Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Трудно сказать, побледнел ли Птолемей Александр, так густо был наложен грим, но Сулле хотелось думать, что царевич все-таки побледнел. Конечно, он сразу поостыл.

— Я не могу поехать в Александрию, мой дядя прикажет меня убить!

— Тогда бери заем.

— Хорошо, возьму. Только скажи мне как.

— Я пошлю к тебе Хрисогона, и он тебя просветит. Он знает все. — Сулла не садился и теперь сразу направился к двери. — Кстати, Александр, ни при каких обстоятельствах ты не можешь пересечь священную границу Рима и войти в город.

— Но я умру от тоски!

Последовала знаменитая усмешка Суллы.

— Сомневаюсь, если станет известно, что у тебя водятся деньги и есть красивый дом. Александрия очень далеко от Рима, и должен признать, что ты превратишься в законного царя сразу же, как только Латир умрет. Чего ни я, ни ты не сможем узнать, пока новость не достигнет Рима. Поскольку Рим не потерпит правящего суверена в своих границах, ты должен держаться вне границ города. Я говорю серьезно. Не советую тебе пренебречь моим советом, иначе тебе уже не понадобится плыть в Александрию, чтобы преждевременно умереть.

Птолемей Александр разрыдался:

— Ты отвратительный, страшный человек!

Сулла вышел и направился к Капенским воротам, временами разражаясь смехом, похожим на ржание. Какой отвратительный, страшный человек этот Птолемей Александр! Но каким полезным он может оказаться, если у Латира хватит такта и здравого смысла умереть, пока Сулла еще будет диктатором! Он даже подпрыгнул от удовольствия при мысли о том, что же он сделает, когда услышит, что трон Египта опустел.

Сулла совершенно не думал о том, что его смех и подскок и эта зигзагообразная походка стали предвестником ужаса для каждого, кто случайно видел диктатора. А его мысли уже блуждали по легендарной Александрии.

Однако главное место в мыслях Суллы занимала религия. Как и большинство римлян, он не стал называть про себя имя бога, а закрыл глаза и представил себе, как он выглядит, причем у него непременно должен быть вид эллина. В эти дни считалось признаком изысканности показывать Беллону как вооруженную женщину, Цереру — как красивую матрону, несущую сноп пшеницы, Меркурия — в крылатой шапочке и в сандалиях с крылышками, потому что эллинизированное общество стояло выше римского, потому что эллинизированное общество презирало мистических богов как примитивных, недостойных поклонения со стороны интеллектуалов. Для греков их боги являлись, по существу, такими же людьми, только обладавшими сверхъестественными силами. Греки не могли вместить в свой рассудок некое существо, более сложное, чем человек. Поэтому Зевс, который был главой их пантеона, действовал как римский цензор, обладающий властью, но не всемогущий, и раздавал работу другим богам, которым нравилось его дурачить, шантажировать — словом, вести себя как плебейские трибуны.

Но римлянин Сулла знал, что латинские боги намного менее материальны, чем боги эллинов. Они не были человекоподобны, у них не было глаз, они не разговаривали, не обладали склонностью к анализу и мыслительным процессом, свойственным человеку. Римлянин Сулла знал, что боги — это специфические силы, которые управляют явлениями и контролируют другие силы, подвластные им. Боги питаются жизненными соками, поэтому им необходимы приносимые им жертвы. Они нуждаются в том, чтобы в мире живых царили порядок и система — равно как в их таинственном мире, потому что порядок в живом мире помогает поддерживать правильный ход вещей в мире сил.

Существуют силы, которые охраняют чуланы и амбары, силосные ямы и погреба, следят за тем, чтобы закрома всегда оставались полными, — они называются пенатами. Есть силы, которые охраняют корабли в плавании, перекрестки улиц и все неодушевленные предметы, — они называются ларами. Имеются и иные силы — они покровительствуют деревьям, чтобы те были высокими, чтобы у них хорошо росли ветви и листья, а корни проникали глубоко в землю. И силы, чья работа — чтобы вода была вкусной, а реки, стекая с гор, впадали в моря. В мире действует могущественная сила, которая некоторым людям дарует удачу и хорошее состояние, большинству — всего этого, но поменьше, а некоторым — вообще ничего. Эта сила называется Фортуной. А сила, которая именуется Юпитером Наилучшим Величайшим, — это сумма всех других сил, соединительная ткань, которая связывает их всех воедино неким способом, естественным для сил, но таинственным для людей.

Сулле было ясно, что Рим теряет связь со своими богами, со своими силами. Иначе почему тогда сгорел Большой Храм? Почему драгоценные записи ушли в небеса вместе с дымом? Почему погибли книги предсказаний? Люди забыли о тайнах, о строгих догматах и принципах, посредством которых действуют божественные силы. Выборы жрецов и авгуров расстраивают, разлаживают истинное соотношение сил в жреческих школах, мешают деликатно улаживать все вопросы. Именно это и происходит сейчас. Одни и те же семьи занимают определенные религиозные посты — с незапамятных времен и навсегда.

