Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Котта глубоко вдохнул.

— Да, — смело подтвердил он.

— Все это правильно, Луций Корнелий, — вмешался Ватия, решив, что пора внести и свою лепту. — Но мы очень хорошо знаем, что наше толкование закона может оказаться неправильным. Мы со всем почтением просим объяснить нам.

— Ну что же, — сказал Сулла, съезжая со стены, — мне кажется, самый лучший выход из этой ситуации — чтобы Цезарь нашел новую фламинику. Хотя он может быть женат браком confarreatio, с точки зрения и гражданского, и религиозного законов развод в данном случае возможен. Мое мнение таково: Цезарь должен развестись с дочерью Цинны, которая неприемлема для Великого Бога в качестве фламиники.

— Конечно, аннулирование брака, — сказал Котта.

— Развод, — твердо повторил Сулла. — Хотя все без исключения клянутся, что брачных отношений не было, мы можем попросить весталок проверить девственную плеву девушки, ведь мы имеем дело с Юпитером Наилучшим Величайшим. Ты указал мне, что мои законы допускают различное толкование. Фактически ты осмелился истолковать их сам, не придя ко мне проконсультироваться, прежде чем выносить решение. В этом твоя ошибка. Ты должен был посоветоваться со мной. Но поскольку ты этого не сделал, теперь ты должен смириться с последствиями. Развод diffarreatio.

Котта поморщился:

— Diffarreatio — это же ужасная процедура.

— Меня до слез трогает твоя боль, Котта.

— Я должен передать это мальчику, — с окаменевшим лицом сказал Котта.

Сулла протянул ему руку.

— Нет! — резко возразил он. — Ничего не говори мальчику, вообще ничего! Только скажи ему, чтобы он пришел ко мне домой завтра до обеда. Я предпочитаю сообщить ему сам. Ясно?

— Итак, — сказал Котта Цезарю и Аврелии вскоре после этого, — ты должен увидеться с Суллой, племянник.

Цезарь и его мать были встревожены. Они молча проводили гостя до дверей. После ухода брата Аврелия прошла с сыном в кабинет.

— Сядь, мама, — ласково попросил он.

Аврелия присела на краешек стула.

— Мне это не нравится, — сказала она. — Почему он хочет, чтобы ты пришел к нему?

— Ты слышала дядю Гая. Он начинает реформировать религию и хочет увидеть меня в качестве фламина Юпитера.

— Я не верю этому, — упрямо повторила Аврелия.

Встревоженный, Цезарь подпер рукой подбородок и пытливо посмотрел на свою мать. Он думал не о себе. Он мог справиться с чем угодно, что бы ни случилось, и знал это. Нет, он волновался за нее и за других женщин своей семьи.

Беды неумолимо преследовали их со времени совещания, которое созвал Марий-младший, чтобы обсудить свое возможное консульство. Весь сезон искусственной радости и уверенности, всю ужасную зиму — к зияющей яме, поражению при Сакрипорте. О Марии-младшем они практически ничего не знали с тех самых пор, как он стал консулом. Даже его мать и жена. Была еще любовница, красивая римлянка всаднического сословия, по имени Преция. Именно она занимала каждый свободный миг в жизни Мария-младшего. Довольно богатая, чтобы быть независимой, она залучила в свои сети Мария-младшего, когда ей было уже тридцать семь лет. И замуж она не собиралась. В восемнадцать лет она уже выходила замуж, но только подчиняясь отцу, который умер вскоре после этого. Преция быстро завела несколько любовников, и ее муж развелся с ней. Это ее очень устраивало. Она стала вести образ жизни, который нравился ей больше всего. Она держала собственный салон и сделалась любовницей интересного аристократа, который приводил к ней своих друзей, приносил политические интриги на ее обеденное ложе и в постель. И таким образом давал ей возможность соединять политику со страстью — неотразимое сочетание для Преции.

Марий-младший был ее самым крупным уловом. Со временем он ей даже стал нравиться. Ее забавляло его юношеское позерство. Ее притягивала магия имени Гая Мария. И еще ей льстил тот факт, что молодой старший консул предпочитал ее своей матери Юлии и жене Муции. Так что она предоставила свой большой и со вкусом обставленный дом всем друзьям Мария-младшего, а свою кровать — небольшой, избранной группе политиков, которая являлась узким кругом друзей Мария-младшего. Когда Карбон (презираемый ею) уехал в Аримин, Преция сделалась главным советником своего любовника во всем и считала, что это она, а вовсе не Марий-младший правит Римом.

