Битвы, изменившие историю - Флетчер Прэтт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам Вашингтон склонялся к тому, чтобы ударить по Нью-Йорку, и сообщил свое мнение де Грассу в качестве одного из трех возможных планов; но чем больше он думал о нем, тем меньше нравился ему план. На нью-йоркской базе у британцев было восемь кораблей под командой адмирала Томаса Грейвза. Даже эскадре со значительным численным перевесом будет трудно пробиться в нью-йоркскую гавань против этих кораблей и фортов. На суше Клинтон командовал 16 тысячами человек; даже с тремя дополнительными полками, которые прибудут с де Грассом, у Вашингтона будет меньше людей, а ему придется решать проблему переправы через реку вблизи укрепленных позиций противника.
У Джорджа Вашингтона было одно свойство, которое нельзя упускать из виду. Им столько раз восхищались за постоянство и силу характера, что едва не превратили в картонного святого. Генерал Хоу был абсолютно прав, считая Вашингтона одним из смертельных врагов Англии. Ему часто доводилось действовать слабыми или несовершенными инструментами; но во всех походах и предприятиях, в которых он участвовал, во всех битвах, в которых он сражался, искрит неизменное напряжение. Он не старался маневрами выжить противника с позиций, а стремился сметать, уничтожать; в тех условиях, в которых проходила американская революция, это нужно было сделать всего один или два раза. После Саратоги северные колонии вышли из-под контроля британцев. Поскольку здравый смысл говорил, что расправиться с Клинтоном в Нью-Йорке будет трудно, было принято решение действовать на берегах Чесапикского залива. Де Грасс ответил, что он с кораблями и войсками отправится туда из Вест-Индии 13 августа и останется до 15 октября, когда ему придется идти в обратный путь. А до того времени он будет в полном распоряжении генерала Вашингтона.
Командовал британским флотом на вест-индских островах Джордж Родни, один из величайших мореплавателей Британии, который в то лето допустил ряд просчетов. Только 5 июля с его фрегата сообщили, что видели, как де Грасс выходил из бухты Порт-Ройала на Мартинике с двадцатью семью парусниками и двумястами торговыми судами — «купцами», французским транспортом, перевозящим летнюю партию сахара. По некоторым данным разведки, французы собирались летом проводить какие-то операции у берегов Северной Америки, и Родни полностью уяснил себе, что означал этот ход де Грасса. Он собирался отправить группу кораблей в Ньюпорт на подмогу эскадре Барраса против Нью-Иорка, а основной его корпус будет обеспечивать безопасное плавание сахарному конвою. Чтобы сорвать планы французов, Родни отрядил четырнадцать парусников под командой Сэмюэла Худа, его лучшего младшего офицера, чтобы они присоединились к Грейвзу в Нью-Йорке. Тогда там будет двадцать два линкора, французам такую силу было не собрать. Родни, тоже с грузом сахара, направился на родину. Он не знал ни о том, что французские «купцы» вернулись в Порт-Ройал дожидаться ноября, ни о том, что де Грасс со всем своим флотом проскользнул по старому Багамскому каналу севернее Кубы и южнее Багам; этим морским путем никто не пользовался. Но он знал, что Худ терпеть не может Грейвза. Родни и сам питал к нему неприязнь, да товарищей по службе выбирать не приходится. Казалось, что это не имеет значения.
21 августа Вашингтон и Рошамбо перешли Гудзон у Кингз-Ферри и пустились в один из величайших походов, оставив против 16 тысяч солдат Клинтона только две с половиной тысячи человек генерала Хита. За двадцать восемь дней, продвигаясь по скверным дорогам, а то по бездорожью, располагая малым для этих целей транспортом, Вашингтон преодолел расстояние в 400 миль до Чесапикского залива, присоединился к Лафайету и только что прибывшим войскам де Грасса и начал замыкать блокаду вокруг Корнуоллиса.
Когда Худ достиг Нью-Йорка и стал на якорь у Сэнди-Хук, Клинтон еще точно не знал, что Вашингтон и Рошамбо взялись за Корнуоллиса, но разведка доставила ему надежные сведения о том, что Баррас отплыл из Ньюпорта с восемью линкорами, восемнадцатью транспортными и осадными судами. Корнуоллиса ожидали трудные времена. У Грейвза было всего пять готовых к плаванию судов, объединенная эскадра Грейвза и Худа из девятнадцати кораблей отправилась в Чесапикский залив. К полудню 5 сентября Грейвз подошел к мысу Кейп-Генри и увидел де Грасса, который шел к нему навстречу с двадцатью четырьмя линкорами.
