Сказания о белых камнях - Сергей Михайлович Голицын

Сергей Михайлович Голицын

Сказания о белых камнях

Издание третье

Художник В. Перцов

Фотографии А. С. Потресова, П. П. Соколова и Г. Б. Шлионского

На обложке — удивительный белокаменный лев со стены Георгиевского собора — г. Юрьев-Польской. У него вместо языка — цветок с тремя лепестками, а хвост, словно ветвистое дерево

…Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков…

А. С. Пушкин

Из письма к П. Я. Чаадаеву 19 октября 1836 года

«На Суждали»

У иных людей бывает как бы вторая любовь. Днем они инженеры, бухгалтеры, слесари, ученые, а вечером собиратели марок или этикеток со спичечных коробков, а то что-нибудь выпиливают, вытачивают или по выходным дням отправляются на рыбалку, на охоту. Для прочих граждан такие люди порой кажутся чудаками.

Ну а моя вторая любовь — это старое русское зодчество. За свою жизнь я побывал почти во всех старых русских городах. Везде я рассматривал, зарисовывал, изучал все, что строили и украшали наши предки и восемьсот и двести лет назад. И всегда я читал научные книги по русской истории, об археологических раскопках, о памятниках старины…

— Зачем это тебе все нужно? — случалось, спрашивали друзья.

И меня иные из них искренно принимали за чудака. Ведь еще совсем недавно в самых широких кругах считалось, что церкви — это религия, мракобесие. И люди нередко равнодушно смотрели, как разрушаются от времени или от злой руки других людей непревзойденной красоты памятники старины.

А началось это мое чудачество, моя вторая любовь с давних-давних пор.

У каждого человека есть одна или несколько книг, которые в юные годы дали ему очень много и как-то повлияли на его жизнь.

Для меня такими книгами были принадлежавшие еще моему деду первые два тома роскошного дореволюционного издания в коричневых, с золотым тиснением переплетах — «История русского искусства» И. Э. Грабаря.

Первый том посвящен был зодчеству деревянному севера России и зодчеству каменному Новгорода, Пскова, Владимира и других старинных русских городов. Большую часть второго тома заняла Белокаменная Москва и ее златоглавые сорок сороков.

Грабарь много путешествовал по средней и северной России и всюду фотографировал памятники старины.

Эти-то многочисленные фотографии в его книгах мне, четырнадцатилетнему мальчику, открыли новый, ранее для меня неведомый мир дивной красоты сказок, мир Древней Руси.

Я с трепетом перелистывал страницы, подолгу с особенным волнением рассматривал каждый снимок. И я решил: сам отправлюсь в те древние города и села, буду ездить на поездах и пароходах, буду ходить пешком. И своими глазами увижу ту красоту.

Денег родители мне не давали; вместе со своим школьным другом мы ходили зимой по домам колоть и пилить дрова, скидывали с крыш снег и тем зарабатывали на летние походы.

Самым продолжительным было наше путешествие, когда нам исполнилось по восемнадцати лет. Мы отправились тогда вдвоем, прошагали пешком пятьсот километров, проехали три с половиной тысячи. Эти цифры являются нашими рекордами. Мы побывали в Карелии, в Вологодской и Архангельской областях и через Ярославль и Ростов вернулись в Москву. Мой друг рисовал, я писал дневник.

Ох и досталось нам тогда! Дожди нас мочили, комары поедом поедали, пузыри на сбитых ногах не заживали. К концу путешествия мы оборвались страшнее беспризорников.

Все эти невзгоды давным-давно позабылись. И сейчас, думая о тех насыщенных впечатлениями днях, я вспоминаю города — настоящие царства славного Гвидона, вспоминаю резные северные избы, тихие северные озера…

Бесконечно благодарен Грабарю за его книги. Увы, теперь я редко перелистываю те два тома. На иные фотографии просто не могу смотреть без боли и без негодования, ибо вижу уничтоженное, сожженное, погибшее…

Годы шли. Отечественная война на целых шесть лет оторвала меня от семьи, от спокойных занятий.

Но и на фронте не затухала моя вторая любовь. В разрушенных наших смоленских городах, в Польше, в поверженной Германии — везде я пользовался свободными минутами и спешил увидеть памятники старины.

Отшумела война, и я с еще большим рвением вновь стал читать ученые труды о далеком прошлом земли Русской, а случалось, отправлялся по дорогам своего отрочества смотреть древности. Для чего смотреть? Да просто так, чтобы лишний раз полюбоваться.

Однажды шел я солнечным весенним утром по московской улице мимо действующей церкви. Старушки, все одетые в черное, выходили на паперть. Молоденькая учительница вела куда-то вереницу ребятишек, так с виду класса пятого.

А церковь была прелестна — вся белая, стройная, с затейливыми наличниками на окнах, покрашенными синей, красной, зеленой красками; пять золотых глав горели на солнце…

Ребята невольно остановились — ведь красиво же.

— Проходите, проходите мимо! Нечего вам заглядываться! — строго заторопила учительница.

И ребята покорно двинулись дальше.

А что бы учительнице остановиться да рассказать, например так:

— Дети, перед вами замечательный памятник старины XVII века, в те времена самые красивые здания были церкви. Смотрите, как изящны эти устремленные ввысь очертания, как тонко высечена из белого камня резьба вокруг окон…

Учительница должна была бы толково объяснить ребятам, что мы, современные люди, видим в зданиях церквей прежде всего ценности художественные, исторические, музейные. И что создавали эти ценности люди талантливые, выходцы из народа, чьи имена зачастую оставались неизвестными…

Случай этот послужил для меня как бы толчком. Я перестал быть туристом-одиночкой, а из года в год начал водить московских школьников по старым русским городам.

Во скольких местах мы побывали! У скольких ребят воспоминания о наших странствиях, верно, останутся на всю жизнь!

Случалось, скептики-педагоги мне задавали недоуменные вопросы: не вредно ли показывать ребятам то, что связано с религиозным культом?

— Отнюдь нет! Я рассказываю так, словно вожу их по музеям, — отвечал я, глубоко убежденный в своей правоте.

Сам-то я детский писатель, автор веселых повестей для ребят. Но мне давным-давно мечталось написать книгу о своей второй любви, об особенно близкой моему сердцу древней Владимирщине.

И все я как-то не решался начать писать. То недосуг было, то слишком ответственной казалась тема…

Где-то на перепутьях владимирских дорог повстречался мне такой же страстный турист и столь же влюбленный в старину — Александр Сергеевич Потресов. Мы казались очень похожими —