Потерянная эпопея - Алис Зенитер

знать, что не будут принимать бывших каторжников, не станут сточной канавой для французского правительства, вы кем себя возомнили? И они их не хотят.

Так где же и как жить? – спрашивает себя Арезки на пороге свободы чисто теоретической.

Представим здесь, что Тасс, упав в яму с водой, вошла не только в версию времени, позволившую ей увидеть своих предков, но и в другое измерение, которое позволит ей вылететь за рамки этого романа. Представим, что, какая есть, в мокрой обуви и со сморщенной кожей, она сможет хотя бы мельком уловить причины, по которым книга, рассказывающая о ней, была написана.

Тогда она увидела бы, как я, в Бурае или Нумеа, в 2019 году, встречаю много мужчин и женщин, которые мне говорят: а ведь мы, возможно, кузены. Она увидела бы, как я смеюсь – немного смущенно, слишком пронзительно или слишком громко, типа не уверена, что поняла юмор. Я всего два дня назад узнала, что кабилы были высланы и переселены в Новую Каледонию.

Но вопрос задан: да впрямь ли мы можем быть кузенами?

У меня перед глазами список из 2106 «арабов», сосланных на каледонскую каторгу, составленный историком Луи-Жозе Брабансоном. Я внимательно изучаю его. Большинство в списке – алжирцы, но есть и марокканцы, и тунисцы. Большая часть фигурирующих в нем мужчин холосты, но есть заслуживающее внимания число женатых и отцов (или, в исключительных случаях, вдовцов и отцов). Их семьи так и не получили разрешения приехать к ним, несмотря на отдельные примеры многократных просьб, и их жены и дети (числом до восьми) жили и росли без них в Алжире. Один из этих детей мог бы быть моим прапрадедом или моей прапрабабкой. Это возможно. Список составлен в алфавитном порядке по именам, что исключает поиск моей фамилии в самом конце, как я делаю всегда, радуясь, что мне досталась такая практичная фамилия (мне жаль срединные буквы алфавита)[45]. Он также бережно хранит ошибки колониальных архивов, из которых был извлечен и в которых искажены, урезаны или просто записаны абы как доверенные им иностранные имена. Вероятно, чтобы избавить себя от излишней и слишком длинной писанины, администрация многократно использовала имена или прозвища «арабов» как фамилии, создавая семейства Каддур или Абделькадер. Назвать персонажа Арезки Арески – почти не преувеличение.

Не надо фальшивого саспенса: я просмотрела список сверху вниз и снизу вверх несколько раз, и моей фамилии в нем нет, даже ободранной, даже деформированной, как нет и девичьей фамилии моей бабушки. Но разве это что-то значит? В лежащем передо мной списке мало у кого есть фамилии в классическом смысле – то есть фамилии по французским правилам. Они «бен» или «у», то есть «сын такого-то», стало быть, имя меняется в каждом поколении.

Мохамед бен Мохамед сын Мохамеда бен Мессуна,

Хеифа бен Си Ахмед сын Си Ахмеда бен Белалла,

Халед бен Салах сын Салаха бен Галми.

Некоторые передают перекрестное родство, обессмысливающее, думается мне, любое генеалогическое древо: Мохамед бен Абдалла оказывается сыном Абдаллы бен Мохамеда – и как знать, не звался ли этот последний Мохамед, тот, что произвел на свет Абдаллу, тоже Мохамедом бен Абдалла, ведь отец дает сыну имя своего отца? Так что неудивительно, что никто в этом списке не зовется Зенитер, потому что у них есть другие дела, кроме как дать мне родословную, они порождают друг друга без конца, рождаются сыновьями своих отцов, а те сами сыновья своих отцов, которых зовут как сыновей.

Этот список ничем мне не помог.

К счастью, иногда имя несет более дальнее родство, сохраняя общие части, узнаваемые, несмотря на переход к следующему поколению,

Так, Али бен Мохамед бен Рабах, сын Мохамеда бен Рабаха,

и Али бен Мохамед эль Амри, сын Мохамеда эль Амри.

Оба Али сыновья Мохамедов, но разных, узнаваемых, поэтому два Али не оказались под одним именем в реестрах исправительной колонии (что происходит часто и затрудняет прочтение списка – кажется, будто застрял на одной строчке).

И Али бен Мохамед эль Амри, задержимся немного на нем, родился в Палестро, то есть в двадцати пяти километрах от деревни моего отца. Спуститься с горы – и вот он, Палестро. Который сегодня называется Лахдария. Ближайший город, если жить в общине на гребне горы, в нем отовариваются, проворачивают дела, гуляют и пьют. Мой дед бывал там часто, у деда, кажется, была там квартира.

Но я немного увлеклась, простите. Али бен Мохамед эль Амри родился на территории Бени Хальфун, большого берберского племени, и эта территория действительно ограничена югом Палестро, но с другой стороны простирается на север до Шабет Эль Амер. Если Али бен Мохамед эль Амри с этой стороны, то мало шансов, что он мог бы дойти пешком до деревни моей семьи. Французская администрация написала Палестро после Бени Хальфуна, наверно чтобы помочь сориентироваться, но в этом не больше смысла, чем если сказать американскому туристу «Встретимся в замке Блуа в Париже».

Зато другие люди из этого списка родились в Палестро, они-то действительно родились в Палестро и, может быть, встречали моего прапрадеда или мою прапрабабку?

Так, Эль Фуди Мудат бен Амар, Али бен Ахмед Лабди или еще Каллуш Али бен Абдерраман.

Теперь я больше не смотрю в первую очередь на имена, я сосредоточилась на местах рождения…

Мохамед бен Абдалла, сын Абдаллы бен Слимана, родился в Таблате,

Как и Эль Махди бен Хедин

и Махди бен Муса,

все они родились в двадцати одном километре от деревни моего отца, двадцать один километр – это пустяк, даже в горах. Гугл-карты сообщают мне, что прогулка пешком длится меньше пяти часов, а пять часов – это пара пустяков, можно отлично жениться в пяти часах от дома, создать семью в пяти часах от дома: именно столько времени пути отделяет Герруму (где жил мой дед) от Михуба (откуда родом моя бабушка). Я никогда не была в Таблате, никого там не знаю, но я сделала его родной деревней одного из персонажей «Искусства терять», боевика ФНО по прозвищу Таблатский Волк. Я выбрала это имя, потому что Арезки Л’Башир, алжирский Робин Гуд, был прозван Горной Гиеной и Бандитом из Якурена; я соединила оба прозвища, звериную половину и половину территориальную, мне это казалось впечатляющим. А коль скоро я упомянула Арезки Л’Башира, отметим, что один из его военачальников, Лунес бен Мохамед у Серир, был приговорен к каторжным работам в 1895 году, как разбойник с большой дороги, и не вернулся. Бандит с большой дороги