Сфера Маальфаса - Елена Долгова

– Гм. А кто в данном случае честный человек, Хайни? Впрочем, неважно. На службу тебя приняли?

– Приняли.

– Так на что ты пеняешь, друг мой? Это и, есть главное божественное чудо…

«Оводец поет, смеется и бранится на родном языке, но принимает и понимает любую речь. Варвары – люди, говорящие непонятно… Некогда было именно так, но древние герои канули в реку времени, оставив след лишь в заботливо переписываемых книжниками фолиантах. Теперь варвар – низший. Низший – это побежденный, но победа ветрена более чем любая красавица, и никто не знает, кому она захочет принадлежать завтра. Равно знаменитый и неуловимый Адальберт Хронист по случаю сказал, а сказав, немедленно и записал для потомков: „Были бы люди, а варвары найдутся“. Варвар – тот, кто с мечом стоит у стен твоего города, у порога мирного дома. Варвар – слабый, тот, чьи земли приглянулись тебе, ибо нести варварам цивилизацию – благо. Иное имя варваров – дикари.

Породы варваров различны, пестрота мнений на этот счет способна поразить искушенного логика и ошеломить ум бывалого ритора.

Бывают варвары восточные – таковыми счастливые подданные императора Гагена считают жителей Оводца. Не без основания – суровым имперцам чужд веселый беспорядок „перекрестка дорог“. Бывают западные бесы – к таковым соплеменники доблестного князя Хруста относят обитателей Империи. Для столь нелестного мнения есть все основания – нередко пришельцев гонит в Оводец вовсе не любовь к дальним странствиям, они лишь благоразумно предпочитают оводецкие трактиры церенским тюрьмам.

И оводчане, и имперцы считают варварами кочевников степи, те щедро платят „закатным дикарям“ полным пренебрежением. Еще бы, лишь не просвещенный законом дикарь может не понимать блага объединения всех смертных и всего принадлежащего им имущества в единых руках ниспосланного небом правителя – Саргана.

Нет согласия в умах мудрецов, и нелегко разобраться, кто просто варвар, а кто варвар, считающий соседа варваром. Возможно, подлинному варвару еще предстоит появиться на подмостках истории… – Людвиг оторвался от записей, чтобы погасить забытую свечу, которая медленно оплывала в свете ярко занявшегося дня. И тут же вновь взялся за перо. – Жестокость князя Хруста не мешает его подданным вести жизнь беспечную, красочную и в известной мере безбедную. Торговля, ремесла процветают, люди грамотны и приветливы к чужеземцам… – Еретик осторожно потрогал припухший глаз, пощупал саднящую скулу и, блюдя истину, дописал: – По крайней мере, относятся к пришлым не хуже, чем к собственным соплеменникам. Для спокойствия довольно одного – не занимать сановных должностей подле правителя и не иметь имущества, которое пробудило бы его алчность. В противном случае князь способен посягнуть даже на достояние монастырей и разогнать монахов, которые в подобных случаях обвиняются в какой-нибудь редкостной ереси. Последнее нетрудно, ибо при полном отсутствии „псов Господних“ ереси в этих местах расцветают и плодоносят столь пышно, что и за ереси не считаются… Вследствие чего за ересь при случае могут счесть и отсутствие таковой…»

Фон Фирхоф припомнил отца Репья, который, похоже, проводил время в соседнем питейном доме не вполне по собственной воле, и усмехнулся. В дверь, не запертую по местному обычаю, робко постучали. На пороге стояла девочка лет семи, с выгоревшей до соломенной желтизны тонкой косицей, задранной наподобие крысиного хвоста.

– Дяденька, пойдем со мной!

Девочка подергала за рукав рабочего балахона колдуна. Язык восточных чужеземцев невнятен для слуха подданных Империи, но – чудо – человек в балахоне, покрытом пятнами и местами прожженном, кивнул, отвечая на зов.

– Чего ты хочешь, дитя? – ответил он на родном языке девочки.

– Ты лекарь, дяденька?

– Не вполне. А как тебя зовут?

– Ласочка. Дяденька лекарь, пойдем со мной…

– Оставь в покое мой балахон, дитя. Скажи тем, кто послал тебя – пусть найдут целителя среди собственного народа.

– Дяденька, пойдем…

Девочка смотрела исподлобья. Потом ее личико сморщилось так, как это бывает перед сильным плачем. Людвиг пожал плечами.

– Подожди снаружи, Ласочка. Сейчас я соберусь и пойду с тобой.

Гостья послушно выскользнула из дома. Людвиг набросил на тигель кусок холста, взял сумку, подумав, опустил туда сверток и пять плотно закупоренных маленьких сосудов. Девчонка терпеливо ждала у порога, угрюмо разглядывая собственные крошечные, покрытые цыпками и исцарапанные ноги.

