Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем

Кадык предательски заходил на шее, и Васыр шагнул назад, поспешно отвернулся… В ответ на речь – дружное молчание, не нарушенное никем и ничем. Все!

Выждав приличествующее время, крышку закрыли, гроб снова втащили в машину, туда же сложили венки. Людмила Кулыйкина на правах ближайшей родни тоже сунулась было в уазик, но ее муж Килька, не разжимая губ, бросил:

– В автобус.

– Чего? – не поняла Людка.

– Садись в автобус, говорю. Не поместишься здесь.

В церковь покойницу не повезли отпевать. Баба Лида родилась в эпоху воинственного богоборчества. Разумеется, ее не крестили. И жизнь она прожила в атеистическом государстве, которого больше нет. Но люди, воспитанные советским строем, есть! они еще остались. Для кого-то прежние идеалы святы, и коммунизм есть светоч мира и цель всего прогрессивного человечества. И так бывает… Идиоты! Идиоты не потому, что верят в коммунизм, а потому что в нынешнее циничное, изобличающее и раздевающее время все еще во что-то верят. Боже, какие идиоты! И впрямь надеялись, что

Шире – дале, вверх и вниз

Воцарится коммунизм (?!!).

Да! тылки – они такие же. Абсолютно безнадежны и бестолковы. Перед похоронами они обратились за советом к одной такой идиотке – ярой коммунистке (а после разоблачения КПСС вступившей в ряды новой партии – ЛДПР) Агнии Кулыйкиной. И Агния искренне и без тени сомнений заявила, что баба Лида никогда не просила ее отпевать – да и не крещена ведь… Ну, нет – так нет.

Николай Рванов уселся за руль и медленно повез свой печальный груз в сторону тылвинского кладбища. Для народа подогнали два дребезжащих желтых ПАЗика – об этом лично позаботился мэр Утылвы С. Н. Колесников – тоже бывший ученик бабы Лиды. За автобусами выстроились собственные автомобили тылков во главе с белым Рено Логаном, в котором сидели экс-директор Васыр (за рулем) и его приятель В.И. Щапов (тоже экс – экс-глава Утылвы). Траурная процессия огибала Кашкук с восточного бока. В этот раз поселок словно вымер. Воздух тяжелый и плотный – его трудно вдохнуть. А еще из-под колес поднимались пыльные хвосты. Ощущался внешний гнет. Весенняя пестрота улиц смешалась с серой пылью в одно сплошное марево. Только красный диск небесного светила недвижим и неотвратим – куда ни повернешь, обязательно уткнешься в него взглядом. Странно и жутковато, и подозрительно на душе у каждого. Люди избегали разговоров всю дорогу.

Небольшое оживление наступило, когда весь автомобильный караван после ровной степи начал одолевать пологий подъем, и с правой стороны по ходу движения показалось Пятигорье. И впрямь нельзя было безучастно смотреть на это удивительное место. Вот они – четыре сказочные вершины. Белая от распустившегося цвета Кашиха. Самая крупная и раздавшаяся Пятибок – гора. Гораздо ниже ее – аккуратная Казятау в легкой дымке – строго говоря, и не гора вовсе. Темный силуэт Шайтан-тау расплывался за льющейся завесой от красного светила и таил в себе некую извечную угрозу. Среди четырех своих собратьев пятый – Марай – спрятался, как обычно.

Еще одно наблюдение: похоронную процессию словно провожала статуя с раскинутыми руками на постаменте на Казятау – то ли показалось, то ли правда, но у статуи лицо опечалилось. Наверное, показалось…

– Весна в этом году – загляденье просто… Эх, как хорошо все начиналось…

– Кто виноват? Баба Лида что ли? Надо было ей не помирать, а терпеть и ждать, когда на тебя подходящий стих найдет – или настроение…

– Я этого не говорил. Не придумывай! Просто все оживает вокруг, а мы хороним… Несправедливо!

– Щаповых родственник приезжал. Он всегда приезжает. Образованный и в очках – потому как ботан. Говорит, что тюльпанов будет море. Он и Петька Глаз уже выбирались в заповедник.

– Опять набегут эти отдыхающие. Потопчутся ножищами как слоны. Им все равно – заповедник или нет. Между прочим, дикие тюльпаны рвать запрещено!

– Да? А твоя баба охапками таскает и приезжим – тем же курортникам – продает. Если попадется редивей – она и его выдергает, и совесть не ворохнется. Смотри – словят – хорошо, если штрафом отделается…

– У нас денег на штраф все равно нет. Сажайте тогда! Всей семьей – жену, мужа, детей…

– Ой! А что это там? на Шайтане? Вон! видишь?

– Пятно какое-то. Коричневое. Посреди травы. Не стоит, а будто колыхается…

– Привиделось тебе. На Шайтан-горе всегда что-то привидится. Успокойся!

– Я спокоен. Что там может колыхаться? Ну, в самом деле…

– Ворпани это. Стоят в траве. Их там чертова прорва. Учуяли чего, уши навострили. Теперь ждать будут. Караулить. У них чутье звериное, и терпения хватит. Не как у тебя… Оглянись – не бегут ли за автобусом? Запросто запрыгнут и пошуршат по тебе лапками. Приятно!

– Ты кретин? Они же змею съесть могут… Пусть лучше ядку жуют – погань эту. Не отравятся!

– Ачетаково? Милые грызуны. Здоровые, правда – по росту их всегда отличишь от обычных зверьков. Мутанты… Зачем стоят?

– На охоту приготовились. Это чтобы с голоду не подохнуть. Ворпани тюльпанчиками не питаются. А насекомые – тоже корм, если нет чего посущественней. Им бы корыльбуна – полакомились бы. Не боись, ты – на корыльбуна не тянешь. Крыльев у тебя нет. Рожденный ползать – летать не может.

– Ты что ли у нас тоже ботан? Все знаешь? Слабо прогуляться на гору? Или только языком чесать?

–– Нет, не рискну… Не трясись ты – шучу… Дедовские сказки. А ты поверил!

– Неспроста это все. И то, что баба Лида умерла…

– Только, пожалуйста, покойницу сюда не приплетай. И помолчи – имей уважение.

– Я уважаю!..

– Вы там! Замолкните! Приехали…

Кладбище в Утылве всегда было одно – единственное, и стояло там, где испокон веку определено ему стоять. С северной стороны – в ложбине, не доходя до брошенного поселка гравийного карьера. К счастью (если здесь уместен подобный термин), карьер забросили до того, как успели окончательно раздолбать и изгадить окрестности. Место вновь стало тихим – кроме как на кладбище, ходить сюда было незачем. Кладбище доныне сохраняло старинный сельский облик. Царила полная анархия, что отвечала душевному настрою тылков. В траве кресты, советские памятники из нержавейки, увенчанные пятиконечными звездами, современные гранитные надгробья. Между могилами беспорядочно протоптаны тропки – идти только друг за другом. Старые могилы, оказавшиеся бесхозными, не трогали – будь это холмик или остатки ограды, камни – всегда бережно обходили. Новые захоронения делали только на свободном месте – благо