Мемуары торрека (СИ) - Пир Томас

— Я казню его, — спокойно, не оборачиваясь, обронил Бернис. Ни один мускул не дрогнул на лице воина, словно речь шла не о человеке, а о праздничном храсе.

— Эм… сир, нужно бы всё как-то представить для воинов, — заёрзал вдруг Пули в седле.

— Нечего тут представлять. Я новый лорд-защитник. Моё слово — закон. Ни один насильник не будет больше топтать нашу землю, коль я проходить буду рядом. Насажу того храса на копьё тем самым местом.

— Ох… и кто ж меня за язык только тянет? — тяжело вздохнул Пули. — А может…

Что ещё хотел сказать старик Пули Бернис так и не узнал. Громкий треск перебил наставника, испугал лошадей, да и всадников тоже. Невысокая, но пышная и тяжёлая чисха вдруг обрушилась на телеги в хвосте колоны. Что стало с возницами Бернис разобрать не успел. Новый треск раздался уже куда ближе, и графу самому пришлось уклоняться. Хвала Кериту, его конь вовремя отскочил, да понёс хозяина в центр колоны. На то место, где он гарцевал мгновенье назад, рухнула ещё одна чисха. Отряд попал в западню.

— Поднять щиты. Мечи на плечо. Готовимся к бою, — разрывался молодой граф, но окрики его проходили впустую. Каторжники воевать не обучены, люди сгрудились на тракте да бестолково топтались на месте. Кони их громко ржали, гарцевали без продыху, некоторых всадников даже выбросили из седла.

— Не стойте все разом, крааловы дети!.. поднять щиты!.. следите за лесом!.. — Продолжал срывать горло Бернис, но так и не смог добиться послушания. В следующий миг со всех сторон на всадников обрушились стрелы. Люди кричали, падали с лошадей, да заливали тракт кровью. Взбесившиеся скакуны дико лягались, давили павших наездников, добивали несчастных, не давая им шанса подняться.

— Да поднимите же эти бостовы щиты, фурсу[33] вам в жёны!.. — Сквернословил Бернис, безнадёжно взывая к своим провожатым, да только те и не думали его слушать, продолжая глупо подставляться под стрелы врагов. Спустя хиску в седле остались лишь пятеро всадников, остальные лежали в траве: кто корчился в страшных муках, а кто уже не дышал.

В тот миг шальная стрела, миновав щит, впилась Бернису в ногу. Острая боль прошила бедро, кровь хлынула как из ведра, тут же заливая сапог. Бернис вскрикнул, щит на мгновение опустился. Ещё две стрелы впились воину в спину. Бернис утробно застонал, на мгновение выгнулся, да припал кобыле на шею. Из леса выскакивали разбойники с луками, да метко добивали ещё живых каторжников.

— Сир, уходите скорее, мы их задержим… сир… сир… — Кричал Пули, ещё не видя, что граф тяжело ранен. — Сир… вы… — Запнулся он, оборачиваясь к господину.

— Пули… ух-х… хо-ди, — только и смог прохрипеть Бернис. Глаза его уже закрывались, кровавые ручейки окрасили куртку, а тело свесилось вниз. В следующее мгновенье мир замолчал, а на глаза упала тёмная пелена.

Пули не стал слушать господина. Старик ловко выпрыгнул из седла, пересаживаясь на лошадь Берниса. Он подхватил обмякшее тело раненного графа, да изо всех сил пришпорил испуганную кобылу. Два окровавленных всадника прорвали строй головорезов и на полном скаку ворвались в дремучую чащу. Следом за ними потянулась вереница наёмников, начиная погоню. Один из врагов, ещё юный парень с редкой бородкой, разрывался пуще других, подгонял разбойников криком. Далеко беглецам не уйти. Видно, песен больше не будет.

Глава 14

Такой черноты я не видел никогда. Тьма казалась густой и вязкой, моя сущность растворялась во мраке, придавившем меня со всех сторон, словно толща воды давит на дно океана. И чем крепче меня сковывала тёмная масса, тем безразличнее я становился к собственной участи, будто меня больше не было и возвращаться в мир живых мне было незачем.

Времени больше не существовало. Чёрные щупальца впивались в остатки разума и отщипывали моё «Я» по кусочку. Я был похож на маленькое золотистое облачко, которое тускнело и медленно угасало от соприкосновения с тьмой.

