О бедном мажоре замолвите слово - Виталий Сергеевич Останин

начала, Аника, — прежде чем она заговорила, произнес я. — Я хочу быть сыщиком. Здесь. В этом отделении. У меня есть основания полагать, что я смогу стать неплохим опером. С твоей помощью, и помощью девчонок. Я признаю, что я не самый удобный коллега, что за мной тянется очень неприятный шлейф из фамильных скелетов. И я не могу обещать, что такие визиты, как сегодня, не повторятся. Мне понятно, что в покое меня не оставят. Но ясно и другое. Я — не мой отец.

Несколько секунд тишины, которую начальница не спешила нарушать. А вот кофе-машине было плевать. Она именно в этот момент решила, что ей нужно запустить цикл очистки.

— Я хочу сам строить свою жизнь, а не ехать по той колее, которую проложили поколения Шуваловых до меня, — продолжил я, давя неуместную усмешку. — И прекрасно понимаю насколько со мной может быть сложно. И насколько проще без меня. Но посмотри на ситуацию немного с другой стороны. Много в органах работает оперов, у которых есть магический дар, связи и доступ туда, куда простого мента в жизни не пустят?

— В этом то и проблема…

Аника уже успела успокоится, поэтому голос ее звучал не гневно, а устало. И немного смущенно. Похоже, она сейчас винила себя за эту абсолютно непрофессиональную вспышку эмоций.

— Или — это возможность, — мягко возразил я. — Тут как с огнем. Он может сжечь или согреть. Как использовать.

— Очень точная метафора, Шувалов, — фыркнула женщина. — Вот у меня почему-то нет ни малейшего желания играть с этой стихией. Слушай, ну вот зачем тебе это, а? Ну, правда? Это из желания доказать что-то отцу? Запоздалый подростковый протест?

— Я расскажу, если интересно, — широко улыбнулся я. И тут же нанес ответный удар. — Когда ты, в свою очередь, скажешь, что делает талантливый опер в заштатном отделении? И от кого прячется?

Аника резко подняла глаза, уставившись на меня чуть ли не с ужасом. Мне даже на миг показалось, что она приняла меня за кого-то другого. На секунду. А еще я отметил, как дернулась правая рука. Едва заметно… и в сторону табельного оружия на оперативной кобуре.

Это что же у нее такое в прошлом, что такие реакции выскакивают? Ужас, как интересно!

С минуту мы молчали. Воронина, судя по всему, мысленно костерила себя за несдержанность, которая позволила мне заглянуть за ее маску Снежной Королевы, я же подыскивал варианты, как сгладить эту слегка напряженную сцену. И придумал.

— Есть предложение. Убийство курьера. Если раскрою его — остаюсь. Завалю — пишу рапорт и ухожу рулить одной из корпораций отца.

Начальница тут же вынырнула из пучины самобичевания, в глазах зажглись огоньки азарта. Даже больше, чем азарт. Надежда? Вот только интересно на что? Что я раскрою висяк или свалю? Думаю, пополам, примерно.

— За три дня?

— Вы бога-то побойтесь, госпожа капитан! Ты сама за три дня раскроешь? Неделя?

— Идет! — узкая крепкая ладошка вытянулась вперед.

Я отлепился от подоконника, прошел через кабинет и пожал ее. Не отпуская, добавил.

— Но не в гордом одиночестве. С помощью отдела.

Глава 22

Интерлюдия — генерал Платов

Выражение лица Платова в моменты глубокого анализа ситуации напоминало каменную маску. Отрешённость от происходящего, взгляд в точку, напряжённая, почти физически ощутимая работа мысли. Он даже двигался на автомате, не замечая ничего вокруг, но при этом отлично ориентируясь в пространстве.

Сейчас именно так и было. Увиденное и услышанное при разговоре с Михаилом Шуваловым напрочь рушило все предварительные выкладки аналитиков.

В Злобинский райотдел Платов ездил не для встречи с княжеским отпрыском, а решая совсем другие задачи. Но знал, что встретит там молодого Шувалова. И — не удержался. Решил прокачать пацана, может быть — понять игру его отца, который зачем-то устроил сына в полицию. И, чем черт не шутит, когда бог спит — завербовать его в «Ковчег».

Ожидал увидеть разжиревшего на безнаказанности представителя высшего сословия — инфантильного, самоуверенного, прожигающего жизнь. А на поверку встретился с парнем, у которого холодная голова, твёрдый взгляд и чертовски острые зубы.

Михаил вел беседу очень осторожно. Занудно вежливо. Но в моменте мог показать и оскал. Умение слушать, умение говорить, но что гораздо важнее — умение умалчивать. Редкое качество не только для молодежи, но и для опытных сотрудников.

Платову бы очень хотелось узнать, у кого паренек двадцати с небольшим лет такому научился. А еще выяснить — кому оторвать голову за неверно составленный психологический профиль. Ведь либо его спецы облажались, либо Михаил продемонстрировал просто невероятное, разительное преображение от гуляки и повесы, к толковому молодому человеку, которого и в разведку взять не зазорно.

«Или это чья-то чужая игра? — как офицер старой школы, он по инерции подозревал всех подряд — Кто-то слил нам, что пацан ничего не стоит, чтобы… скрыть его истинные возможности. А в полицию устроил, чтобы… чтобы…»

Но вывода не получалось. Платов, конечно, по привычке, намекнул родовитому оперу, что подозревает его отца чуть ли не в заговоре, но так, без огонька. Просто, чтобы держать в тонусе. На деле же он не считал эту версию сколько-нибудь серьезной. Ну правда — зачем бы Шувалову, одному из Семи, злоумышлять против государя? Когда у него под крылом он может делать все, что душе угодно.

Да и не стал бы князь работать так грубо! И сына под удар подставлять. Не его манера.

Покидая райотдел, генерал набрал по памяти номер, которым пользовался довольно редко. Чтобы отчитаться о проведенной «проверке», цель которой была вовсе не в том, о чем думали Пушкарев и тот же Шувалов.

— Докладывай, — прозвучал негромкий голос на другом конце линии.

— Держался неплохо, чувствуется порода. Думаю, стоит дать плоду дозреть… — в последний момент Платов вспомнил, что еще не сел в машину, а значит его могут услышать посторонние. И привычно активировал «сферу безмолвия».

— Это ты про Шувалова?

— Про него. Не мажор, не нарик, не дурачок. Вел себя сдержанно — слишком сдержанно для своей биографии.

— Аналитики облажались?

— Или князь их переиграл. Закинул обманку, а они повелись.

— Слишком сложно.

— Согласен.

— Хотя такие игры в долгую — это как раз почерк старшего.

— Тоже да. Но… не знаю пока. — нехотя признал Платов, садясь в машину, которая тут же тронулась с места