Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Поросенок схватил край тоги свободной рукой, чтобы вытереть глаза и нос. Он глубоко вдохнул:

— Я сделаю это, Луций Корнелий, если Великий Бог требует этого от м-м-меня.

— Ну вот видишь? — обрадовался Сулла, похлопывая его по руке. — Ты почти преодолел это! Практика, дорогой Поросенок! Практика!

Первый пароксизм смеха грозил перейти в обвал. Сулла поспешно отпустил депутацию и кинулся в свой кабинет, где и закрылся. Он бросился на ложе, обхватил себя руками и захохотал. Он ржал до слез. Когда у него перехватило дыхание, он скатился на пол и лежал там, крича и дрыгая ногами, до спазмов в животе, таких болезненных, что он едва не умер. Но он продолжал смеяться, уверенный в том, что знаки действительно были благоприятные. И весь день, как только перед его мысленным взором вставал Поросенок с выражением благородного самопожертвования на лице, он сгибался пополам от смеха. Он хохотал каждый раз, когда вспоминал выражение лиц Катула, Ватия и своего зятя Мамерка. Превосходно, превосходно! Идеальная справедливость, эта шутка Юпитера. Все получили по заслугам. Включая и Луция Корнелия Суллу.

В декабрьские иды около шестидесяти человек — членов низших и высших жреческих коллегий — пытались втиснуться в храм Юпитера Феретрия.

— Мы засвидетельствовали богу свое уважение, — сказал Сулла. — Не думаю, что он будет против, если мы выйдем на воздух.

Он уселся на низкую стенку, отгораживающую старое Убежище от сада, поднимающегося вверх по обеим сторонам холма к двойной вершине Капитолия и Акрополя, и жестом пригласил остальных опуститься на траву.

«Вот одна из странностей Суллы, — думал несчастный Поросенок. — Он умеет каждую мелочь преподнести с огромным величием и — как сейчас — какое-нибудь очень важное событие свести до обыденности. Для праздных посетителей Капитолия, которые, задыхаясь, дошли до верхних ступеней лестницы Убежища, срезая путь между Римским Форумом и Марсовым полем, собравшиеся жрецы должны сейчас выглядеть как странствующий философ с учениками или как сельский старый папочка со всеми своими братьями, племянниками, сыновьями и кузенами».

— О чем ты хочешь сообщить, Гай Аврелий? — спросил Сулла Котту, который сидел в середине переднего ряда.

— Во-первых, это задание было очень трудным для меня, Луций Корнелий, — ответил Котта. — Я думаю, ты знаешь, что молодой Цезарь — мой племянник?

— Как и то, что он и мой племянник, хотя по браку, а не по крови, — жестко ответил диктатор.

— Тогда я должен задать тебе еще один вопрос. Намерен ли ты наказать Цезарей, занеся их в свои списки?

Сулла невольно подумал об Аврелии и энергично замотал головой:

— Нет, Котта, не намерен. Цезари, которые были моими шуринами много лет назад, все уже мертвы. Они никогда не совершали никаких преступлений против государства, хотя все они были людьми Мария. Для этого имелись веские причины. Марий помогал семье деньгами, и в основе их лояльности лежала обычная благодарность. Вдова старого Гая Мария — кровная тетя мальчика, а ее сестра была моей первой женой.

— Но ты внес в списки семьи Мария и Цинны?

— Да.

— Благодарю, — сказал Котта, довольный. Он прокашлялся. — Молодому Цезарю было всего тринадцать лет, когда его торжественно и надлежащим образом посвятили в сан жреца Юпитера Величайшего. Он отвечал всем требованиям, кроме одного. Он был патрицием, оба родителя которого были живы, однако еще не вступил в брак. Гай Марий обошел это препятствие, подобрав ему невесту, на которой Цезарь и женился еще до церемонии инаугурации и посвящения. Жена — младшая дочь Цинны.

— Сколько лет ей было? — спросил Сулла, щелкнув пальцами слуге, и тот быстро передал диктатору широкополую шляпу крестьянина, надев которую Сулла хитро взглянул из-под полей — точно как сельский папочка.

— Ей было семь лет.

— Понимаю. Следовательно, брак детей. Тьфу! Наверняка Цинна был голоден, да?

— Именно, — отозвался Котта, чувствуя себя неловко. — Во всяком случае, мальчик не горел желанием стать жрецом. Он настоял на том, что, пока не наденет тогу мужчины, он будет вести образ жизни знатного римского юноши. Молодой Цезарь ходил на Марсово поле, где фехтовал, стрелял из лука, метал копья, — и чем бы он ни занимался, во всем проявлял талант. Мне сказали, что он совершал уж совсем невероятное: брал самого быстрого коня и скакал без седла галопом, держа руки за спиной. Старики на Марсовом поле очень хорошо помнят его и считают это жречество досадным недоразумением, ввиду явной склонности мальчика к военной службе. Что касается его поведения в другом, источник — его мать, моя сводная сестра Аврелия — сообщает, что он не придерживался положенного ему рациона, обрезал ногти железным ножом, стриг волосы железной бритвой, завязывал одежду узлом и носил пряжки.

