Сказания о белых камнях - Сергей Михайлович Голицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А высокий крутой лоб говорит о большом уме Андрея.
Он родился, провел детство и юность «на Суждали». Кидекшского терема тогда еще не было, жил он, видимо, в том «дворе», который «постави» его дед Мономах в «мизиньном» городе Владимире.
Именно этот город отдал своему сыну Юрий Долгорукий «на кормление».
С юных лет Андрей пристрастился к охоте в дремучих приклязьминских лесах. И с юных лет всей своей неистовой, не знающей удержу душой полюбил он родные лесные просторы.
Поглощенный борьбой за великокняжеский стол, Юрий Долгорукий мало вникал в жизнь и нужды жителей своих исконных земель. Правил за него сын. Андрей встречал переселенцев с юга, расселял их по городам и весям, наделял угодьями. Переселенцы — ремесленники и хлебопашцы, — обретая покой на новых землях, любили и почитали Андрея. Слушая их рассказы о половецких набегах, о бесконечных распрях между его южными родичами, Андрей поневоле чувствовал неприязнь ко всему киевскому.
В 1149 году, в разгаре борьбы за Киев, Юрий вызвал сына с его дружиной на юг.
С тяжелыми сомнениями поехал Андрей. Тридцать восемь лет исполнилось ему, когда он, возможно впервые, увидел Киев — терема боярские и княжеские, златоверхие, рубленые, с просторными гридницами для пиров, с крылечками крашеными и резными, с затейливой резьбой по князькам, причелинам, подзорам и по сторонам слюдяных цветных окошек.
Увидел он над Днепром, на высоких горах, меж глубокими, поросшими лесом оврагами храмы, многоглавые, каменносозданные, с куполами, золотым пламенем горящими на солнце, расцвеченные узорочьем, один другого краше и пышнее — Софийский собор, Михайловский Златоверхий монастырь, Десятинную церковь… Увидел он стены дубовые, рубленые, с башнями неприступными, с воротами среброверхими. Те стены окружали город, ни один враг никогда не перелезал через них. А убогие, закопченные землянки были тесны, сыры и пропахли дымом.
Когда скакал Андрей на коне по Киеву, когда с левого берега Днепра смотрел на мать городов русских, верно, вспоминался ему родимый Владимир.
И тот город так же высился над широкой рекой меж глубокими крутыми оврагами. Но стояла там за дубовыми стенами, за земляным валом лишь одна невеликая каменная церковь Спаса, что построил дед Мономах.
Был Андрей во Владимире хозяином всевластным. Кого хотел — миловал, кого хотел — в темницу бросал. А здесь, в Киеве, стал он вроде отцова подручника. Куда отец посылал, туда и направлял коня, что отец наказывал, то и выполнял.
И верно, постылой показалась Андрею такая жизнь, ради которой заставил его отец покинуть любимые края. А родичей своих он невзлюбил. Не всегда ему удавалось запомнить, как, через какого деда или прадеда приходятся они ему родней. Отец считал их союзниками. Заносчивые и гордые, они порой гарцевали со своими «передними мужами» и дружинниками по киевским улицам в тяжелых, шитых золотом, финифтью и скатным жемчугом одеждах. И сбруя на их статных конях блестела и звенела. На пирах они то ссорились, то клялись в верной дружбе, торговались из-за городов, хвалились своими конями, теремами, оружием. Понимал Андрей: каждый из них ищет лишь выгоду. И видел он, сколь был непрочен великокняжеский стол отца.
Летописи особо отмечают храбрость Андрея. В двух битвах против полков своего двоюродного брата Изяслава Мстиславича Андрей мчался на врагов впереди всех, наскакивал конем, рубил мечом. В одной битве конь под ним дважды был ранен копьем, а стрела впилась в луку седла.
А про другую битву в летописи написано так:
«Андрей же Юрьевич взем коня и еха наперед, прежде всех изломи копие свое; тогда же конь под ним бодоша в ноздри, и нача под ним соватися, и шолом слете с него, и щит на нем оторгоша. Божиим заступлением сохранен бысть без ран».
Усобица кончилась полным поражением Юрия, и он вместе со своей дружиной, сыновьями и боярами вынужден был вернуться в Суздаль.
Андрей вновь сел во Владимире. И по воле отчей, опасаясь, что нагрянут полки из Киева, начал он строить и укреплять города залесские, возводить первые в этих краях храмы из белого камня.
Скоро и добротно строили крепости и храмы вольные люди за деньги и за хлеб, строили пленные, а больше сгоняли землепашцев нести повинность. Сотни людей и коней трудились от зари до зари.
Не знал Андрей устали, то жестокий, то щедрый, он скакал от одного города к другому, своей рукой бил одних, одаривал других. Боялись его пуще страшного бога грома Перуна.
Наступил 1155 год. Пришла удача к Юрию Долгорукому: умер его давний соперник Изяслав Мстиславич, а следом за ним скончался и брат Юрия великий князь Вячеслав. Теперь Юрий мог домогаться Киевского стола уже как старший в Мономаховом роде.
И тотчас же отправился он в новый поход со своей дружиной, призвал на помощь половецкие орды, заручился поддержкой иных князей-родичей, и Киев достался ему без боя.
От двух жен у Юрия было одиннадцать сыновей. Старшего сына своего, Андрея, он посадил княжить в Вышгороде под Киевом. Случится что — тот быстро прискачет на помощь отцу. Другим сыновьям Юрий отдал города на юге, а в Суздальскую землю послал самых младших от второй жены — Василька, Михалка, Мстислава и Всеволода. Значит, свои исконные земли он по-прежнему считал маловажными.
С большой неохотой покидал Андрей любимый Владимир. Отдал он в руки младших братьев свой город, а самому снова пришлось стать покорным отцовским подручником. Но такова была воля отца. Сын понимал, что отец в Киеве и он сам в Вышгороде держатся только мечами верных суздальцев, а простой народ киевский смотрит на них как на захватчиков.
Каждый вечер собирались в Вышгородской гриднице ближние детские[9], мужи и дружинники Андрея, его шурья — братья Кучковичи. Вспоминали они привольное житье во Владимире, соколиные и медвежьи охоты, рыбные ловли. И затосковал Андрей о родных краях.
Возможно, он уже тогда предвидел, что не здесь, на юге, в окружении враждебных князей-родичей, живя под постоянной угрозой половецких набегов, а там, в дорогих его сердцу северных краях Залесских, на просторах мирной земли Владимирской предстоит ему построить могучую державу Русскую.
В Вышгороде, в монастырской церкви за семью замками, издавна береглась считавшаяся чудотворной икона богородицы. Было сказание: прабабка Андрея Ирина — дочь византийского императора Константина Мономаха — привезла ее с собой из-за моря. От прадеда Всеволода Ярославича та икона перешла к деду Владимиру Мономаху, от деда к дядьям — сперва к Мстиславу, потом к Ярополку,
