Олег Рязанский - Галина Дитрих

Почему так писалось? Под влиянием извне? По заказу? Ведь, чтобы обелить одного, следовало очернить другого. Нет на это пока ответа.

В знак примирения князья порешили обменяться оружием. По старорусскому обычаю. Очень древнему, когда клятва на мече сопровождалась “угрозой гибели от меча того, кто клянется не с чистым сердцем.”

– Нарушение клятвы грех страшный, – подтвердил отец Сергий, – обратной силы клятва не имеет, преступишь – проклятым будешь!

– Один господь без греха, – проронил один из князей.

– Благие намерения всему мера, – произнес другой, а отец Сергий добавил назидательное:

– Владимирко, князь галицкий, сгоряча дал клятву верности венгерскому королю в 1153 году, целовав чудотворный крест святого Стефана и нарушил клятву, посмеясь, дескать, какой с него спрос, ибо невелик размерами тот клятвенный крест, за что и был наказан!

Отстоял Владимирко вечерню в церкви и не смог с места сдвинуться, пошатнулся, упал замертво клятвопреступник. Невелик размерами был крест, зато сила креста была велика…

Посуровели князья. Обменялись мечами. Московский князь вложил меч в ножны, а Олег Рязанский туда, куда позже станут прятать другое оружие. Огнестрельное, нарезное, гладкоствольное: пистолеты, наганы, обрезы, маузеры… Кто для обороны, кто для нападения…

В завершение миротворчества порешили скрепить “вечный мир” бракосочетанием сына Олега Рязанского с дочерью Дмитрия московского.

Напоследок, князья стали горячо благодарить отца Сергия, но старец, не дослушав, перекрестил их и удалился. Действуя по сердцеведению: “сверши добро и брось его в забвение.”

Эпизод 19

Ох, эта свадьба, свадьба

Умели чадо своё вспоить, вскормить,

умейте в люди выводить.

Осень. Для одних – листопад с прилетом снегирей, синиц, свиристелей-хохлачей. Для других – листогной с отлетом скворцов, гусей-лебедей. Но для всех пора веселых свадебных гульбищ.

День свадьбы дочери князя московского с сыном князя рязанского сочтен, обговорен, но претворение в жизнь слегка застопорилось из-за некоторых непредвиденных обстоятельств. По этому поводу князья и решили встретиться. В Коломне, в доме коломенского наместника, где Москва-река в реку Оку впадает.

Осень одолела половину пути, а от теплыни земля трескается и вода в реке паром исходит.

– Ну и жара, – посетовал князь рязанский, – пот ручьями…

– Потеют либо с работы тяжелой, либо с камнем за пазухой, – неосторожно произнес князь московский.

– Что за намек? – вскипел собеседник, – не потеют лишь мертвяки, а мы, слава Богу, пока что в живых числимся… Пойдем к реке, охолодимся…

– Меня не пустит…

– Кто?

– Охрана… Без ее пригляда шагу не могу ступить.

– О-хо-хо… – посочувствовал Олег Рязанский, косясь на хилую рощицу из двух с половиной деревьев, где скрытно сумели засесть двое самых зашоренных наблюдателей из его личного конвоя. Посочувствовав коллеге, решил и посодействовать, обменяться, так сказать, жизненным опытом:

– Я от своих спецназовцев здорово прятаться научился, хоть час да мой. Так и играемся: они – ищут, я – прячусь. Сперва для отвода глаз надо их интерес к чему-нибудь проявить: к человеку проходящему, мухе пролетной, усыпить их бдительность. Затем, след ложный оставить. Пока следопыты разберутся что к чему – час пройдет, а за час много чего сотворить можно: в притонное место за новостями сбегать, зайца за уши поймать, зазнобушку навестить… Если желаешь, можно хоть сейчас проверить теорию практикой!

Дмитрий Иванович явно обрадовался:

– Ежели сумеешь оторваться от моих ногайцев хоть на четверть часа – с меня причитается!

Оторваться от караула удалось сразу. Пока караульщики глаза пялили, разглядывая на земле, подброшенные для них фальшивые камешки, выковыренные ножом из оплечья кафтана князя московского, оба князя успели спрыгнуть к реке с обрыва, раздеться и нырнуть в воду.

Когда, ошарашенные потерей объекта, ногайцы проморгались, им и в голову не могло придти, что двое голышей в реке болтающихся, есть князь московский с князем рязанским!

Караул отделался легким испугом за исключением того, кто видел последним голый объект одетым,[23] Дмитрий Иванович был поражен простотой эксперимента:

– Проси, что хочешь, в лепешку разобьюсь, а достану!

– Ничего дельного не приходит в голову.

– Хочешь заиметь зеркало Афлотуна, Платона по-гречески, изобретателя этого зеркала, где увидишь отражение своего двойника?

– Зачем?

