Деревянный каземат - Сергей Дубянский

Он смотрел на портрет совершенно безразлично, и изображение отвечало ему тем же. А еще он обратил внимание, что, с точки зрения техники, картина не так уж безупречна, да и в интерьер комнаты не вписывается совсем. …Наверное, потому я и не повесил ее… и вообще, что она тут делает?.. Протянул руку, чтоб взять портрет, но увидел, как губы шевельнулись.

– Не делай этого.

– Чего? – не понял Вадим, так как и сам еще не знал, что собирается сделать.

– Мы же договорились о девушке, – в голосе звучала такая надежда, что Вадим даже усмехнулся, почувствовав свою власть над раскрашенным куском холста. Нет, Костину просьбу пока он исполнять не будет – со всем этим надо еще разобраться, прежде чем что-то уничтожать, но если прав голос из галереи…

– Я отнесу тебя в гараж, – решил он.

– Нет! Это безжалостно! Там я буду прозябать вечно!..

– Вечного ничего не бывает… (в это время сработал домофон) кто там? – Вадим включил связь.

– Милиция. У вас тут самоубийство?

– Да-да, я сейчас выйду.

Вадим подхватил портрет и проходя через гараж, сунул его между пустых канистр.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Кать… (Аревик мгновенно обернулась) Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я, – весело рассмеялась Аня, – будем считать, что ты адаптировалась и готова к выходу в свет.

– А, может, не надо? – Аревик смотрела так жалобно, что Аня погладила ее по голове.

– Надо, иначе наша история потеряет правдоподобность. Зато станешь «звездой»; тебя, небось, и по телевизору покажут.

Аревик вздохнула. Больше всего, после незнакомых пьяных мужчин, она боялась милиции. Наверное, это осталось еще со времен дебошей, которые устраивала ее мать – потерявший терпение участковый, заламывал ей руки и тащил в машину, как настоящую преступницу, а мать кричала пьяно и страшно…

…Хотя нет, это уже не моя жизнь, и к той женщине я не имею никакого отношения… – Аревик повернулась к зеркалу, с которым, по Аниному совету, не расставалась все два дня. За это время страх, что может вернуться ее прежний, пугающий облик, окончательно исчез. Она настолько привыкла к своему отражению, что воспринимала его совершенно естественно, будто сделала давно желаемую пластическую операцию.

А еще, в первый же вечер закрывшись в ванной, она тщательно изучила свое новое тело и пришла к выводу, что оно ничем не хуже предыдущего – все загорелое до цвета темной бронзы, кроме крохотного треугольника в самом низу (…неужели Катя носила такой купальник?!.. Совсем, как в рекламе!.. Может, она тоже была какой-нибудь «моделью»?..) Двигаясь по белой «стрелке», рука непроизвольно скользнула между ног. Аревик замерла, боясь даже представить, какие отношения могли быть у Кати с сим трепетным органом. Оставалось лишь успокаивать себя, что до выяснения этого еще далеко. Успокаивать ли?.. Она заставила себя вынуть руку, переключив внимание на полочку с шампунями и кремами.

А еще, раньше грудь у нее была больше – она ей нравилась и никогда не воспринималась, как обуза, но, оказывается, в маленькой груди тоже есть своя прелесть. Теперь ей казалось, что, если чуть-чуть сильнее взмахнуть руками, то можно с легкостью оторваться от земли и полететь.

Вообще, новая жизнь у нее получалась замечательной, если б только не эта чертова милиция. Почему нельзя затеряться в миллионном городе, и просто жить?..

– Ань, ну зачем нам куда-то идти? – в сотый раз повторила Аревик, – кто меня здесь найдет? Кому я нужна?

– Не знаю, кому. А вдруг Катя личность востребованная? Вдруг она, например, любовница главы администрации?.. Да не пугайся ты так, – Аня рассмеялась, увидев приоткрывшийся рот Аревик, – надо всего лишь легализоваться, понимаешь? Я уже говорила – ты не можешь прятаться до бесконечности, да и деньги твои скоро закончатся. Значит, надо работать, а для этого нужны документы…

– Но они ж у меня есть.

– А если есть, то почему ты не идешь домой? Здравствуй, папа; здравствуй, мама – что-то я вас не припомню… ну, сколько можно говорить об одном и том же!

– Не хочу я туда идти.

– Так и скажи им это, чтоб не возникало никаких вопросов! Ты – взрослая женщина и имеешь право жить, где заблагорассудится, но все должно быть корректно.

– Я боюсь, понимаешь?..

– Не понимаю. Значит, выгнать бедную девушку из тела ты не боялась, а достойно занять ее место боишься?.. Хватит жевать сопли! – Аня решительно затушила сигарету, – завтра идем сдаваться.

– Завтра?.. – Аревик прикусила губу, делая жалобную физиономию, – может, подождем еще пару дней?

– Мне, между прочим, тоже на работу надо. Я и так из-за тебя взяла столько отгулов. Я не понимаю, чего тебе тут сидеть?

– Телевизор смотреть… – Аревик не хотелось покидать уютный уголок и вновь окунаться в неизвестность.

– Телевизор будешь смотреть дома, когда тебя «найдут», а сейчас давай-ка, подруга, спать, – привычным движением Аня разложила диван, достала из ящика простыню, две подушки, – чего сидишь? Иди в душ, – голос стал подчеркнуто строгим, и Аревик подумала, что несмотря на видимое равенство в возрасте, Аня для нее, как мать, от которой зависит, кем она станет в будущем; она имеет полное право воспитывать ее – и хвалить, и наказывать, а ей остается слушаться и быть «паинькой».

Когда Аревик вышла из ванной, Аня уже лежала в постели и улыбалась. Настроение ее изменилось в лучшую сторону, ведь нельзя долго сердиться на «дочку», даже если та бестолковая.

Спать им приходилось вместе на единственном диване, имевшемся в однокомнатной Аниной квартире. В первую ночь Аревик, чувствуя страшную усталость после своих «перерождений», отключилась мгновенно, успев лишь повернуться на бок и вытянуться на самом краю. Сейчас спать не хотелось вовсе, но «мама» сказала, что пора, значит, пора.

Она щелкнула выключателем. Сбросила халат – шуршащий, приятно щекочущий тело и пахнущий замечательными духами, запах которых Аревик помнила еще задолго до всей этой истории (теперь она увидела и флакон, только выглядел он не так, как во сне). Юркнула под простыню и повернулась на спину. Раньше, в «прошлой жизни», она всегда спала в рубашке – так приучила ее «прошлая мать». Тогда это казалось правильным, и она даже не догадывалась, как приятно ощущать себя нестесненной никакой одеждой. Как много она еще не знает, и как, оказывается, просто изменить взгляды на жизнь!.. Это в старом теле привычки казались незыблемыми, а если поменять его, все сразу становится другим…

– Чего не спишь? – спросила Аня заботливо.

– Не хочется.

– Тогда расскажи мне, как ты жила до этого.

– Зачем? – удивилась Аревик, – ты ж сама говорила, что той жизни больше нет.