Людвиг шагал широко, поэтому его маленькой спутнице приходилось поспешно семенить. Они миновали лучшие, нарядные улицы города, прошли мимо опрятных домов и погруженных в суету мастерских ремесленников. Девчонка то молча показывала путь, забегая вперед Людвига, то говорила просто «туда» или «сюда». Магус пытался запомнить дорогу, пока не понял, что запутался в прихотливом лабиринте чужих улиц. Целью прогулки оказался невзрачный деревянный дом, впрочем, украшенный потрескавшейся от ветра и дождей грубой деревянной резьбой. Внутри пахло дымом – Людвиг заметил, что очаг разложен прямо посреди единственной комнаты на твердом как камень земляном полу. Дым клубился под потолком и уходил в отверстие над дверью. Похоже, что в комнате только что кто-то был, на огне медленно закипал котел. Девочка серой мышью шмыгнула в угол комнаты, откинула в сторону занавеску. Людвиг огляделся.

– Сюда, дяденька.

Людвиг осторожно приблизился – там, под грудой неопределенного вида тряпья угадывался силуэт лежащего. Краем глаза магус успел заметить мелькнувшее темное пятно. «Слишком поздно», – подумал он, ощутив между лопаток твердый укол холодного лезвия.

– Стой на месте, не шевелись, лекарь.

Людвиг послушно замер, чувствуя лопатками острие ножа. Жесткие руки обшарили одежду, отобрали узел.

– Теперь повернись.

Раз. Два, три, четыре. Пятеро. Не местные. Один из них темноволосый, одних лет с Людвигом, явно предводитель. В голосе, отдавшем приказ, чуть заметен акцент. Второй, лет двадцати, держится рядом с главарем, чуть ли не копируя его движения. Еще трое на заднем плане ненавязчиво потрошат вещи пленника.

– Нашли что-нибудь?

– Нет, Тайхал.

– Любопытно. Тогда поговорим.

Людвиг присмотрелся к собеседнику. Воин – это несомненно. Лицом похож на уроженца Империи. Но есть что-то чужое в манере держаться – отточенный инстинкт ощущает невидимые флюиды опасности. Альвис?

– Привет, денунциант[13]. Не слишком радостная для тебя встреча, а?

– Что? Что ты сказал?

– Сказал, что ты «денунциант». Фискал, доносчик, наемная ищейка инквизиции.

– А ты, любезный, дурак. Спокойно-спокойно… Не хватайся за нож. Подумай сам – здесь не Церенская Империя, а вольный город варваров. Кому, куда, а главное, про что я могу донести?

– Не увиливай, не пытайся казаться идиотом. Лучше припомни, чем ты уже выдал себя. Уже догадался, наверное?

«Прибери их Святой Иоанн, – подумал Людвиг. – До чего все-таки обидно, когда имеющего настоящие прегрешения убивают по ошибочному подозрению».

– Меня вызвали к больному, потом схватили, обыскали, угрожают смертью. После этого ты, любезный незнакомец, желаешь, чтобы я мыслил стройно, как истинный богослов.

– Ладно, ближе к делу. Я знаю, ты искал утраченные главы «Истории Hortus Alvis». Зачем?

– Ты альвис?

– Это не имеет значения.

– Значит, альвис. Так вот, любезный, быть альвисом – твоя сущность. Твоя природа заставляет тебя грубо хватать человека, хотя благоразумие требует оставить его в покое. Тихо! Все в порядке – не надо трогать нож. А я ученый. Это моя сущность. Она побуждает меня интересоваться книгами. То, что ты не в состоянии понять мои устремления, еще не означает, что они опасны для тебя.

– Складно врешь. В Империи множество монастырей с книгами, в столице – целый университет с учеными бездельниками. А ты предпринимаешь путешествие на восток, чтобы прочитать несколько вырванных страниц.

«Отец Репей где-то крепко проболтался о моих поисках, – догадался Фирхоф. – А то и просто приятельствует с этими изгоями Империи».

– У меня есть причины интересоваться этой книгой. Но они далеки от того, что пришло тебе в голову, любезный. Я не фискал, а магус. Магус, практикующий в том числе и на заказ не вполне разрешенное в Империи волшебство. Из-за этого мне пришлось временно перебраться в восточные земли. А книга, скажем так, вызывает у меня профессиональный интерес.

«А честность – лучшая хитрость».

– Камни и вода! Еще один охотник за подарочком черта! – Лицо альвиса выразило максимально возможную степень презрения. – В последние годы вы размножились словно черви в падали.

– Мне недосуг выслушивать оскорбления. Ты убедился, что я не «денунциант»?

– Нет, не убедился. Ты можешь складно лгать, ученый магус.

«Упрямый головорез, такого и впрямь не убедишь ничем, кроме меча».