво оценивающий ситуацию. При всём уважении партнёрства у нас не будет. Вы меня под Зураба подставили, рисковали моей жизнью из-за своего опия. Я открыто говорю, прямо. Как вам доверять?
Я понижаю голос:
— У меня два грузовика
