Хлеб печали - Станислава Радецкая

- Ну что ж… - Анна сделала вид, что задумалась. Она улыбалась Руди. – Пожалуй, позови его. Воспользуйся моей добротой сегодня, но в следующий раз за такую дерзкую просьбу я прикажу тебя выпороть вновь!

- Эта маленькая дикарка без спросу утащила с кухни свиной окорок, - вполголоса сказала графиня Руди, когда племянница, пробормотав слова благодарности, удалилась. Анна все еще улыбалась, но на этот раз мечтательно. – И это несмотря на то, что при ней два учителя и две служанки! А знаете ради чего? Чтобы отдать окорок псарю! Мол, он обещал отдать ей хорошего щенка, который вырастет в бойцовскую собаку. Жаль, бедная девочка не умеет ладить с животными, и даже несмотря на то, что руки у нее были вымазаны свиным жиром, ни один пес не осмелился к ней подойти!

После Руди наблюдал, как его возлюбленная, совершенно изменив свой тон, приказывала слуге, что ему надлежит сделать и как себя вести с племянницей. Она была так царственна, так благожелательна и так умна, что даже император мог бы пожелать сделать ее своей женой, и он невольно порадовался, что никакой владыка мира не встал между ними. Сказать Анне, как он очарован ей, Руди не успел: стоило только им вновь сесть за стол, чтобы продолжить дружескую беседу, как к ней в гости явились дамы, горевшие желанием узнать о жизни в чужих краях, и Руди пришлось спасаться бегством через задний двор, чтобы не давать повода для лишних слухов.

Уже смеркалось, когда он вышел в сад и остановился под кованым фонариком, вокруг которого роились мошки, бессильно бившиеся о горячее стекло. Город засыпал, замирая в темноте, словно цепенел перед наступлением ночи. Появились первые звезды, и Руди с раздражением подумал, что бессилен против темноты, и ему придется искать дорогу домой вслепую.

- Не осветить ли вам дорогу, господин? – спросил его юный голос, и он вздрогнул от неожиданности, обернувшись на говорившего. Это была племянница Анны, однако девочка была одета в мужское охотничье платье с пышными обшлагами. У ее ног стоял круглый фонарь. Матильда скрестила руки на груди и на ее лице виднелся упрямый вызов.

- Почему вы не спите? – спросил Руди. – Ваше тетушка будет недовольна.

- Я знаю, - обронила Матильда и взглянула на него с непонятной неприязнью. – Я могу проводить вас. Я хочу проводить вас.

- Вряд ли это разумно, - возразил он. – Или вы что-то хотите сказать мне?

- Да! – воскликнула Матильда, но тут же настороженно оглянулась. – То есть, нет… Не знаю. Пойдемте.

Он усмехнулся, и девчонка тотчас же взъерепенилась, словно вздыбила шерсть на загривке. Она молча взяла фонарь и зажгла в нем свечу, яростно ударив огнивом о кремень. Взгляд она прятала под треуголкой с пером, а когда подняла фонарь, Руди уже не видел ничего, кроме ее подбородка, перчаток с раструбами и рубахи с кожаным жилетом; и сад, и тропинка к калитке, и здания вдалеке, и звезды исчезли, отгородившись темнотой от яркого света.

- Вы не замерзнете? – спросил ее Руди. Фонарь качнулся, словно говорил «нет».

- Пойдемте, пока меня не хватились, - вместо ответа сказала Матильда, и яркий круг от фонаря запрыгал по песчаной дорожке, выхватывая из темноты ветви, камни и траву.

Она пошла быстро, не заботясь о том, что Руди не мог за ней поспеть. Он злился на своенравную девчонку, стараясь дышать ровно и глубоко, как много лет назад велел ему наставник, считавший, что с помощью правильного дыхания и божьей помощи можно исцелить любой недуг. Тот прилив сил, который он ощущал рядом с Анной, пропал, и теперь ему вновь казалось, будто его медленно пытают запахами, звуками и светом – настолько невыносимо начала болеть голова. Руди показалось, что к нему вновь вернулась лихорадка, но, когда он, стянув перчатку, прикоснулся ко лбу, то с удивлением обнаружил, что тот неприятно мокр и холоден.

Матильда шла уверенно, словно ходила по этой дороге сотню раз. На поворотах она притормаживала, дожидаясь его, и он чувствовал, что девчонка чем-то недовольна и растеряна, только никак не мог взять в толк, чего она от него хочет. Уже почти у самого дома она остановилась и опять поставила фонарь на землю.

- Дальше я не пойду, - заявила своенравная девчонка, обернувшись к нему. – А теперь послушайте меня, добрый господин, - она сделала паузу и в волнении стянула перчатку с руки. - Не приходите больше в дом моей опекунши, слышите?

- Почему? – спокойно спросил Руди, слегка смущенный ее словами.

- Потому что вы убийца! - потеряв самообладание, воскликнула Матильда. – И по закону чести я должна предупредить вас о том, что у вас есть враги в этом доме!

- Уж не вы ли? – Руди улыбнулся. Племянница Анны, кажется, воображала себя рыцарем без страха и упрека.

- Я вас ненавижу! – воскликнула Матильда. Она хотела произнести эти слова весомо и тихо, однако вложила в них слишком много пыла. - И я вас предупредила, - она развернулась, чтобы уйти, но Руди окликнул этого несносного ребенка, возомнившего себя вершителем судеб:

- Возьми фонарь! Как ты найдешь дорогу назад?

- Не надо делать вид, что вас это волнует, господин, - огрызнулась та из темноты. – Я хорошо чую запахи, пусть даже не зги не видно!

Руди поднял фонарь, когда понял, что его спутница исчезла. Он досадовал на себя: невелика честь поставить на место несмышленого ребенка, которому не хватает ни опыта, ни сил противостоять тому, кто сильнее его. Он решил, что отошлет фонарь в дом Анны завтра, но быстро выбросил такие презренные мысли из головы. Гораздо больше