Бычки в томате - Иоанна Хмелевская

И, дабы избежать сомнений, он указал на Юлию вилкой. Сидевшие за столом едва не подавились. Неловкое молчание прервал Олаф.

— Плюх-плюх! — Окинув присутствующих радостным взглядом, он поднял бокал белого вина.

Тост вышел что надо, и даже более того. Магда сдержан­но взвыла и выскочила из салона на задний дворик, Мажена сорвалась с места, бросилась на кухню и принялась чихать в кухонное полотенце. Стефан, будучи светским человеком, поддержал Олафа. Повторив тост «плюх-плюх», он тоже под­нял бокал, но так в него фыркнул, что забрызгал даже цветы на подоконнике, хоть и сидел к ним спиной. Я вообще убе­жала на террасу. Единственным человеком, сумевшим сдер­жать эмоции, оказалась Алиция, но и она долго ползала под столом в поисках вилки.

Юлия, разумеется, хранила молчание. Смех у меня про­шел быстро, стоило только подумать, что на ее месте каждый нормальный человек в этой ситуации хоть как-то, но отреа­гировал бы: обиделся, расхохотался, покрутил пальцем у вис­ка, ну хоть что-нибудь...

А Юлия молчала.

Мариан, правда, немного удивился нашей ретираде, но он слишком был занят переработкой салата из креветок, чтобы обращать внимание на такие пустяки.

— А вот авоськи Арнольд в глаза не видел, — завил он, по­кончив с розовенькими. — В смысле, моей авоськи, а так во­обще приходилось видеть. В прачечной он, конечно, бывал, как и все, там ведь каждый своей стиркой занят. А зять го­ворит, что чокнутую последнее время вообще никуда не вы­пускают. Может, вчера или сегодня что-то изменилось, не знаю, могу спросить.

Все немедленно принялись его убеждать, что надо спро­сить обязательно, так как это была единственная возможность сменить тему. Я вместо того, чтобы обсуждать Мариановы новости, бог знает в который уже раз подробнейшим образом описала мою встречу с сумасшедшей. ...

О завтрашнем визите господина Мульдгорда никто не про­ронил ни слова.

— Персона в уме поврежденная зело сурово хранима есть, — изрек герр Мульдгорд, когда удалось собраться за сто­лом в полном составе, так как нам удалось застать Мариана и Юлию врасплох и они не смогли удрать. — Оная персона прогулки не жаждет. У озеро во отсутствие. Тако ведаем.

— Выходит, Арнольд видел кого-то другого, — сделала вы­вод Алиция. — А не мог бы он получше вспомнить, что имен­но видел и кого?

— А зачем ему вспоминать? — задала я глупейший вопрос.

Алиция так его и оценила.

— Давно не слышала от тебя такой глупости. Ведь тот, кто там слоняется, не убийца же? Много чего мог увидеть, и знать, и порассказать.

— А... Возможно. Ты права. Пусть получше вспомнит.

Все посмотрели на Мариана, который в присутствии пред­ставителя власти старался держаться тише воды ниже травы. Однако наш краткий диалог прозвучал так, что игнорировать его было себе дороже, а вдруг хозяйка рассердится и вышвыр­нет из дома в самом начале застолья или еще что? Пришлось Мариану поднапрячься:

— Он больше за тем следил, чего не увидел. Если это не Бригида была с Арне, то другие ему по барабану. Да хоть ко­ролева Маргарет.

— Откуда тогда чокнутая взялась?

— Не знаю. Ему так показалось. Ходила по берегу и плес­калась, как ненормальная, вот он и подумал. Может, блинчи­ки по воде пускала? Да пусть он сам скажет, меня же там не было, и я ничего не видел!

— Так и вижу королеву Маргарет, как она на озере в Биркерёд блинчики пускает, — пробормотала себе под нос Ма­жена.

— Он глаголати... — начал было господин Мульдгорд...

— Говорил, — впервые за все время поправила его Алиция.

Господин Мульдгорд чуть подумал, одобрительно кивнул, однако это одобрение вряд ли относилось к королевской особе.

— Он говорил. Тщательно озирался за своя дама. Одея­ния и место познаша. Туда шествовать собака. Она такожде говорил...

Герр Мульдгорд сделал паузу, словно призывая нас оценить его успехи в польской грамматике. Мы напряженно ждали продолжения.

— Это умная собака, — заметил Стефан. — И что же она сказала, можно узнать?

— Да. Там пани была.

Ложечкой, а не пальцем, поскольку это невежливо, госпо­дин Мульдгорд указал на Юлию.

Юлия молчала.

— Там пани была? — теперь уже с вопросительной инто­нацией повторил полицейский.

— Да, — тихо призналась Юлия. — Только я не умею пус­кать по воде блинчики.

Слова Юлии явно поставили датскую полицию в тупик.