Поэтому когда пришло известие, что Сулла собирается покинуть Теан Сидицин, и Марий-младший объявил, что уже давно пора ему присоединиться к своей армии, у Преции появилась идея сопровождать молодого старшего консула на войну. Но этого не получилось. Марий-младший нашел типичное решение проблемы (а Преция тем временем уже становилась для него проблемой): он покинет Рим, когда стемнеет, ничего ей не сказав. Что ж! Преция пожала плечами и постаралась найти себе другую забаву.

Все это означало, что ни его мать, ни его жена не смогли с ним проститься, пожелать удачи, которая ему безусловно могла понадобиться. И Марий-младший ушел. Чтобы никогда больше не вернуться. Новость о Сакрипорте добралась до Рима после того, как Брут Дамасипп (слишком преданный Карбону, чтобы уважать Прецию) начал бойню. Среди тех, кто умер, был Квинт Муций Сцевола, великий понтифик, отец жены Мария-младшего и хороший друг матери Мария-младшего.

— Это сделал мой сын, — сказала Юлия Аврелии, когда та пришла предложить свою помощь.

— Ерунда! — успокаивающе возразила Аврелия. — Это был Брут Дамасипп, и больше никто.

— Я видела письмо, которое мой сын написал собственной рукой и прислал из Сакрипорте, — сказала Юлия, втянув в себя воздух, словно ей трудно было дышать. — Он не мог смириться с поражением, не попытавшись отомстить. И как могу я ожидать, что моя невестка захочет со мной разговаривать?

Цезарь тихо сидел в дальнем углу комнаты и пристально наблюдал за лицами женщин. Как мог Марий-младший причинить такую боль тете Юлии? Особенно после того, что натворил в конце своей жизни его сумасшедший старик отец! Юлия завязла в своем огромном горе, как муха в куске янтаря. Она стала еще красивее, потому что застыла. Боль таилась внутри, никто ее не видел. Даже глаза не выдавали ее.

Вошла Муция. Юлия отпрянула, отвела взгляд.

Аврелия сидела прямо, черты лица заострились, лицо каменное.

— Муция Терция, ты винишь Юлию за убийство твоего отца? — строго спросила она.

— Конечно нет, — ответила жена Мария-младшего, пододвинула стул к Юлии, села и взяла ее руки в свои. — Пожалуйста, Юлия, посмотри на меня.

— Не могу.

— Посмотри! Я не намерена возвращаться в дом моего отца и жить там с мачехой. Я также не хочу переезжать в дом моей матери с ее отвратительными мальчишками. Я хочу остаться здесь, с моей дорогой и доброй свекровью.

Значит, с этой стороны все обстояло хорошо. Казалось, жизнь продолжалась — для Юлии и Муции Терции, хотя они ничего не слышали о том, что Марий-младший заперт в Пренесте. Сообщения с разных полей сражений были в пользу Суллы. «Если бы Марий-младший был сыном Аврелии, — размышлял сын Аврелии, — его мало утешили бы мысли о матери, пока тянутся бесконечные дни в Пренесте». Аврелия — не такая мягкосердечная, не такая любящая, не такая всепрощающая, как Юлия. Если бы она была такой, он мог бы стать похожим на Мария-младшего! Цезарь унаследовал от своей матери отчужденность. И ее жесткость.

Плохие новости громоздились одна на другую. Карбон сбежал ночью. Сулла заставил отступить самнитов. Помпей и Красс разбили армию, которую Карбон бросил в Клузии. Поросенок и Варрон Лукулл контролировали Италийскую Галлию. Сулла вошел в Рим только на несколько часов, чтобы назначить временное правительство, — и оставил вместо себя Торквата с фракийской кавалерией, чтобы быть уверенным, что временное правительство будет функционировать успешно.

Сулла не пришел навестить Аврелию, что очень удивило ее сына. Удивило до такой степени, что он попробовал кое-что разузнать. О той неожиданной встрече недалеко от Теана Сидицина Аврелия почти ничего не рассказывала. И теперь она сидела невозмутимая. Цезарь решил нарушить это спокойствие.

— Он должен был прийти к тебе! — сказал Цезарь.

— Он больше никогда ко мне не придет, — ответила Аврелия.

— Почему?

— Те посещения остались в прошлом.

— В том прошлом, когда он был достаточно красив, чтобы нравиться? — фыркнул ее сын, внезапно проявив так сурово подавляемый характер.

Аврелия застыла и уничтожающе посмотрела на Цезаря.

— Ты глуп и оскорбляешь меня. Уйди! — приказала она.

Он ушел. И никогда больше не затрагивал эту тему. Что бы Сулла ни значил для Аврелии, это ее дело.

Они слышали об осадной башне, которую соорудил Марий-младший, и о ее бесславном конце; о других его попытках прорваться сквозь стену Офеллы. А потом, в последний день октября, пришло ужасное известие о том, что девяносто тысяч самнитов стоят в лагере Помпея Страбона у Квиринальских ворот.