Сказания о белых камнях - Сергей Михайлович Голицын

Повалился храбрый Василько. Бросились на него татары и связали его по рукам и ногам.

А князь Юрий меж тем с холма руководил боем. Был он тучен и велик ростом и кольчугу носил тяжелую. Алый стяг развевался за ним. Заприметили его татары издали. Поскакала к нему сотня татарских всадников. До последнего сражались княжеские телохранители и все до одного были перебиты. Сам Юрий упал с отрубленной головой.

А князь Святослав ускакал, с ним его племянник — брат Василька Владимир Углицкий и пятнадцать дружинников. Только они одни спаслись.

Сколько русских и сколько татар пало в той битве при Сити, никто не считал. Некому было считать. Сила победила силу.

Узнал Бурундай, что в плен русский князь попался, и видеть его пожелал.

Привели в шелковый шатер Василька, связанного, оборванного, всего в крови. И сказал ему Бурундай.

— Храбро ты сражался. Теперь поклонись мне до земли. И клятву дай, что будешь нашему великому хану Батыю верой и правдой служить. А он даст тебе все земли русские — Суздальские, Рязанские и другие, какие покорит.

Как перевел толмач эти слова, так выпрямился связанный Василько и Бурундаю в лицо плюнул. Тут подскочили к пленнику татары и зарубили его до смерти…

А сам хан Батый тем временем вел другие тумены на север. Узнал он, что где-то в лесах князь Ярослав со своим полком хоронится, и послал к нему гонца с такими словами:

— Ты против меня не воевал, зла на тебя не держу. Чего прячешься — выходи.

Явился к нему Ярослав, поклонился в ноги. И поставил его Батый на Суздальской земле великим князем, ему покорным.

Сколько лет завидовал Ярослав удачливому брату Юрию, теперь удача ему перекинулась. Получил он из рук татарских золотой стол Суздальский.

От него и от потомков его пошли великие князья Владимирские, Московские и всея Руси — Александр Невский, Иван Калита, Дмитрий Донской и многие другие. Кончился его род на сыне Ивана Грозного, на слабоумном царе Федоре Ивановиче…

Хан Батый отпустил Ярослава во Владимир и повел свои полчища дальше. Прослышал он, что за лесами дремучими, за болотами зыбучими, за озерами бездонными стоит город, в каком под каждой каменной церковью в подклете держат купцы казну несчитанную. И зовется тот город Господин Великий Новгород.

Заторопил Батый свои тумены. Спешил он, пока вешние разливы путь не преградили. Пошли татары на север, взяли Тверь.

Подошли к Торжку. Решили его жители обороняться. Две недели приступ за приступом кидались татары на стены города, пока в страшной сече не взяли его и не уничтожили всех защитников до последнего.

— Идут, идут, все ближе, ближе!.. — разносились недобрые вести.

Начали новгородцы к долгой осаде готовиться: оружие точили, рвы углубляли, стены чинили, с ближних и дальних весей жито в город свозили, скот приводили.

Весна пришла, солнце пригрело, оттаяли болота, вскрылись реки, забурлили потоки. И не стало пути на Новгород ни конному, ни пешему.

А кони татарские от бескормицы стали падать. А ряды Батыевых войск после многих битв совсем поредели. Ста верст не дошли татары до Новгорода, и от Игнача-Камня вспять повернули. А где тот Камень лежит, никто в наше время не знает.

Татары потопили в озере Селигер свою несметную добычу, побросали свои хитроумные стенобитные пороки и камнеметы, пленных поубивали и налегке, на отощалых конях двинулись на юг. Мимо славного города Смоленска без задержки прошли, только посады пожгли. Приблизились к малому городку Козельску.

— Что же идем в свои степи без добычи? — возроптали иные татарские военачальники. И Батый остановил тумены, повелел взять Козельск приступом.

Княжил там шестилетний мальчик Василий, родом Ольгович. Говорит предание, будто сказали козельцы: «Хоть и мал наш князь, биться станем за него до последнего».

Пятьдесят дней топтались татары под стенами Козельска. Назвали они его «Могу Болгусун», что значит «Злой город». А было их во сто раз больше, чем русских. На пятьдесят первый день взяли они город и порубили всех жителей до единого. По преданию народному, юный Василий потонул в крови своих подданных.

Ушли татары в степи на Нижнюю Волгу коней кормить, к новым походам готовиться.

Меж тем Ярослав, по воле Батыя ставший великим князем во Владимире, начал править сожженной Суздальской землей.

С берегов Сити привезли во Владимир останки обезглавленного князя Юрия и похоронили в обгорелом Успенском соборе. Там же похоронили всех несчастных, кто задохнулся в дыму внутри храма. Младенцев положили отдельно, обернув трупики берестой.

Изрубленное тело своего мужа Василька нашла молодая безутешная вдова его, княгиня Мария, в Шеренском лесу близ Углича; она привезла его в Ростов, закутанного в саван, и тайно от татар похоронила в соборе. Где находится гробница славного витязя — до сих пор никто не знает…

На другой год снова поднялись татарские полчища. Иные тумены пошли вверх по Волге, разнося повсюду ужас и смерть. Жители в страхе покидали города и веси. Сожгли татары покинутые Гороховец и Нижний Новгород и повернули на восток вдоль Волги и вверх по Каме, покорили те народы, какие там жили, и вновь вернулись в свои степи.

А другие их тумены пошли по Днепру, взяли Переяславль-Южный, Курск, Новгород-Северский, Чернигов и подошли к самому Киеву. Поглядели они на его крепостные стены с башнями, на златоглавые храмы по холмам, подумали, поразмыслили и не стали через Днепр переправляться, а вспять воротились.

На третью осень пошли они прямиком на мать городов русских. Было их столь много, что, по словам летописца, скрип телег, рев верблюдов, ржание коней за сорок верст слышались.

Подождали они, пока Днепр не замерз, и переправились по льду. Встретили их киевляне с оружием, лицом к лицу. Бились сперва у стен киевских, потом на улицах киевских, потом в последнем оплоте осажденных — внутри Десятинной церкви. Дотла выгорел златоглавый Киев, и ни одного жителя не осталось: кто лег в сыру землю, кто в плен попал. Было это на Николин день 6 декабря 1240 года.

Дальше, дальше на запад тремя отрядами двинулись татары, прошли Русскую землю насквозь, победили войска венгерские, потом польские, потом немецкие, торопились добраться до самого Последнего моря, какое теперь зовется Адриатическим.

В тот год страх обуял весь Запад. В Италии, во Франции, даже в Англии молились люди по всем монастырям и соборам. Не поплыли рыбачьи суда в море, незасеянными остались нивы, не стали строить плотники и каменщики, клады повсеместно закапывали. Ждали народы Европы прихода врагов.

Но, видно,