— Что произошло после того, как он надел тогу мужчины?

— Он радикально изменился, — сказал Котта, и в голосе его прозвучало удивление. — Бунт — если это был бунт — прекратился. Цезарь всегда скрупулезно выполняет свои жреческие обязанности, непременно надевает apex и laena и соблюдает все запреты. Его мать говорит, что ему так и не пришлась по душе его роль, но он с нею смирился.

— Понимаю. — Сулла ударил пятками в стену, потом сказал: — Картина проясняется, Котта. И к какому же выводу ты пришел относительно молодого Цезаря и его жречества?

Котта нахмурился:

— Есть одна трудность. Если бы у нас имелись все пророческие книги, мы смогли бы окончательно прояснить вопрос. Но у нас их нет. Поэтому окончательное мнение мы сформулировать не можем. Не вызывает сомнений, что по закону мальчик — фламин Юпитера, но с религиозной точки зрения мы в этом не уверены.

— Почему?

— Все это зависит от гражданского статуса жены Цезаря. Ее зовут Циннилла. Сейчас ей двенадцать лет. В одном мы абсолютно уверены: жречество Юпитера — это двойное служение, включающее и жену, и мужа. Супруга носит титул фламиники, на нее распространяются те же запреты, у нее имеются свои обязанности. Если она не отвечает надлежащим критериям, тогда жречество ее мужа остается под вопросом. И мы пришли к выводу, что Циннилла не отвечает всем религиозным критериям, Луций Корнелий.

— Действительно? И как же ты пришел к такому заключению, Котта? — Сулла с силой двинул по стене и о чем-то подумал. — Брачные отношения были осуществлены?

— Нет. Не были. Циннилла — совсем ребенок, она живет у моей сестры с тех пор, как вышла замуж за молодого Цезаря. А моя сестра — настоящая римлянка, аристократка, — сказал Котта.

Сулла чуть улыбнулся:

— Я знаю, что она настоящая.

— Да…

Котта беспокойно поерзал, вспомнив спор, который разгорелся среди домашних Котты о природе дружбы между Аврелией и Суллой. Он также знал, что должен критиковать один из новых законов Суллы о проскрипциях. Но храбро решил все-таки сказать и покончить с этим.

— Мы думаем, что Цезарь — фламин Юпитера, но что его жена — не фламиника. По крайней мере, именно так мы поняли твои законы о проскрипциях, которые в вопросе о несовершеннолетних детях осужденных не объясняют, распространяется ли на этих детей закон lex Minicia. Сын Цинны был совершеннолетним, когда его отца объявили вне закона, поэтому гражданство младшего Цинны не вызывало сомнений. А как быть с гражданским статусом несовершеннолетних детей, особенно девочек? Распространяется ли потеря гражданства отцом несовершеннолетней девочки только на него? Вот что мы должны решить. И, учитывая строгость твоих законов о проскрипциях в отношении прав детей и других наследников, мы пришли к заключению, что здесь можно применить lex Minicia de liberis.

— Дорогой Поросенок, а ты что хочешь сказать? — спросил диктатор сдержанно, совершенно пропустив мимо ушей замечание о юридической неточности его закона. — Не торопись, не торопись! У меня сегодня больше никаких дел нет.

Метелл Пий покраснел:

— Как говорит Гай Котта, здесь можно применить закон о статусе гражданства для ребенка осужденного. Когда один родитель не гражданин Рима, ребенок не может быть гражданином Рима. Следовательно, жена Цезаря — не гражданка Рима и поэтому по закону о религии не может быть фламиникой.

— Блестяще, блестяще! Ты все сказал без единой ошибки, Поросенок! — Сулла постучал пятками по стене. — Значит, во всем виноват я, да? Я издал закон, который требует дополнительных разъяснений. Так?

Котта глубоко вдохнул.

— Да, — смело подтвердил он.

— Все это правильно, Луций Корнелий, — вмешался Ватия, решив, что пора внести и свою лепту. — Но мы очень хорошо знаем, что наше толкование закона может оказаться неправильным. Мы со всем почтением просим объяснить нам.

— Ну что же, — сказал Сулла, съезжая со стены, — мне кажется, самый лучший выход из этой ситуации — чтобы Цезарь нашел новую фламинику. Хотя он может быть женат браком confarreatio, с точки зрения и гражданского, и религиозного законов развод в данном случае возможен. Мое мнение таково: Цезарь должен развестись с дочерью Цинны, которая неприемлема для Великого Бога в качестве фламиники.