IVАдмирал Томас Грейвз не отличался изобретательностью, к тому же у него были девятнадцать кораблей против французских двадцати четырех, но это был английский морской волк. Он точно знал, что делать в присутствии смертельно опасного врага — драться. На его стороне были барометр и попутный ветер, поскольку французы выстроились довольно беспорядочным строем восточнее Кейп-Генри, и адмирал обрушился на них с севера. Сигнальные флажки, которые он вывесил на своем флагмане «Лондон» водоизмещением 98 тонн, державшемся посередине, означали «ближний бой» и «строй в кильватер на полкабельтова».
Роковым сигналом оказался «строй в кильватер». На британском военном флоте существовало нечто, именуемое «боевыми инструкциями»; в недвусмысленных выражениях они предписывали каждому кораблю после формирования боевого порядка следовать в кильватере следующего перед ним судна. В 1756 году одного адмирала предали морскому трибуналу и расстреляли на юте собственного корабля («pour encourager les autres»[17], как сказал Вольтер) за то, что он нарушил это непререкаемое правило. И когда «Шрусбери», головной корабль британцев (74 тонны), бросился на «Плутон» (74 тонны), шедший впереди французского строя, остальные британские корабли последовали за ним корма в корму, вместо того чтобы повернуться к своим противникам. Вследствие этого британцы подошли к французам под острым углом; передние корабли вели ожесточенную схватку, в центре обеих линий едва перестреливались, а те, что шли сзади, вообще не участвовали в бою.
Командовал британским арьергардом боевой адмирал Сэм Худ, возможно, он мог напасть на французов с тыла, где их строй немного смешался. Но он не собирался отступать от строя в кильватер, о котором сигнализировал флагманский корабль, чтобы отдать себя в руки военно-морского трибунала ради болвана Грейвза; и он это не сделал. Французские канониры передовых кораблей хорошо справились со своей задачей, и к тому времени, когда над слабо вздымавшимся морем сгустилась тьма, британцы несли потери три к двум, и несколько их кораблей были сильно разбиты; один из них так пострадал, что через несколько дней его пришлось сжечь.
На следующее утро Грейвз снова попытался войти в соприкосновение, но французы держались поодаль у входа в залив, и английским инвалидам морской войны пришлось отстать. Если бы Грейвз мог стать на якорь и произвести ремонт, дело могло бы обернуться по-другому, но стоянкой владел де Грасс. Они совершали маневры еще в течение трех дней, теперь погода была на стороне французов, и они вступали в сражение только на самых благоприятных для себя условиях. 10 сентября Грейвз открыл, что Баррас присоединился к де Грассу, у которого стало тридцать два линкора против восемнадцати Грейвза. Положение было слишком неравное даже для английского морского волка; Грейвз созвал военный совет, желая удостовериться, что никто не осудит его решение, и вернулся в Нью-Йорк, чтобы устранить повреждения.
27 сентября армия Вашингтона подошла к Уильямсбургу, всего в ней было 16 645 человек, почти половина из них французы. Кое-кто из военных критиковал Корнуоллиса за то, что он не постарался пройти мимо Вашингтона, но они оставляют без внимания вопрос о том, как ему было идти по враждебной стране, где ему противостояли быстроходная армия Вашингтона и французские регулярные войска, почти равные британским по численности и подготовке, и вдобавок несколько частей превосходной французской кавалерии. Осадная операция началась 29 сентября; фортификационные параллели энергично продвигались вперед. Александр Гамильтон провел блестящую ночную атаку, в ходе которой взял два редута, а доставленные Баррасом двадцатичетырех- и восемнадцатифунтовые пушки обстреляли все, что попадалось на глаза. Утром 17 октября, ровно четыре года спустя после капитуляции Бургойна, одетый в красное барабанщик поднялся на йорктаунские бастионы, чтобы пробить шамаду[18], и через два дня Корнуоллис со всей своей армией вышел и сдал оружие.
VПоследствия, к которым привел успех американской революции, уже достаточно обсуждались и на этих страницах больше не нуждаются в комментариях. Она не только ознаменовала рождение нового государства, но и стала колыбелью Французской революции. Йорктаун решил исход борьбы как идеологически, так и фактически. Хотя, услышав новости из Чесапикского залива, лорд Норт всплеснул руками и воскликнул: «Ах, боже мой, все кончено!» — еще были возможности повернуть революцию вспять, как ошибку. Если война Фридриха Великого была первой из мировых войн, то американская революция стала второй.