Жизнь как жизнь - Евгения Фабр

– Домой. Мы пока не решили, куда именно: в Москву или в Гоа.

– А разве здесь не ваш дом? Вам здесь плохо?

– Как вы можете так говорить?

– Так почему вы хотите уехать? За годы, которые вы с Нюшей прожили здесь, мы с Луисом убедились в правильности выбора нашего сына. Вы уже видели документы?

– Какие документы?

– Они лежат у него в кабинете в письменном столе.

– Нет. Я никогда не лазила в стол Костаса без разрешения. Он этого не любил.

– Теперь он вам ничего не скажет, – грустно произнесла мадам Мароэ. – Пойдёмте, посмотрим вместе.

Они поднялись со скамейки и вошли в дом. Дверь в кабинет была закрыта. Варя распахнула створки, подошла к окну и раздвинула шторы. Яркий луч упёрся в чёрное полотно, накинутое на большое овальное зеркало. Варя поправила сползший траурный креп.

Мадам Мароэ сидела перед выдвинутыми ящиками стола и поочерёдно вынимала пачки документов. Запечатанный конверт лежал на самом дне одного из ящиков. Прочитав надпись на конверте, она дрожащей рукой протянула его Варе.

– Скорее всего, это вам.

Варя молча вскрыла конверт. Внутри было адресованное ей письмо и заверенное нотариусом завещание. Она положила завещание перед мадам Мароэ.

– Прочтите сами, – попросила она.

– Можно даже не читать, – произнесла мадам Мароэ, отодвигая плотный лист с водяными знаками. – Думаю всё и так ясно. Теперь здесь всё ваше и вам не нужно никуда уезжать. Да и на кого вы оставите хозяйство, в которое вложили столько сил. А как же ваш литературный фонд? Костас не простил бы вам, если бы вы всё бросили. И потом, жестоко забирать у нас Нюшу. Ваша дочь – светлый луч в нашей угасающей жизни.

Варя слушала, не сдерживая катящихся слёз.

– Спасибо, мадам Мароэ, за понимание, и…

– Жоан, – прервала её мадам Мароэ, – называйте меня Жоан.

Варя удивлённо подняла брови.

– Да, да – Жоан. И хватит об этом. Я пойду к Луису, а вы разберитесь здесь.

Она вышла из кабинета. Варя посмотрела ей вслед – даже горе не согнуло эту самолюбивую властную женщину. Она по-прежнему высоко держала голову, только плечи слегка опустились, и походка стала не такой лёгкой. Оставшись одна, Варя развернула письмо.

«Любимая!

Я никогда не говорил тебе слов, которые ты заслуживаешь. Но, поверь мне, каждое утро я встаю с мыслью о тебе и благодарю Бога за посланное мне счастье – несколько лет прожить рядом с тобой и безраздельно тобою обладать. Эти годы ты платила мне тем же. Нет, я знаю, это не плата, иначе я давно бы умер. Я чувствую твою любовь и ею живу. И я счастлив, если и тебе доставил хотя бы немного радости. Я хотел бы тысячу раз сказать – я тебя люблю и хочу, чтобы ты была так же, как и я, счастлива до последней минуты твоей жизни.

Когда меня не станет, не плачь обо мне. Только немного погрусти. Не нужно траура и панихид. Пусть в нашем доме будут только цветы. И выходи обязательно замуж. Ты создана для любви. Тот парень, который подарил тебе талисман, найдёт тебя. Все эти годы он тебя ищет, но ты ускользаешь от него. Но однажды он придёт, и ты станешь его женой. Он твоя судьба, а я только веха на пути.

Теперь о нашей девочке. Вы слишком разные и не нужно мешать друг – другу. У каждой должна быть своя жизнь, свой путь. После школы отправь Нюшу в Америку в Калифорнию. Пусть учится там. Она должна видеть мир. Мои друзья присмотрят за ней. Письма и рекомендации в левом ящике стола.

Что ещё тебе пожелать, дорогая? Остаётся просьба: поддержи родителей. Ты им будешь очень нужна. И, пожалуйста, не бросай переводы. У тебя талант. Материалы я тебе подобрал.

Вот и всё. На прощание хочу сказать ещё раз – я люблю тебя с первой минуты, как увидел, и от рождения был предназначен только тебе. Костас»

Варя уронила голову на руки и зарыдала в полный голос так, как не плакала все эти дни.

На сороковой день после похорон рано утром Варя собралась ехать на виноградники. Одетая, она стояла напротив веранды, ожидая, когда Фернандо подведет лошадей. Управляющий задерживался, и Варя решила пройтись по парку. Постукивая стеком по голенищу сапога, она направилась к тому платану, под которым последний раз отдыхал Костас. Ещё издалека в тени раскинувшихся ветвей она увидела какое-то белое пятно. Подойдя ближе, Варя с удивлением обнаружила, что на том самом месте, где незадолго до этого стояла лёгкая плетёная кушетка, свернувшись калачиком лежал совершенно белый пушистый кот. Кот спал, слегка подрагивая во сне ушами. Варя смогла спокойно его рассмотреть. Она знала наперечёт всех котов и кошек в округе, но такого никогда не видела. Фернандо строго следил за их численностью, и не заметить такой экземпляр было невозможно. Тёплый утренний ветерок шевелил его тонкую лёгкую шёрстку. Кот был похож на воздушное белое облачко, мирно дремавшее у ног Вари. Она протянула руку, чтобы его погладить, когда подошёл Фернандо. Он решительно отвёл её руку:

– Не нужно его трогать. Это душа хозяина вернулась обратно в дом. Кот никуда не уйдёт. Нужно дать ему имя.

Варя почувствовала, как тоска, разрывавшая её душу все эти дни, вдруг ушла. Дышать стало легко, а будущее перестало казаться таким мрачным и безысходным.

С этого дня в большом доме появился новый житель – ангорский кот по имени Гарфилд. Имя придумала, конечно, Нюша. Она просто назвала его именем своего любимого персонажа из мультика о толстом рыжем коте. Живой Гарфилд был совсем не похож на своего тёзку. Но имя очень подошло белоснежному «барону фон Гарфилду», и он по праву занял своё место в доме. Даже мадам Мароэ весьма благосклонно восприняла нового члена семьи, особенно после того, как узнала историю его появления.

Гарфилд сразу понял, кто в доме хозяин и лишний раз на глаза мадам Мароэ старался не попадаться. При виде её он поднимал необыкновенно пушистый хвост и медленно с достоинством удалялся из её поля зрения. С Варей он был ласков и нежен. Любил по вечерам уютно расположиться у неё на коленях или прямо на столе, где она что-то писала; дружелюбно помахивая хвостом улечься на бумаги, пытаясь лапой подцепить быстро бегающее по листу перо. Варя терпеливо отодвигала его и продолжала писать, поглаживая кота свободной рукой.

Особенно привязался к господину Луису. После скоропостижной кончины сына тот так и не оправился до конца