Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский

нормам международного права, в белой армии, где было столько его знатоков — всяких магистров права, философии и т. п., не было и речи. Буржуазия дала себе волю, показала свое истинное лицо. «Просто» убийством пленных обычно не ограничивались — их предварительно истязали. Расправой «только» с участниками вооруженной борьбы не ограничивались — месть распространялась на их родственников по крови и вообще на их братьев по классу. Характеризуя белый террор во время гражданской войны, адвокат Вяйне Хаккила, руководитель юридической консультации для рабочих в Гельсингфорсе, рассказывал: «Людей расстреливали просто за их убеждения, т. е. социал-демократов брали и расстреливали даже там, где никакого восстания не было!». В Борго белогвардейцы в начале гражданской войны арестовали около 200 безоружных рабочих и, требуя, чтобы они сдали оружие, морили их голодом и убивали. В деревне Юранге белогвардейцы расстреляли не только красногвардейцев, но даже двух стариков — ночных сторожей, из которых одному было больше 60 лет, а другому — больше 80. Красногвардейцев же не просто убивали, а истязали. «Одному была прибита ко лбу четырехдюймовыми гвоздями членская книжка рабочего общества. У другого была пробита голова, причем мозги вытекали из головы и лежали возле трупа на снегу. Третьему белые звери выкололи штыком глаза. Пишущий эти строки видел сам эти трупы» [52]. Убивали даже раненых красногвардейцев в госпиталях. Таких свидетельств множество.

Но, может быть, эти злодейства совершались рядовыми белой армии вопреки приказам командования? Ничего подобного.

В некоторых боевых приказах белой армии прямо указывалось: «пленных не брать»; если их брали, то тут же уничтожали. Когда белые 14 апреля взяли Або, их командир Эренсвэрд опубликовал объявление, где говорилось: «С каждым красногвардейцем, который будет найден в этой местности, надлежит обращаться, как с убийцей». Белофинское правительство и командование «обосновали» это и теоретически. В феврале 1918 г. сенатор Ренвалль заявил, что революционеры повинны в государственной измене и что вождей революции нужно повесить. Маннергейм заявил в начале марта, что каждый революционер должен быть осужден на смерть.

Сразу же после подписания белофиннами 7 марта 1918 г. договоров с Германией (подробнее об этом см. далее), когда уже не оставалось сомнения в германской интервенции, приободрившийся Маннергейм высказался подробнее, как он представляет себе будущее. Генерал, бывший верным слугою Николая Кровавого, когда тот душил его родину, обвинил всех революционеров... в измене родине! «Наказанием за это будет смерть, — сказал он корреспонденту шведских и датских газет Нильсу Хазагеру. — Я могу сказать, что все участники восстания будут наказаны. Они будут осуждены за измену родине». Все участники революции! Но только в Красной гвардии их было к концу войны около 75 тыс. человек, а сколько вне ее! Около ста тысяч «изменников родины» — не многовато ли для одной страны, да еще такой, где население — три миллиона! Вожди революции, продолжал Маннергейм, заслуживают «только одного наказания: повешения». Что до остальных, то «возможно, впоследствии некоторая часть будет амнистирована, но только при условии, что они будут лишены всех гражданских прав, чтобы они не могли больше участвовать в политической жизни страны. Они будут превращены в класс париев». Такова была каннибальская программа белофиннов. Показавший себя никудышным пророком, когда дело шло о предсказании хода и сроков войны, Маннергейм позаботился о том, чтобы его высказывание насчет наказания революционеров стало возможно более точным пророчеством.

А в это время те самые вожди революции, повешения которых желали белофинны, отменили смертную казнь, призывали к гуманному обращению с белыми, а в проекте конституции предусматривали равные демократические права для всех. Финский историк Яакко Пааволайнен в изданной в 1966 г. книге «Политические насилия в Финляндии в 1918 году. I. Красный террор» установил, что хотя в красной Финляндии были лишены жизни по политическим мотивам 1649 человек (надо иметь в виду, что белыми было расстреляно, по различным источникам, от 5 до 8 тысяч человек), «нет оснований говорить об организации террора. Такое обвинение должно быть снято с Совета Народных Уполномоченных и руководства Красной гвардии». Самовольные расправы были нарушением распоряжений высших органов; возможно, отчасти они были реакцией на зверства белых.

Белофинские поборники цивилизации совершали вопиющие нарушения международного права. Они употребляли отравленные пули, обстреливали пассажирские поезда, обстреливали и убивали персонал Красного креста, обстреляли сербского п бельгийского дипломатических курьеров, несмотря на национальные флаги и большой белый флаг, применяли систему заложников — если кто-нибудь стрелял в белых и виновного не находили, то расстреливали пленных красногвардейцев. Членам попавшей в их руки делегации из революционной Финляндии, присланной с важным поручением к рыбакам Суоменлахти, белые отрубили и отпилили пальцы, размозжили головы, а трупы разрубили и спустили под лед.

И все же именно белофинны были предметом трогательных забот со стороны представителей капиталистических государств. Против зверств белофиннов в отношении красногвардейцев эти представители и не думали протестовать. Но уже 1 февраля шведский, английский и итальянский консулы направили протест Рабочему исполнительному комитету по поводу «нарушения международного права» красногвардейцами в обращении с пленными белогвардейцами. И в дальнейшем эти представители недреманным оком следили за обращением красных с белыми пленными, но не замечали жестокостей, совершаемых в стане белых. Это они считали внутренним делом белой Финляндии и не собирались вмешиваться. Когда в Киркконумми сдалось 609 белофиннов на условиях, предложенных красногвардейцами, шведский консул контролировал соблюдение этих условий. Пленные были помещены в Гельсингфорсе в здании шведского реального училища. Список их был опубликован в информационном бюллетене СНУ от 2 марта со следующим объявлением:«Так как продовольственные запасы Красной гвардии не очень велики, публике разрешается приносить продовольствие для пленных белогвардейцев. Прием подношений производится в месте интернирования. Дальнейший прием постельных принадлежностей прекращен, так как потребность уже удовлетворена». Буржуазия понанесла этим пленным столько продуктов и вещей, что они находились в лучших условиях, чем красногвардейцы. Сдаваясь в плен, белофинны охотно вспоминали о международном праве. Шведский консул выступил посредником, когда шюцкоровцы, находившиеся на островах близ Борго, в Лильендале, в Ловисе и в других местах, пожелали сдаться, если им будет гарантировано обращение как с военнопленными. Им это было гарантировано: красногвардейцы привыкли воевать со сражающимся врагом, а не со сдавшимися в плен.

Какой же была война в Финляндии по своему политическому характеру? Красные называли ее классовой, гражданской. Белые рьяно отрицали то и другое, утверждая, что они, белые, ведут войну для освобождения Финляндии от власти России. Белофинское правительство официально заявило: «Война в Финляндии является борьбой между армией финляндских подданных и частями русских войск, включающих местных мятежников, и не является гражданской войной». В финляндской буржуазной историографии наименование войны