Щупальца оставляли чёрные отпечатки, сотканные из мириад пульсирующих песчинок. Тёмные частицы вибрировали, будто магниты притягивали золотистые нити моего облика и поглощали их энергию. Мою энергию. После соприкосновения тёмных и светлых частиц, светлые будто теряли заряд, темнели и вливались в поток чёрной массы. Рано или поздно тьма бы полностью меня поглотила, но вдруг в бесконечном омуте появился кто-то ещё.

Тьму надвое разделил лучик света и ко мне приблизилось другое светлое облачко. Тьма неохотно отступила, чёрные песчинки раздулись, зашипели и лопнули, высвобождая зыбкую энергетическую волну. Меня будто окатило потоком тёплой воды и угасающий разум проснулся.

Облачко впереди соприкоснулось с моим и преобразовалось в нечто до боли знакомое… нечто родное. Спустя вечность я догадался… я вспомнил, что вижу. Это были яркие голубые глаза.

Тьма теперь мне казалась холодной, ледяной. Она обжигала морозом контуры моего облика и причиняла боль. Я заметался, попробовал сбросить с себя пагубный груз. Скоро я полностью освободился от тьмы и бросился под спасительное сияние соседнего облачка. Глаза растворились, позади них выросла белая стена с врезанной в неё золотой дверью. Проход открылся и залил всё пространство ослепительным светом. Я скользнул туда и опасность наконец миновала. Теперь я оказался во сне. Здесь было очень спокойно и тихо. Сновидений я так и не увидел. Мой разум сильно пострадал, ему нужен был славный отдых.

— Ну как он?

— Спит. Я начинаю бояться — вдруг он не проснётся.

— Ну что ты, он крепкий, сама знаешь. Не волнуйся — скоро господин Андрей будет с нами.

Кажется, кроме Тири в доме были ещё два человека. Я слышал и понимал каждое слово, но очнуться пока не мог. Вроде бы это было легко. Стоило только захотеть и глаза бы раскрылись, но я… будто не понимал этого, не мог догадаться, продолжая имитировать сон.

— Девочка, тебе нужно поесть.

— Спасибо, дядя Нуур, но я не голодна.

— Я не спрашивал, так что быстро за стол. Одни кости остались, не хватало, чтоб ещё заболела.

Скрипнул стул, легонько оцарапывая доски на полу. Я тут же представил, как Тири послушно склонила голову и села обедать. Пета накрыла на стол и пропитавшие избу ароматы сводили бедного соню с ума. В животе заурчало, пересохший рот наполнился слюной, так что мне жутко захотелось присоединиться к их трапезе.

В следующий миг я открыл глаза, широко потянулся и устало проговорил:

— Мне бы тоже поесть… можно?

Нуур, Пета и Тири вытаращили глаза. Староста так и застыл, немного не донеся ложку ко рту. Я присел на кровати, огляделся по сторонам — точно, это была изба моей юной охотницы.

— Андрей!.. — Первой пришла в себя Тири, вскочила на ноги и спустя мгновение уже крепко меня обнимала, умываясь слезами.

— Ну и откуда столько слёз? Что-то случилось? — зарыв ладони в густые волосы Тири, спросил я.

Она только всхлипнула ещё громче, так что отвечать пришлось Нууру:

— Сир, а вы… кхм… разве не помните ничего? — нерешительно протянул староста.

— Я… я не знаю, — пожал я плечами, продолжая гладить голову Тири. Рубашка на мне промокла насквозь.

— Совсем?..

— Ну, не совсем, — пытался я отвечать внятно, но в то же время успокоить Тири. Когда девушка немного притихла, я продолжил:

— Кажется… дров я наломал… да?

— Да нет… эм… сарай только, — хмыкнул Нуур. — Дров там не было, вроде. Хотя то что с ним стало — иначе как дровами и не назвать.

— Чего? — удивился я. Последним моим воспоминанием была драка с Борисом и о каких там сараях говорил Нуур я даже не представлял.

Когда староста всё рассказал, я чуть не сгорел со стыда. Щёки вспыхнули жгучим румянцем, уши покраснели, а волосы встали дыбом. Я с трудом заставил себя поверить, что мог такое натворить, а когда Тири успокоилась и подняла глаза, я…

От её взгляда я обалдел.

Голубые глаза моей нимфы теперь засияли бирюзовым огнём, радужка вокруг зрачков стала ярче, выразительнее. В глубине того взора переливались миры: под сладкоголосое пение ангелов яркие звёзды кружились в призрачном хороводе; сияли галактики и туманности; манящий космос, будто на синем холсте, уместился у Тири в глазах, зазывая меня ярким светом, теплом и чистыми красотами рая.