Поэтому прежде чем обратить свою могучую энергию на выправление скрипучих институтов и законов Рима, сначала Сулла должен очистить божественный эфир Рима, стабилизировать его божественные силы, чтобы они могли проявляться свободно. Как мог Рим ожидать чего-то хорошего, когда человек, утративший ценностные ориентиры, дошел до того, чтобы встать и выкрикнуть тайное имя Рима? Как мог Рим процветать, когда люди грабят свои храмы и убивают своих жрецов? Конечно, Сулла не помнил, что и сам однажды хотел ограбить римские храмы. Он только помнил, что этого не сделал. Он также не помнил, что именно сам он думал о богах, пока болезнь и вино не превратили его жизнь в кошмар.

В пожаре Большого Храма заключалось некое послание, Сулла чувствовал это нутром. И его миссия — остановить хаос, выправить смещение таинственных сил, которые сейчас движутся в сторону полного беспорядка. Если он этого не сделает, то двери, которые следует держать тщательно закрытыми, будут распахнуты настежь, а те двери, которые надлежит отворить, напротив, захлопнутся.

Сулла собрал жрецов и авгуров в старейшем храме Рима, храме Юпитера Феретрия (дарующего победу) на Капитолии. Храм был таким древним, что считалось, будто его построил сам Ромул — из цельных туфовых блоков, без штукатурки и отделки. Только две колонны поддерживали строгий портик. В этом храме не имелось никаких изображений. На простом квадратном пьедестале покоился прямой янтарный стержень длиной в локоть и кремниевый камень, черный и блестящий. Свет поступал в помещение только через дверь, и здесь пахло невероятной древностью — мышиным пометом, плесенью, сыростью, пылью. Единственный зал был площадью всего десять на семь футов, поэтому Сулла был благодарен тому обстоятельству, что состав Коллегии понтификов и Коллегии авгуров далеко не полон, иначе все не поместились бы.

Сам Сулла был авгуром. Авгурами были также Марк Антоний, младший Долабелла и Катилина. Из жрецов — Гай Аврелий Котта числился в коллегии дольше всех; за ним следовали Метелл Пий и Флакк, принцепс Сената, который являлся также flamen Martiales, верховным жрецом Марса. Далее Катул, Мамерк, Rex Sacrorum Луций Клавдий, родом из той единственной ветви Клавдиев, где давали имя Луций. И еще очень непростой человек — понтифик Брут, сын старого Брута, который все время гадал, огласят ли его имя в списках и если да, то когда.

— У нас нет великого понтифика, — начал Сулла, — и вообще нас очень мало. Я мог бы найти и более удобное место для встречи, но, думаю, небольшой дискомфорт не может рассердить наших богов. Мы уже давно привыкли заботиться сначала о себе, а уж потом о наших богах. И наши боги несчастны. Открытый в том же году, когда была образована наша Республика, наш храм Юпитера Величайшего сгорел не случайно. Я уверен, это произошло потому, что Юпитер Наилучший Величайший чувствует: Сенат и народ Рима не желают воздавать ему должное. Мы не так неопытны и легковерны, чтобы согласиться с варварскими верованиями в гнев богов — удары молнии, которые могут нас убить, или падающие колонны, которые могут нас раздавить. Все названное — лишь природные явления, и говорят они только об одном: данному человеку просто не повезло. А вот предзнаменования бывают очень плохие. Пожар нашего Большого Храма — ужасное предзнаменование. Если бы у нас все еще оставались пророческие книги, мы могли бы больше узнать об этом. Но они сгорели вместе с консульскими фасциями, изначальными Двенадцатью таблицами и многим другим.

Присутствовали пятнадцать человек. Места не хватало, чтобы отделить оратора от аудитории. Поэтому Сулла просто стоял в середине и говорил негромким голосом:

— Задача диктатора — вернуть религию Рима в ее древнюю, изначальную форму и заставить вас всех работать на эту цель. Теперь я имею право издавать законы, но ваша задача — выполнять их. В одном я уверен, ибо у меня были сны. Я авгур и знаю: я — прав. Поэтому я отменяю lex Domitia de sacerdotiis, который несколько лет назад навязал нам наш великий понтифик Гней Домиций Агенобарб, доставив себе большое удовольствие. Почему он это сделал? Потому что он чувствовал: его семья оскорблена, а его самого игнорируют. Вот причины издания этого закона, в основе которого лежала человеческая гордыня, но не истинно религиозный дух. Я считаю, что Агенобарб, великий понтифик, огорчил богов, особенно Юпитера Наилучшего Величайшего. Поэтому больше не будут проводиться выборы служителей богов, даже великого понтифика.