Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина

когда все навалились одновременно, спать-есть было некогда, не то что дойти до загса и подать заявление. Предложил ей уйти обратно к родителям, она отказалась, рыдала и уверяла, что меня любит и только из-за этого придумала ребенка, обещала, что сделает все, чтобы сохранить наш брак, просила дать ей еще один шанс. Да какой там шанс, у меня все перегорело внутри в пепел, я видеть ее не мог, отвращение к ней испытывал. Сам собрал ее вещи и отвез ее родителям, доходчиво и подробно объяснив и рассказав им все без утаек. Ну и закончилась для меня эта история, как мне тогда казалось. А Наталью понесло вразнос. Не то в отместку за то, что я с ней порвал, не то от своего чрезмерного сексуального темперамента, гонора и обиды, что вышло не по ее, но, скорее всего, оттого, что отпала необходимость притворяться и играть правильную жену. Но это была уже не моя история. Я специально освободил один день, чтобы подать наконец заявление о разводе. Но не успел.

– Как это случилось? – задала осторожный вопрос Клавдия.

– Следствие установило, что у Натальи с этим парнем были бурные и страстные отношения, продолжавшиеся где-то около полугода, в курсе которых были все ее подруги, друзья и коллеги, то есть начался этот роман еще в тот период, когда мы были вместе. На даче у одной из ее близких подруг, где Наталья частенько зависала с любовником, они проводили очередной уик-энд. Эта самая подруга, хозяйка дома, должна была со своим мужем идти в баню через два часа, следом за Натальей с ее бойфрендом. Прошло два часа и три, а гости все не выходили и не выходили и на звонки телефонов не отвечали. Хозяева забеспокоились, пошли узнавать, что случилось, и нашли их в парилке. Почему печная вьюшка оказалась задвинутой, следствию так и не удалось установить: то ли Наталья или ее любовник закрыли задвижку по неосторожности, то ли кто-то из них намеренно это сделал… Но, как объяснили следователи, от угарного газа им обоим резко стало плохо, Наталья первой потеряла сознание, и парень пытался ее вытащить и даже смог приоткрыть дверь и немного высунуться в предбанник, но на пороге и сам потерял сознание. Наталью спасти не удалось, а он остался жив. Болел, долго лежал в больнице и стал инвалидом. Родители Натальи обвинили в ее смерти меня и даже написали заявление в полицию, мол, нанял кого-то, чтобы убить жену и любовника одним махом.

– Это что вообще за на фиг? – возмутилась воинственно Клавдия.

– Их понять можно, – не поддержал ее возмущения Ладожский. – Они потеряли единственную дочь, любимую девочку, обласканную, балованную, «доморощенную», как говорила ее мать. Им надо было кого-то обвинить в ее смерти, ну не себя же. К тому же они люди зажиточные, коммерсанты и надеялись таким образом отсудить у меня и получить половину квартиры, ну, как наследство дочери.

– И что, тебе выдвигали обвинения?

– Нет. У меня было абсолютное алиби, а камеры видеонаблюдения, которыми утыкан весь участок, где случилась трагедия, не зафиксировали никого постороннего. Мало того, на записях четко видно, что никто, кроме Натальи и ее парня, в эти часы к бане не подходил.

– А наследство делили с ее родителями?

– Да какое там наследство, – пожал плечом Матвей, печально усмехнувшись. – Все ее вещи и драгоценности да кредитную машину я отдал им сразу же после похорон. А квартиру я приобретал в ипотеку еще до женитьбы, а ипотеку к тому моменту еще не выплатил. Так что не срослось у них.

– М-да… жесть какая-то, – протянула расстроенно-саркастически Клавдия. – Вот же, спросила… Честно говоря, я даже представить не в состоянии, что в твоей жизни могла случиться подобного рода семейная катастрофа.

– Потому что я слишком продуманный? – усмехнулся невесело Матвей. – Может, именно поэтому она и случилась?

– Поясни, – потребовала Клавдия.

– Я был увлечен Натальей, наверное, даже немного влюблен, мне было с ней легко и необременительно, я воспринимал наши отношения как приятный, легкий романчик и ничего более, точно зная, что он не продлится долго. Но, когда она сказала, что беременна, понятно, что я должен был на ней жениться, и это неизбежно в такой ситуации, как мне тогда казалось. Однако, как показывает жизнь, нельзя предавать себя даже в такой ситуации, нельзя построить жизнь с человеком, который тебе абсолютно чужой, без любви, без единства, без понимания и чувствования друг друга, даже ради ребенка. Я мог стать хорошим отцом ребенку и без женитьбы. А если бы я на ней не женился, то, кто знает, как бы все повернулось, можно было бы обойтись и без трагедии, смахивающей на пошлый, заезженный мелодраматический и детективный сюжет об обманутом муже, решившем убить жену с любовником.

– Так, – решительным тоном произнесла Клавдия, поднимаясь с кресла. – Я должна срочно тебе посочувствовать и уврачевать твои душевные травмы, – заявила она, развязывая пояс халата, и напомнила назидательным тоном: – В конце концов, я все-таки доктор как-никак.

И, скинув халатик, под которым оказалась совершенно голенькой, она обошла столик и села на колени Матвею, сразу же обнявшему ее и прижавшему к себе.

Ну и «посочувствовала» от души и с большим удовольствием, и «уврачевала» все его душевные раны вкупе с сексуальными стремлениями… Да так хорошо «уврачевала», что сама постанывала и кричала от души, позабыв, что они не в степи безбрежной, где ори себе в голос, никто, кроме сусликов да лис с волками, не услышит, а все-таки в гостиничном номере. Да и бог бы с ним!

Они заснули, словно провалились в небытие, даже не заметив перехода от состояния еле бодрствования и кайфа к глубокому, черному сну без сновидений, и проснулись посреди ночи… и долго, очень долго, чувственно целовались, наслаждаясь только этим процессом, не стремясь идти дальше.

– А ты, – прошептал свой вопрос в темноте Матвей, – после Василия выходила еще замуж?

– Нет, – отозвалась тихо Клавдия. Помолчала, поерзала, устраиваясь поудобней в кольце его рук, и принялась рассказывать: – После того как окончила институт, я очень много работала и училась, дедушка Павел болел, и мы все за ним ухаживали, да и Пашка был еще совсем маленьким. Хорошо, у них с Антоном небольшая разница в возрасте, и мама часто забирала его к ним домой, но он не очень любил оставаться у кого-нибудь и всякий раз рвался назад к маме и булечке, как он называл бабушку Соню. Дедушка умер, стало нам, честно сказать, полегче, хотя мы очень тяжело переживали его уход. Павлушу Вася начал забирать