Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие наследники? Откель им взяться? Напридумывать можно всякое… Одна баба Лида была. Про Чиросвиев в Утылве известно. Баба Лида – последняя. Прекратился род. Внучки-то – Кулыйкины.
– Правильно, но Агния однажды обмолвилась, что у бабы Лиды имелся сводный младший брат.
– Вот те на! Какой брат, тем более младший, если мать – Калинка-то – умерла сразу после рождения единственной дочери – бабы Лиды, то есть. Теперь брат взялся! Таинственная история. Никто не видел, никто не слышал. Был брат или не было? Почему никогда не приезжал навестить сестру? Очень некрасиво бросать одинокую женщину – если ты мужчина, если ты брат?..
– Никто не ведает. Того брата, может, и не существовало вовсе – или он тоже помер…
– За всю жизнь не встретиться! Что за черная кошка между ними пробежала? Кто кого обидел? Интересно, интересно… Баба Лида про свои обстоятельства не распространялась. Приехала она сюда после училища. Устроилась в школу – еще старую, железнодорожную – и так до конца проработала. Утылву не покидала. Даже когда люди в отпуск стали ездить – по путевкам в санатории и даже на юга – баба Лида ни разу не воспользовалась. Значит, некуда ей было ехать – и не к кому.
– Напрасно. У нее же ни семьи, ни хозяйства, ни сада – огорода. Ничего не привязывало к месту. Тут каждый год два летних месяца свободны.
– Она даже в Кортубин не выбиралась. Когда школу распускали на каникулы, она продолжала с учениками возиться – все двоечники и прогульщики на ней висели.
– Путевки эти давали только на заводе – особо отличившимся работникам или по блату. Или в райкоме. Учителя в сторонке отдыхали.
– Агния ездила! Два раза.
– Это когда? Уже в семидесятые годы. Так Агния – коммунистка, завуч, секретарь школьной партийной организации. Член бюро райкома. Грамоты от министерства и профсоюза. Значок Отличник образования. Самый титулованный учитель в Утылве. У нее столько выпускников в институты поступило и карьеру сделало. И нашего нового мэра – Сережку Колесникова – Агния натаскивала для Кортубинского политеха. А баба Лида – всю жизнь беспартийная, она на собраниях сидела, в рот воды набрав… Помните, как Брежнев помер? Агния собрала в актовом зале старшеклассников, речь толкнула. Насчет серьезности того политического момента.
– Помню, помню. Мы присутствовали. Получилось эффектно. Агния в черном платье – почти в трауре; только кружева на вороте и на рукавах выбивались из стиля – желтые какие-то кружева, полинялые – а спороть их она не догадалась… Тесновато платье выглядело… Сама на каблуках, голова как большой шар – в тот раз она из своих белых волос соорудила боевой начес – стояли как проволочный шлем. Что-то она говорила, затем мы словно по рефлексу какому-то хлопать начали – Агния с эдаким суровым укором сказала НЕ НАДО ХЛОПАТЬ – и все почему-то смутились… В тот день учителя уроки отменили – все, кроме Лидии Грицановны, которая как ни в чем не бывало раскрыла нам тему Базарова, и не делала торжественное лицо, и в черное не рядилась…
– Неблагонадежная, значит, была наша баба Лида…
– Какая неблагонадежная? Здешняя она была – нашенская. Среди тылков. Но какие-то вещи ее никогда не волновали. Начхать ей было.
– Зато теперь несладко Агнии. Подружка умерла, а сама… Поют ведь –
Куда, куда вы удалились
Весны моей златые дни?
– Теперь вынуждена терпеть от невестки, зависеть от нее.
– Сама выбирала для ненаглядного сыночка. Умная больно и заслуженная…
– Мы все такими умными будем – когда состаримся. И ты тоже! Наревемся тогда…
– Да как же она померла? баба Лида?
– Как-как…Как обыкновенно помирают. Годков-то – седьмой десяток пошел. Если она не жаловалась, то и не болела? Хотя по докторам не ходила и таблетки не любила. Лечилась народными способами. Дед Мобутя персонально для нее собирал травы, коренья. Сбор заварит от всех хвороб – и помогало. А скорее больше помогало, что злости она ни на кого не держала – душа у нее легкая, ласковая, терпеливая. Это каждый тылок скажет. Она для всех нас – как бабушка…
– Мда… Своих же детей и внуков нет. Погоди, про брата-то выяснилось?
– Людка Кулыйкина этого мифического брата как огня боится – объявится и уведет наследство из-под носа. Потому Людка и кинулась убираться в квартире. Предлог лишь…
– Нашла чего?
– Людка простую речь заводит – что старушка одинока и другой родни, кроме Кулыйкиных, у нее нет. Думаю, что удавится она – или брата бабы Лиды удавит, если он потребует долю в наследстве. Ждите представления!
– Но не на похоронах же… У каждого своя судьба… Отмучилась старушка…
– Сдается, бабе Лиде и помирать не страшно было. Сказывали, что только тихая она стала – как в себя погруженная…
– Человек перед концом внутрь смотрит – в свою душу. С дивором прощается. Один остается – никого рядом. Каждый сам переживает, осмысливает, сожалеет… А суета, крики, приставания, плач ни к чему – тихо должно быть… Вот и баба Лида недели за две перестала во двор выходить, не сидела на общей лавочке. Соседи интересовались, не нужно ли ей чего, а она с улыбкой отвечала, что ничего не нужно. Пока соседи не заподозрили, что гости ее тяготят, а она в покое хочет побыть. Условились тогда, что пусть Машутка ходит – любимица бабы Лиды. Пролежала бабушка пять дней – неделю почти, больше дремала, и дыхания ее не слышно…
– Машутка к ней накануне вечером прибегала, ничего страшного не заметила. Баба Лида опять не встала – сказала, что полежит. Машутка ей суп в кастрюльке принесла, булку, чайник вскипятила, поставила еду на табуретку перед кроватью. Долго сидеть девчонка не стала – ведь как всегда было. И впрямь обыкновенно – только Машутка после жаловалась, что кот бабы Лиды – к ней всегда ласковый – в тот раз ни с того, ни с сего кинулся и руки расцарапал.
– Испугалась Машутка? Она же еще
