О бедном мажоре замолвите слово - Виталий Сергеевич Останин

О бедном мажоре замолвите слово

Глава 1

— Тебе, я смотрю, весело, Мишенька? — катнул желваками мужчина, расположившийся в кресле, по ту сторону письменного стола.

Мой отец.

Сюр какой-то.

Как вообще можно одновременно понимать, что ты его сын, помнить себя маленьким у него на коленях, и в то же самое время знать — на самом деле я совсем другой человек?

Не Михаил Шувалов, наследник княжеского рода Шуваловых, а майор полиции Андрей Дроздов. Калейдоскоп двух разных личностей с хрустом проворачивался перед глазами, накладываясь на так и не отпустившее похмелье и чёрт ещё знает на что, явно не добавляя мне христианского смирения.

— Чего молчишь? — в голосе князя Шувалова послышались раскаты далёкого грома.

Все, кто хоть немного были знакомы с этой властной влиятельной личностью, уверенно могли утверждать, что этот тон не предвещал ничего хорошего. Вот и мне, как его сыну и главному наследнику, было понятно: Светлейший князь пребывает в состоянии крайней степени бешенства. Дальше — только карательные санкции.

Князь!

Просто охренеть! Настоящий, мать его, князь!

Эта мысль показалась настолько смешной, что я не смог полностью отконтролировать лицевые мышцы. В результате уголки губ предательски дрогнули.

— А ну, прекрати скалиться, паршивец! — удар княжеской ладони по столу сам по себе был тяжёл, так ещё и сопровождался небольшим выплеском силы.

Магии, да.

Он ведь не просто светлейший князь и опора императорского трона. Князь Шувалов ещё и Гранд. Грандмастер, если полностью — это ранг такой в здешней системе. Человек, способный одним только словом разорвать человеку внутренние органы в клочья. Это не метафора, если что.

Часть меня считала эту информацию такой же естественной, как и дышать, другая же скептически скривилась, типа: «Воу, Гэндальф Серый, ты ли это?».

Но покачнувшиеся тяжёлые портьеры, которые зацепило потоком энергии — князья Шуваловы филигранно работали с воздухом, заставили воспринимать происходящее всерьёз.

— Мне просто хреново, — сообщил я. — Это нервное…

Не то чтобы я хотел перед ним оправдываться, но — чистая правда же!

Ночной загул Михаила Шувалова закончился не просто пьяным сном, а передозом.

И он умер.

Стоящий сейчас перед его отцом человек, им уже не был. В теле Миши теперь находился я. И если кто-то думает, что легко не нервничать, стоя напротив человека, способного, как я знал из памяти реципиента, движением ладони вскрыть человеческую грудную клетку без единого касания к оной, то он сильно ошибается!

Вряд ли, конечно, он станет такое проворачивать со своим сыном, но проверять не хотелось.

— Нервное? — старший Шувалов даже не думал ослаблять давление. — Это мне нервничать надо, а не тебе! Ты хотя бы приблизительно представляешь, во что сам влип и род наш втравил?

Как ни странно — понимаю.

Представляю.

Осознать вот только не могу.

Отлично помню, если это слово правильно тут использовать, что натворил наследник этого грозного мужика за письменным столом, но всерьёз, уж простите, воспринять пока не могу.

Дворяне какие-то, нахрен! Обязательства, контракты, устные договорённости… Всё это чуть не ухнуло в выгребную яму из-за скотского поведения наследника рода.

Его воспоминания виделись смазанным сном. Или фильмом, который ты смотрел, но не проживал.

Ночной клуб.

Стайки юных хищниц, в одежде, которая больше демонстрирует, нежели прикрывает. Неоновые вспышки. Ритмичная музыка, слегка напоминающая «синтвейв». Компания молодых людей, центром притяжения которой выступаю я. То есть Шувалов-младший, конечно. Это понятно.

А ещё море алкоголя.

Дорогого, элитного, да ещё и с такими с такими ценами за сто грамм, что мне настоящему пришлось бы продать что-то из органов, чтобы хоть раз вот так провести вечер. Это спиртное спутники Шувалова-младшего лили в себя, как воду. А ещё был бурый порошок, похожий на измельчённый в пыль тростниковый сахар…

Сто пудов — наркота.

И закончилось это всё чем? Конечно же, дракой! С кем-то… Как там его звали? А я вот не знаю! И Миша Шувалов не знал. Много чести для наследника княжеского рода интересоваться именем какого-то типа, пусть он и был телохранителем Людмилы Гагровой.

Княжны Гагровой, если быть внимательным к деталям.

Что там мажору в башку прилетело, он и сам бы себе сказать не смог, даже имей такую возможность. Скорее всего, в пьяном угаре Мишенька решил подкатить к знакомой девушке, уткнулся в грудь ее охранника, который вежливо попросил не доставлять проблем опекаемой им особе, потом оскорбился, что какой-то урод мешает его веселью, и просто сломал ему за это руку.

Поправка.

Это княжич наивно думал, что он настолько крут, что может справиться с обученным бойцом, имевшим ранг Воина — на ступеньку выше собственного.

Я же, просматривая воспоминания, понимал: Мише позволили победить. По сути, подкормили раздутое эго княжича, почти нивелировав зародившийся конфликт. Всё для того, чтобы, не дай Спаситель, не навредить сыну самого Шувалова.

Так-то, охранник был, безусловно, покрепче и опытнее в такого рода схватках, чем обдолбанный аристократ. Но, как это часто бывает в жизни, пострадал именно он, а не тот, кто должен.

— Платье Гагровой я случайно порвал, — мне пришлось подать голос после продолжительного молчания. Просто, чтобы что-то сказать.

А дальше там было вот что. Сломав одному телохранителю руку, мажор не остановился. Был взят в захват вторым бодигардом, но всё же смог дотянуться до предмета вожделения.

Точнее, до тонкой ткани платья княжны.

Треск, почти неслышимый за музыкой, вполне отчётливый вопль княжны, совсем неаристократично выкрикивающей: «Ты что сделал, козёл⁈», и кратковременный ступор перед вакханалией, которая там потом разыгралась.

Как-то так…

— Её платье — наименьшая из твоих проблем, идиот! — прошипел отец. — Как и сломанная рука её телохранителя!

— Чё, обкашляли уже с Петром Васильевичем?

А вот эта реплика вырвалась случайно. Неконтролируемо и весьма глупо. Будто бы проклятый пацан, откинувшийся от передоза, всё ещё сидел в голове, что, конечно, полная хрень. Ушёл он окончательно и бесповоротно — мне ли не знать.

Просто снижение контроля, и так трещавшего по швам, позволило прорваться одной из привычных реплик Михаила. Он так обычно и разговаривал с отцом. Не буду грешить на память тела, но что-то в этом роде.

Мля-я-я!

Старший Шувалов побагровел.

Поднялся. Очень медленно обошёл стол, остановился в шаге от меня. Сильно и без всякой жалости, ткнул пальцем в грудь.

— Твой грязный язык, сопляк, тебя когда-нибудь убьёт!

Второй тычок.