Мать Вода и Чёрный Владыка - Лариса Кольцова

Я бы тебе не далась! Я бы сама оседлала этого скота, и он повёз бы меня, куда я хочу! А если бы не слушался, я отстегала бы его кнутом!

Он сказал, — Хм! — и весело на неё уставился. — А я тебе ещё дам шанс попробовать, но потом. Почему не спрашиваешь, зачем мы тут?

— Зачем?

— Мне смертельно скучно тут жить, в чужеродных недрах мира, кубарем катящегося в свою инволюцию. И я не являюсь только отрегулированным безупречным автоматом-роботом. Возможно, это и спасало вначале, а сейчас нет, и в моей блестящей скорлупе давно трещины, куда и сунул свои щупальца иноземный монстр — эгрегор неродного мира, вовлекая и меня в окружающий распад. Ты же моя игрушка…

— Человек не может быть игрушкой.

— Может. Он и есть самая интересная игрушка. Мы только и делаем, что всю жизнь играем друг в друга, друг с другом. То милуем, то наряжаем, то уничтожаем. То сажаем друг друга в красный угол и молимся на себя с уморительной серьезностью как на икону Всевышнего, говоря, что мы его подобие, а то бросаем человека на свалку как худший мусор Вселенной. Как самую негодную вещь. Да мы вещи ценим больше людей, трепещем над ними, благоговеем над каким-нибудь искусственным убогим интеллектом, запаянным в какую-нибудь очередную флэш-горошину, и такую же примитивную. Такие мы люди! И даже в голову не приходит, чтобы создать даже искривлённую негодную копию человеческого разума нам не хватит даже такого времени, какое существует зримая Вселенная. А чего проще создать человека через любовь? Чем и занимались наши праотцы. Не хочешь этим заняться?

— С тобой? Нет. Я не игрушка. За такие игры Надмирный Свет лишает душу радости.

— Всё-то ты знаешь, птичка моя, щебетунья. Но ведь кот очень хитёр. Он всегда обманет птичку и сдерёт её легкие нарядные пёрышки. А тело у птички такое мягкое, и что оно против его когтей?

— То есть ты кот, а я птичка?

— Разве нет? Тебе нравится такая игра? Давай с тобой так играть?

— Но если птичка улетит?

— Куда? Она же в клетке. А у кота такая когтистая и ловкая лапа. — Он просто заходился от веселья. Но Нэе не нравилась такая игра.

Прошлое это изнанка настоящего времени

— Ты думаешь, что Гелия была такой доступной, как у вас там болтали? Даже ты верила в её фантастические загулы, думая, что она просто всё скрывает от тебя. Но она всегда была только моей. Моей вещью. Я вытирал о неё ноги, но даже ненужную вещь я никому не отдаю. А твой Нэиль был единственный, кто её тронул, за что и поплатился.

— Ты же говорил совсем другое?

— Но и это правда. Правда порой имеет множество граней. А вот что я тебе расскажу. Не знаю, насколько это правда, а насколько бред. Когда я был ранен, возникло ощущение потери времени. Я будто бы вернулся назад после нашей стычки с Нэилем. Боли я и не чувствовал, только тошноту и слабость. А он, Нэиль, пил воду, нагнувшись над тем зверем из камня, и обернулся ко мне, глядя со страхом и явно ожидая продолжения драки. Пожалуй, он был даже рад тому, что я жив. Он выбрал роль беспощадного солдата, а сам был раздвоенным в своей душе человеком, ничуть не изжив из себя прежнего утончённого, можно сказать, изнеженного мальчика, выросшего в аристократических оранжереях, но попавшего в пору своего взросления в убогий квартал простонародья. Школа искусств была лишь временным прибежищем. Стать военным это был шанс для него вновь войти в то сословие, откуда его и изгнали. Могу представить, чего ему стоили те стрельбища по живым мишеням, к коим их приучали военные иерархи Паралеи, заставляя убивать людей, изгнанных в пустынные места. Уверяю тебя, твой брат всегда балансировал на грани того, чтобы окончательно стать душевнобольным от нервных перегрузок. И это отлично понимал ваш общий отчим, решив забрать его к себе на острова. Да затянул несколько с реализацией такого вот плана. Из-за Гелии, наверное. Не хотел, чтобы она стала окончательной избранницей любимого пасынка. Надеялся на то, что Нэиль обретёт, наконец, необходимое здравомыслие и забудет о ней. Должен же был он рано или поздно насытиться такой вот любовью с женой двух мужей. Ведь красоток вокруг было много, да и на островах они имелись. Вот Тон-Ат и выжидал неизбежного остывания страсти Нэиля…

Рудольф замолчал и уставился в мерцающую грань Кристалла.

— Что произошло потом? — спросила она тихо.

— Потом? Я же сказал, он струсил. Потому что играть роль храброго воина, убивая беззащитных изгоев и выдержать поединок с тем, кто фигляром уже не является, это разное. Решил, что я вернулся его убивать в отместку.

— Ты действительно решил его убить? — спросила она немеющими губами.

— Возможно, что так, а возможно и не совсем. Я хотел лишь отрезать ему часть одной ноги своим супероружием, немного укоротить ему для назидания, чтобы он охромел и утратил свою актёрскую прыть. Думаю, что девушки не стали бы любить его меньше вследствие этого. Ты же и сама теперь знаешь, за что именно девушки любят мужчин…

— Рассказывай без пошлых отвлечений! — потребовала она.

— Он нерешительно двинулся ко мне, но я так и не сумел вытащить своё оружие из специального кармана на собственном защитном бронежилете, понимая, что теряю сознание.

— Ты же говорил перед этим, что оружия у тебя не было! — воскликнула она, уловив его на лжи.

— То оружие, о котором я тебе говорю, не предназначено для уличных разборок с полупомешанным полу актёром — полу военным. Не обижайся, но это уже диагноз. Твой прекрасный брат был невротиком. Я же видел его и запомнил отлично. Подобный тип лица, его чрезвычайно выразительная мимика, его глубокие и втайне тоскующие глаза это знаки очень подвижной и уязвимой психики… Пережить столь сильный стресс в подростковом переходном возрасте и остаться душевно уравновешенным, это редко кому под силу. Когда его лишили любимого отца, всех благ житейских, вытолкали из таких привилегированных мест в убогое существование. Ты-то была ещё мала, а он почти взрослый. Этот надлом требует времени для своего заживления, вот он и ушёл в своё внутреннее отшельничество, став закрытой системой, не любя никого, тайно презирая тех, среди кого жил…

— Это твои домыслы. Ты не можешь знать, каким он был. О себе, наверное, рассказываешь. Уж не знаю, за что тебя выкинули из того мира, о котором ты уж точно тоскуешь, живя тут, — она нахохлилась, глядя с неприкрытой ненавистью на него. За то,