Мне приснилась война - Роберта Каган

Тот кивнул и побежал на улицу.

Хершель видел, как удивились девушки, когда официант обратился к ним. Блондинка и ее подруга захихикали. Хершелю стало интересно, что они говорят. И сразу у него запорхали в животе бабочки, потому что они последовали за официантом в ресторан. Подводя их к столику Хершеля, тот кивнул ему головой и подмигнул.

– Я Хершель, – представился он.

– Я Юлия, а это моя подруга Берта, – сказала хорошенькая блондинка, ослепительно улыбаясь.

Девушки стали листать меню. Официант, вернувшись, принял у них заказ. Хершеля не удивило, что обе заказали самое дорогое блюдо – стейк. Но ему было наплевать. Он наслаждался созерцанием ложбинки на груди Юлии. Ела она быстро. Закончив, стала болтать о том, что потеряла работу на фабрике.

– Меня уволили, и это ужасно, потому что вся моя семья зависит от моей зарплаты, да еще и сестра прошлым летом заболела. Ей тоже пришлось уволиться. Денег стало совсем мало. Правда, сейчас сестре получше, и она опять ищет работу. Прямо как я.

– Да, неприятно, – пробормотал Хершель, притворяясь, что слушает. Но правда заключалась в том, что ему было все равно, что она говорит. У себя в голове он раздевал ее и наслаждался фантазиями.

– Может, придете еще раз пообедать со мной? Завтра, например? – спросил Хершель.

– Простите, я не могу. У меня работа, – ответила Берта.

«Вот и хорошо. Ты мне тут совсем ни к чему. Я рассчитывал пообедать наедине с Юлией».

– А вы? Вы сказали, что потеряли работу, так, может, у вас найдется время перекусить со мной?

Она кивнула.

– Конечно. Почему нет.

– Может, в полдень? Встретимся прямо здесь.

– Хорошо.

В тот вечер Хершель, придя домой, срезал свои пейсы и сбрил бороду. «Я больше ей понравлюсь, если буду выглядеть как мужчины в ее мире», – подумал он. Потом посмотрел в зеркало и сравнил себя с мужчинами, с которыми работал, – теми, что жили в большом городе. «Нельзя сказать, что я красив. Это была бы ложь. Черты лица у меня грубые и резкие. Глаза глубоко посаженные, темные. Брови густые, а волосы уже седеют. Но я высокий и хорошо сложен. Как только выкрою время, пойду к портному и закажу себе хороший костюм, который будет сидеть как влитой. Может, красавцем и не стану, но выглядеть буду презентабельно».

Умывшись, он отправился на кухню ужинать. Наоми оторвалась от кастрюли, в которой что-то помешивала, и увидела, что он сбрил бороду и отстриг пейсы. От удивления у нее отвалилась челюсть.

– Что случилось, Хершель? Почему ты отрезал пейсы и сбрил бороду?

Он рассердился, потому что не мог дать ей ответ. Но подумал, что лучше уж сказать что-нибудь, чтобы она не гадала. Поэтому сделал глубокий вдох и ответил:

– На моей работе важно производить на людей впечатление. Большинство моих клиентов – гои. Они живут в городе. И по-настоящему не доверяют евреям. Я хочу, чтобы они доверяли мне свои дела, поэтому должен выглядеть как один из них. А не как отсталый еврей из убогого штетла, где мы живем. Я вообще подумывал перевезти вас отсюда.

– Пожалуйста, Хершель, не надо! Разве это необходимо? Достаточно того, что моя сестра уехала. Если ты перевезешь нас в Варшаву, я больше не смогу видеться с Сарой. А что будет с Шошаной? Ей скоро выходить замуж. У нас тут есть хорошие юноши. А если мы переедем, кто знает, что произойдет. Она может выйти за светского еврея или, того хуже, за гоя. Умоляю тебя, не надо переезжать! – в отчаянии воскликнула она. Казалось, ее больше не интересует радикальная перемена внешности мужа.

– Пока что мы остаемся, где мы есть. Если я передумаю, дам тебе знать.

Наоми кивнула. Она продолжала его разглядывать, и выражение ее лица подсказывало ему, что обмануть ее не удалось. Тем не менее она ничего не сказала, и он был рад, что его оставили в покое. Не хватало еще оправдываться перед женой за изменения во внешности.

На следующий день, когда Хершель пришел в контору, Фрида насела на него куда настойчивее Наоми. Сначала она внимательно его разглядела. Потом ее рот широко распахнулся, и он понял, что она потрясена и шокирована тем, что он сделал с собой.

– Ты выглядишь как один из них, – воскликнула она. – Ты выглядишь как гой.

– В этом-то и дело. Я хочу выглядеть как мои клиенты, чтобы им было легче мне доверять.

– Мне это не нравится. Это неправильно. Ты меняешься, и я за тебя беспокоюсь.

Фрида всегда действовала ему на нервы. Поэтому он зачастую бывал с ней грубее и суровее, чем со всеми остальными.

– Занимайся своими делами. Я не должен оправдываться в своих действиях перед тобой. Иди за свой стол и принимайся за работу. За это я тебе плачу.

Она развернулась и почти бегом бросилась к своему столу. Фрида не оглядывалась на него, и Хершель догадался, что она, очевидно, плачет. Когда она совала нос в его жизнь, а он ставил ее на место, она всегда потом плакала. «Ну, пускай проплачется. Мне наплевать, если она уйдет. Найду другую секретаршу, запросто. Такую, которая не будет задавать мне кучу личных вопросов. Может, найму Юлию. Приятно было бы проводить с ней в конторе весь день. Мы были бы одни, и у нас была бы куча времени. Хотя это, пожалуй, плохая идея. Можно сильно запутаться. Она станет ближе к моей семье. А тата, мой отец, всегда говорил не гадить, где работаешь».

В одиннадцать сорок пять Фрида постучала в дверь кабинета Хершеля.

– Что тебе? – рявкнул он.

– Я принесла для тебя обед из дому.

– Если ты раньше не поняла, я повторяю. Прекрати таскать мне еду. Я больше не соблюдаю кошер. За обедом я встречаюсь с клиентами. Ты поняла?

– Да, – ответила она тоненьким голоском.

– Очень хорошо, – сказал Хершель примирительно. – А теперь мне пора идти. На встречу с клиентом, – добавил он, поднимаясь со стула. Он уже был в пиджаке, готовый идти. – Если не вернусь до пяти часов, запирай контору и иди домой.

Фрида кивнула.

Он видел, что она плачет, но проигнорировал ее слезы и вышел за дверь. По пути в ресторан он думал: «Сегодня же после обеда пойду к портному в городе и закажу пару хороших костюмов. Хватит с меня всякого старья».

Хершель вошел в ресторан ровно в двенадцать часов. Огляделся в поисках Юлии, но ее не было. Она либо опаздывала, либо вообще решила не приходить. В любом случае Хершеля это рассердило.