Тигр снегов - Тенцинг Норгей

Мы снова двинулись по знакомому пути: сначала вниз на равнину, затем поездом на запад до Раксаула, а оттуда вверх в Непал. Мы ехали в одежде, полученной в различных экспедициях, и представляли собой, должно быть, живописное зрелище. В Катманду нас ждали уже несколько англичан, остальные при­были почти одновременно с нами. Помимо полковника Ханта, майора Уайли и Хиллари, которых я уже упо­минал выше, собралось еще семеро альпинистов: Том Бурдиллон, Чарлз Эванс, Альфред Грегори, Джордж Лоу (он, как и Хиллари, был с Новой Зеландии), Уилфрид Нойс, Джордж Бенд и Майкл Уэстмекотт. Приехали также экспедиционный врач Майкл Уорд, ученый Гриффит Паф, который собирался произвести разного рода наблюдения, и Том Стобарт, киноопера­тор. Наконец несколько позже прибыл корреспондент «Таймс» Джемс Моррис (его газета участвовала в фи­нансировании экспедиции}».

Англичане встретили нас очень тепло, но, к сожа­лению, почти тотчас же начались осложнения. Должен повторить здесь то, что говорил раньше, – рассказы­вая о подобного рода недоразумениях, я стараюсь быть искренним, говорить лишь о том, что происходи­ло на самом деле, никого не обвиняя и не упрекая. Шерпская поговорка гласит, что в большом доме не без ссор, – и действительно, я не помню экспедиции, в которой все прошло бы совершенно гладко от на­чала до конца. Но экспедицию 1953 года отличает от других большое внимание, которое уделяла ей впоследствии печать. Люди разного рода стали извра­щать факты для своих целей, так что многое в конце концов стало выглядеть совсем иначе, чем было на самом деле. В своей книге об экспедиции полковник Хант (ныне бригадир сэр Джон) почти совершенно не касается имевших место осложнений[14]; и, возмож­но, он прав, потому что составлял официальный отчет, писал как англичанин для англичан, и, разумеется, ни одно из случившихся недоразумений не имеет ка­кого-либо значения в сравнении с величием совершен­ного. Однако каждый человек рассказывает свою историю – точно так же, как он живет свою жизнь, – основываясь на своей собственной точке зре­ния. А моя история не «официальная». Я не англича­нин, я шерпа, я должен рассказывать то, что видел и пережил сам, а не кто-нибудь другой, иначе моя книга не будет искренней и не будет ничего стоить.

Первое осложнение возникло в день нашего при­бытия в Катманду и было связано с устройством шер­пов на ночевку. Нам отвели для этой цели гараж, быв­шую конюшню при британском посольстве (альпини­сты разместились в самом посольстве), и шерпам это пришлось не по душе, особенно потому, что там не было туалета. Мне трудно упрекать их за это, ведь наш народ давно уже перерос уровень «кули»; я сооб­щил о недовольстве шерпов англичанам и хотел было обратиться в гостиницу, чтобы выразить этим наш протест. Однако было уже слишком поздно, кроме того, я стремился уладить недоразумение, а не усугублять его. Поэтому я сказал шерпам:

– Это только на одну ночь. Постараемся устроиться возможно удобнее.

Носильщики еще поворчали, но согласились и ста­ли укладываться; присоединился к ним и я, хотя мне отвели отдельную комнату. Все же утром они выразили свое неудовольствие, использовав дорожку перед гаражом в качестве уборной. Служащие посоль­ства страшно рассердились и принялись ругать шер­пов, да только вряд ли кто-нибудь обратил на них внимание.

Именно тут произошло мое первое знакомство с прессой; впоследствии мне приходилось иметь с ней дело еще не раз. Я уже говорил, что часть расходов экспедиции была оплачена «Таймсом», поэтому англи­чане не разрешали давать каких-либо сведений другим газетам. Между тем слух об инциденте с гаражом быстро распространился, а поскольку я не был связан никакими соглашениями, меня немедленно окружали журналисты.

«Ничего заслуживающего внимания не произо­шло», – сказал я им. Однако не все корреспонденты добросовестны. Должен с сожалением признать, что мои слова были извращены с целью обострить отно­шения. Подобно горам, пресса может вознести челове­ка на большую высоту и сбросить его глубоко вниз. Таков один из мучительных уроков, которые мне при­шлось усвоить в связи со взятием Эвереста.

Как бы то ни было, несколько часов спустя и пресса и гараж остались позади. Мы доехали на авто­бусе до Бхадгаона, в нескольких километрах восточ­нее Катманду, – там находилось снаряжение экспе­диции. Начались обычные хлопоты: упаковка груза в тюки, распределение их между многочисленными носильщиками-непальцами и прочие дела, без которых не отправишь в путь большой караван.

Не обошлось и тут без шума. Выяснилось, что шер­пам не выдадут экспедиционной одежды и снаряжения (за исключением спальных мешков), пока караван не придет в Соло Кхумбу. Это задело их не меньше, чем происшествие с гаражом.

– Почему так? – спрашивали они. – В других экспедициях нам выдавали наши вещи сразу, мы хо­тим, чтобы так было и теперь.

Однако полковник Хант считал, что если не выда­вать вещи сейчас, то они лучше сохранятся для использования в горах. Я снова оказался между двух огней, стараясь примирить обе стороны.

– Зачем столько шума из-за пустяков? – говорил я шерпам. – Если выдадут вещи сейчас, придется самим же тащить все. А так это снаряжение несут непальские носильщики.

В конце концов мы выступили. Подобно большин­ству крупных экспедиций, мы следовали двумя отря­дами, с промежутком в один день. Я командовал первой колонной, майор Уайли – второй. Уайли был отличный человек, он свободно говорил по-непальски и очень хорошо относился к местным носильщикам. Тем не менее у нас обоих было немало хлопот, потому что плохое начало повлекло за собой непрестанные жалобы и недовольство. То одно было не так, то дру­гое. Даже из-за питания вышел спор: англичане ели в основном привезенные с собой консервированные продукты, а шерпам покупали продовольствие на месте, шерпы же считали, что должны есть то же, что англичане. В некоторых вопросах я считал шерпов правыми, в других – нет и так и говорил им. Хуже всего меня злило, когда они не высказывали ничего определенного, а только ворчали и бормотали. У меня такая натура – говорить прямо, что думаешь, и я предпочитаю, чтобы и другие так поступали.

– Ну ладно! Бросьте шуметь из-за пустяков, – говорил я им. – Нас ждет гора!

И мы шли вверх-вниз, вверх-вниз через холмы, до­лины и реки. Несмотря на все неприятности, горы, как обычно, оказывали на меня воздействие – с каждым днем я чувствовал себя лучше. Вначале я побаивался, что совершил ошибку, согласившись идти, что болезнь слишком истощила меня. Теперь же я убедился, что со здоровьем все в порядке, и поблагодарил мысленно бога. Когда я думал об Эвересте и о предстоявших нам великих днях, жалобы товарищей казались мне кудахтаньем старых кур.