— Блинчики по воде? — удивился герр Мульдгорд. — Не на молоке?

— Безмолоко! — на редкость кстати высказался Олаф.

Тут до нас дошло, что первоисточник, по которому госпо­дин Мульдгорд осваивал польский язык, то есть Библия, све­дений о том, как пускают блинчики по воде, наверняка не со­держит. А бабушка, нянчившая внука, если и знакомила его с блинчиками, то как раз с теми, что на молоке. Алиция с Маженой совместными усилиями попытались объяснить, о чем речь. Кончилось же все тем, что наша компания высыпала на террасу и принялась для наглядности швырять в сад поломанные терракотовые плитки, извлеченные из-под цветочных горшков. Алиция так разошлась, что приволокла из ателье старый детский надувной бассейн, но бассейн помогать след­ствию отказался. Во-первых, его еще надо было надуть, а во-вторых, он все равно в двух местах был дырявый. Пришлось отменить демонстрацию в условиях, приближенных к реаль­ности, но к этому моменту герр Мульдгорд и так уже понял, в чем суть проблемы.

Все это время в салоне за столом сидели двое: Юлия и Ма­риан. Только благодаря врожденной медлительности послед­него кое-что из еды еще уцелело. Увидев это, Мажена похва­лила себя вслух, назвав умничкой, и вытащила с нижней пол­ки шкафа два запасных пакета со съестными припасами.

— Может, с блинчиками вы меня и застали врасплох, но в остальном я предвидела такую ситуацию, — объяснила она мне с довольным видом — И видишь, я оказалась права...

Герр Мульдгорд вернулся к основному вопросу.

— Пани почто была там? — обратился он к Юлии очень вежливо и с явным сочувствием, усаживаясь опять за стол. — Почто паки езеро?

Молчать Юлия уже не могла, но паузу выдержала.

— Там погиб Вацлав. Это была наша последняя прогулка. Я сюда никогда не вернусь.

— На память? — задумался над ее объяснениями полицей­ский. — Сентименты будить? Разумею печаль. Персона иная пани там узрела?

Юлия явно колебалась с ответом

— Не уверена. Кажется, один раз. Я избегала людей.

— Опасно место. Глубока вода. Сколь...зить.

— Я не знала.

— Два разы пани была там?

— Три. Сегодня тоже, только ходила в другую сторону. По­следний раз.

Господин Мульдгорд сочувственно помолчал.

Нам же оставалось только разрыдаться. Трагические вос­поминания. Отчаяние и боль утраты. Там погиб любимый, последний взгляд, последнее прости. Любимый сгинул в ому­те вечности, откуда нет возврата, и никогда более... Слезы просто душат...

Но почему-то никто не пролил ни слезинки, сплошные чурбаны бесчувственные, а не люди. Мариан ни на секунду не перестал работать челюстями. Нет, что-то здесь не так! По большому счету я уже давно подозревала, что именно. Фальшь. Неправда. Ложь. Бездарное представление страдаю­щей героини на уровне школьной самодеятельности. Ей-богу, я бы лучше сыграла! Я вспомнила ее цирковые выходки в саду... Это стало последней каплей...

Я посмотрела на Алицию: на ее лице выражение равно­душной вежливости на мгновение сменилось едва заметным отвращением. Мы встретились глазами, и я готова была по­клясться, что подруга думает то же самое, что и я.

Отчаяние, как же... Юлия ненавидела своего панголина! Он ей надоел, хуже горькой редьки. Нет, вернее сказать, смер­тельно. Она только и мечтала избавиться от ненаглядного Во­долея раз и навсегда! Вот в этом как раз и нет ничего удиви­тельного. Так какого черта нам приходится участвовать в этом дешевом представлении театра одного актера?

Господин Мульдгорд продемонстрировал нечто вроде те­лепатии, только он пошел несколько иным путем:

— Ворот... вода... вода... ворот...

— Проще сказать, омут, — подсказала на этот раз Мажена.

— Омут зело трудно достижим, — заявил полицейский та­ким тоном, будто этот самый омут был его личным достиже­нием. — Убивец его ведал, места околичные тож. Чуждо одея­ние, — тут он указал на Мариана, прибегнув опять к помощи ложечки, — раздираемо либо резано, положено вкупе с тягос­тью, многия камени, в омут брошено и там почиет на само дно...

Мариан неожиданно прекратил двигать челюстями:

— Что?

— В омут падать...

— Как это? Моего зятя рубашка и свитер, и все мое? Как же так? Порезано?

— Воистину. Лишнее. Отвержено. Укрыто.

— Но... Но это же...

Мажена, глядя на герра Мульдгорда неожиданно для себя впала в высокий стиль:

— Надежду всякую оставь, с трусами грязными простив­шись навсегда! Такова жизнь. Фатум. Судьба.