– Чтобы знать, как ты выглядишь в действительности.

– Для чего?

С ответом Дмитрий Иванович слегка замялся и предложил взамен перстень царя Соломона, дающий власть за чертой нынешнего бытия.

– В ближайшем будущем я не намерен покидать мир живых, – с улыбкой поиграл бровями Олег Рязанский.

– Надеюсь, ты не откажешься от чаши персидского шаха Джамшида, на дне которой можно узреть все, что происходит в нашем грешном мире?

Не дожидаясь ответа, Дмитрий Иванович снял с полки два жбана с гнутыми ручками, откинул крышки, налил в жбаны дополна медовухи-веселухи. Один подал Олегу Ивановичу, другой преподнес сам себе и предложил:

– Заглянем?

Заглянули. И в результате каждый увидел на дне то, что не желал бы видеть вторично. Беда исходила от их чад любимых: заколобродили жених с невестой, брыкаются. Не вести же их силком под венец на глазах всего честного народу?

Оба насупились. Кулаки сжали. Обретенный мир висел на тонкой ниточке срыва, на волоске, на острие меча, на разомкнутом звене железной цепи. С трудом, но сдержали раздражение, княжья свадьба дело не семейное, а сугубо государственное и нет ей отмены!

Знай свой насест, курица!

Кто живет без забот – не наживет и на живот, вот такие пироги свадебные.

Узнав о предстоящей свадьбе, Софьюшка, дочь князя московского, вышла из родительского повиновения и закатила истерику:

– Не желаю за какого-то рязанца замуж идти, хочу за принца иностранного! Небось, для братца моего Василия, приготовили дочь князя литовского, а я разве хуже? И лицом я краше, коса по земле волочится, не курицей щипаной выгляжу. И приданое у меня богаче, одних подвесок золотых – дюжина, ожерелий константинопольских – полдюжины, кольца – стаканами меряны, в ушах серьги так хитроумно устроены, что можно слышать шепот из самой дальней горницы… – и пальцы в отчаяньи ломает Софьюшка, и волосы рвет-треплет, и щеки почти царапает, о косяк двери даже головой разок приложилась.

Матушка ее, княгиня Евдокия, как может успокаивает доченьку ненаглядную, гладит по плечикам, личику, рученькам:

– В народе не зря сказывают: не родись красивой, а родись счастливой… поплачь, порыдай, родимая, голубка моя сизокрылая, сердце не камень – слезами отогреется, душевная боль тяжелее телесной. Такова наша долюшка женская, слезми горе заплакивать да следовать обычаю до нас заведенному.

– Чем жить-страдать по такому обычаю, закрою глаза и выброшусь из окна светелки! Или в реке утоплюсь и стану русалкой!

– Одумайся, доченька, вода в реке холодная, кожа посинеет и пойдет мурашками, вся красота с лица сойдет.

Довод показался Софьюшке убедительным, но она все равно всхлипнула:

– Чай, не залежалый я товар, потерпеть со сватовством бы…

– Товар, знамо дело, не испортится, только время не терпит, бежит, торопится…

Софьюшка отлепилась от двери, не рискнув вторично головой о косяк стукнуться, перешла к новым запугиваниям:

– С завтрашнего дня в рот ни крошки не возьму и умру от жажды и голода, а силком начнете кормить, убегу в чащу лесную к диким зверям на растерзание…

Обливаясь слезами горючими, перебрала Софьюшка весь набор средств прощания с жизнью, наслушавшись сказок, баек, побасенок от нянек приставленных, теток надоедливых, бабок с бородавками и ей себя стало очень и очень жалко. Передохнув, продолжила:

– Отрежу косы и в монастырь уйду, невестой христовой сделаюсь. В крайнем случае, “самокруткой” стану, замуж пойду украдкой. Обряжусь в бабий убор и тайно обвенчаюсь со смердом, ну, хотя бы, с офеней-коробейником, торгующим вразнос всякой мелочью…

Все Софьюшкины угрозы яйца выеденного не стоили, но последняя страшилка повергла в ужас княгиню Евдокию:

– Опомнись, доченька, не гневи Всевышнего, девичьи думы изменчивы. Смирись, милая, такова доля женская, в края чужие жить уезжать… Взгляни-ка, дочушка, какие подарки присланы от твоего законного суженого: кольца височные, бусинные, поясные привески, браслеты запястные, бусы звончатые, многорядные, чуть головку наклонишь – зазвенят колокольцами… давай-ка, милая, ленту атласную в косу вплетем да свадебный наряд примерим: где подшить следует, а где, наоборот, выпустить. Глазоньки твои вытрем, реснички причешем, на ушки серьги наденем, на ножки остроносые туфельки… Какая ты у меня красавица, дочушка, словно роза алая, небывалая, губки сердечком, бровки ласточкой, умилительно!