Лунный свет - Дженн Беннетт

О чем же он все-таки хотел со мной поговорить?

Вход в дом Шарковски располагался на самой красивой пристани из всех, которые мне когда-либо доводилось видеть, и скрывался за стеной бамбуковых деревьев в кадках. Когда мы остановились у пришвартованного у его стены катера, тетя Мона позвонила в дверь, после чего средних лет домработница впустила нас внутрь и проводила в гостиную, обставленную мебелью в холодном минималистском стиле, стены которой покрывали приличных размеров полотна.

Увидев все эти произведения искусства, Дэниэл присвистнул:

– Ни фига себе! Это же стоит бешеных денег, да?

– Больше, чем сам дом, – тихо ответила тетя Мона, – миллионы, как и сам Шарковски.

Мне, по правде говоря, было наплевать. Все мои мысли без остатка занимал вопрос о том, что же Дэниэл хотел обсудить со мной наедине. Но выяснить это прямо сейчас не представлялось возможным – домработница сказала, что Шарковски ждет нас в патио на крыше, и махнула рукой, предлагая следовать за ней. Мы друг за дружкой стали подниматься по ступеням узкой, авангардной лестницы, на ходу поглядывая на обстановку других этажей. Между вторым и третьим пролетами Мона остановилась и уставилась на короткий коридор, судя по виду ведущий в спальню.

– Глазам своим не верю… – не без изумления пробормотала она.

– Что там? – спросила я и перегнулась через ее плечо, чтобы увидеть, на что там такое она смотрит.

Но в этот момент домработница заметила, что мы остановились, и ей это явно не понравилось.

– Нет, нет! Прошу вас, это частные апартаменты!

На миг в глазах Моны появилось выражение, которое я была не в состоянии определить, и я лишь подумала, что она может и не подчиниться этому требованию. Но домработница, расталкивая нас плечом, уже бросилась к двери спальни и сказала:

– Прошу вас, мадам.

Тетя Мона уступила, хотя и без всякой радости, и, пока я пыталась понять, что же, собственно, произошло, мы поднялись еще на два пролета и вышли на крышу, если ее конечно же вообще можно было таковой назвать. На небольшом пространстве теснились деревья в кадках, джакузи и садовый обеденный стол с грилем. Стеклянное ограждение по периметру одновременно служило преградой ветру и открывало гостям прекрасный вид на берег и озеро, на волнах которого дюжинами покачивались суденышки.

За все эти годы я повидала немало галеристов, тетя Мона то и дело таскала меня на всякие инсталляции. Большинство из них принадлежали к верхушке среднего класса и были куда более состоятельными по сравнению с художниками, которых они представляли. Но ни один не был таким, как мужчина перед нами.

Шарковски был невысокий, коренастый, средних лет мужчина с уже наметившейся лысиной и чрезмерно загорелой кожей. Он либо проводил кучу времени на пляжах в жарком климате, либо пользовался солярием. И вся эта загорелая кожа очень бросалась в глаза из-за распахнутого кимоно, под которым виднелись голая грудь, брюшко и шелковые семейные трусы.

Он протянул вперед руки и громогласно изрек:

– Мона, дорогая.

– Привет, Шарки, – ответила она, подставляя для поцелуя обе щеки.

На каблуках тетя возвышалась над ним на добрых пару дюймов.

– А ты тут все переделал.

– Да, пару месяцев назад выстроил здесь на крыше патио, – сказал он, обводя рукой серый городской пейзаж, – лучшего вида и желать нечего. На противоположном берегу озера университетский квартал.

Он похлопал по переносному массажному столу у джакузи. Расположившийся рядом садовый обогреватель разгонял холод.

– Заранее прошу меня простить. Через полчаса у меня сеанс массажа, так что долго я говорить не смогу. У меня проблемы со спиной.

– Прискорбно такое от тебя слышать, – сказала Мона, нахмурилась и сверкнула в его сторону шокирующе яркой, кричащего цвета помадой, – но нам много и не надо. Это моя крестница Берди, а это ее друг Дэниэл.

Пожимать его руку я не пожелала. В нем было что-то неприятное и раздражающее. Может, все дело было в том, что он в ожидании массажа, похоже, уже намазался маслом. Поэтому я сложила на животе руки и поприветствовала его кивком головы, в то время как Дэниэл ответил ему крепким мужским рукопожатием.

– Прошу вас, располагайтесь, – сказал он, сел на садовый стул из ротанга и закинул на голую коленку обутую в сандалию ногу. – Мона, скажи, над чем ты сейчас работаешь?

– Да так, по мелочам, сегодня одно, завтра другое, – ответила она, усаживаясь напротив него, – ничего столь выдающегося, как «Юный Наполеон».

– Да, это полотно превзойти действительно трудно.

Его улыбка смотрелась бы вполне уместно на стоянке подержанных автомобилей. Подобных высот в мире искусства человек достигает благодаря любви не столько к самому искусству, сколько к деньгам. Поэтому от Шарковски, с одной стороны, веяло флюидами скользкого торгаша, а с другой – неряшливого светского льва. А когда мы с Дэниэлом сели на скамью и получили нелицеприятную возможность лицезреть, что у него под кимоно, элемент неряшливости укрепился еще больше.

– Я всегда буду тебе благодарна, что ты пристроил эту мою работу в хорошие руки, – сказала тетя Мона.

Он пожал плечами, будто желая сказать: «О чем ты, это же моя работа».

– Когда будешь готова заработать побольше денег, я отправлюсь на остров и посмотрю, над чем ты трудишься в своей фантастической маленькой студии.

– Ты будешь первым, кому я позвоню, – сказала она.

Но тоном, которым обычно говорят: «Я перережу тебе горло».

Что, черт возьми, между ними происходит? Я посмотрела на Дэниэла, который ответил мне столь же вопрошающим взглядом.

После напряженной паузы Шарковски ответил:

– Ладно, давай к делу. Ты говорила, ребятам надо что-то там перевести.

Я порылась в сумочке и вытащила копию страницы, которую отксерила на работе. После того как Дэниэл в ответ на мое предложение приехать сюда встревожился, я решила таблицу убрать, а арт-дилеру показать только шапку. В конце концов, там был всего лишь перечень имен и дат, в котором мы могли разобраться и сами. От него же требовалось перевести название компании.

– Вот, – сказала я и протянула ему лист бумаги, – мы надеялись, вы сможете сказать нам, что это означает.

Шарковски взял очки для чтения, лежавшие на книге, которую он перед этим читал, надел их и бросил на бумагу взгляд:

– Здесь название и адрес компании из Одессы.

– Это которая в Техасе? – спросила тетя Мона.

– Нет, которая в Украине, – ответил он и бросил на нее поверх очков не лишенный осуждения взгляд.

Затем прочел адрес, который Дэниэл тут же быстро вбил в телефон.

– Компания называется ЗАФЗ. Как это расшифровывается, я вам сказать не могу, но сейчас, когда все можно найти в Интернете, вы наверняка и сами это без труда узнаете.

– Что-то еще вы сказать можете? – спросила я, пока Дэниэл хмуро пялился в телефон.

– Напечатали бумагу две недели назад. Кроме того, здесь написано «Иванов» – это фамилия. Но кем бы он ни был, здесь приводится