«Если», 2011 № 10 - Журнал «Если»

Планемо. Планеты без звезды. Миры в себе.

Может, Бродяги в итоге поселились на одной из них? В конце своего путешествия, длившегося веками?

Несколько раз Говард отклонялся от курса, чтобы изучить аномалии, появлявшиеся на радарах обсерватории. И не находил ничего — даже если кометы сами по себе и представляли кое-какой интерес. Впрочем, по большей части они оказывались кусками скал, обросшими заледеневшим газом и водой. Обычное дело за орбитой Плутона.

Лишь один раз нам попалось нечто, связанное с человечеством.

Крошечный заснеженный мир неправильной формы — один из его кратеров оказался радиоактивен. При внимательном изучении обнаружилась шахта, давно заброшенная. Похоже, здесь добывали полезные ископаемые.

Этого оказалось достаточно, чтобы Тэб пустилась в пляс по центру управления, а Говард принялся болтать настолько оживленно, насколько позволял его компьютерный менталитет.

Обсерватория приблизилась к шахте, и мы с Тэб спустились туда на катере. Затем надели скафандры — один из них Тэб подогнала под мои размеры — и вышли наружу. Обнаружились, увы, лишь покрытый льдом ржавый мусор да кучка расщепившегося материала.

Никаких сообщений. Ни намека на то, сколько Бродяги здесь пробыли или куда они направились дальше. И никаких признаков «Пионера-10».

Мы продолжили поиски.

На протяжении следующих двух лет мы еще дважды находили следы подобных стоянок в аналогичных мирах. Бродяги использовали для синтеза изотопы водорода. Для того чтобы добраться сюда, нам, с двигателем, работавшим на антиматерии, потребовалось лишь несколько лет. У них этот путь, должно быть, занял многие десятилетия.

Тэб рискнула послать вперед передачу узким лучом. Месяцами мы ждали ответа, но он так и не пришел.

Желание увидеть других людей раздражало меня, как чесотка. Мне не хватало не только моей семьи, но и просторных площадей, парков, где я катался на своем кресле между фонтанов, пугая голубей, и смеялся беззаботным мальчишеским смехом.

По ночам я мечтал о доме и… других вещах. Я слишком смущался, чтобы говорить об этом с Тэб. Куда проще оказалось поговорить с Говардом, который когда-то был мужчиной, а еще раньше — мальчишкой-подростком.

Говарда мои признания удивили — с учетом того, что я никогда не чувствовал ничего ниже пояса. Когда разговор зашел о женщинах и об их телах, он поколебался, а потом все же дал мне доступ к базе фотографий. Если бы мама застала меня за их разглядыванием, вышел бы, вероятно, большой скандал.

— Не говори Тэб, — предупредил Говард. — Еще, чего доброго, сотрет меня, узнав, что я показал тебе это.

Я пообещал сохранить все в тайне. Мне нравилось, что я могу поделиться чем-то с мужчиной, пусть даже и живущим в виде компьютерной записи. Мы с Говардом стали общаться все чаще и чаще, а от Тэб я постепенно начал отдаляться. Однажды, когда она думала, что я сплю, я выскользнул из своей комнаты и тихо пробрался к двери в ее комнату, услышав их с Говардом разговор. Моя мать называла это «болтовня перед сном»: в данном случае это выглядело достаточно странно, ведь Говард не лежал в постели рядом со своей женой.

— Скоро он станет мужчиной, — печально промолвила Тэб.

— Он стал мужчиной, когда умер его отец, — ответил Говард.

— Наверное. Но ты и понятия не имеешь, как я счастлива от того, что у нас наконец-то появился малыш. Мы с тобой так старались все эти годы… и ничего. А потом, прямо как Сарре[4], Господь посылает мне этого мальчика на склоне лет. Только я никогда не увижу его ребенком. Когда он попал к нам, он уже почти повзрослел, а теперь…

Услышав, как Тэб всхлипнула, я и сам почувствовал комок в горле.

— Он хороший мальчик, Тэбита. Мы с тобой знаем это. Думаю, он тебя любит. Он не признается в этом, когда разговаривает со мной, но я это чувствую.

Тэб усмехнулась.

— Ха, искусственный интеллект, умеющий чувствовать!

— Ты знаешь, о чем я, женщина. А теперь — тс-с. Сенсоры подсказывают, что мальчик прячется за твоей дверью. И он, вероятно, слышал наш разговор.

— Простите, — произнес я с сонной улыбкой, входя в комнату.

Тэб вытирала глаза.

— Не извиняйся, Мирек. Я всего лишь грустная старая леди, никогда не имевшая своих детей. Не обижайся, если я слишком привязалась к тебе.

Меня это вовсе не обижало. Скорее, даже наоборот.

Я оттолкнулся от люка и обнял Тэб изо всех сил, так же, как она обняла меня в тот день, когда я решил остаться со своей новой семьей и искать Бродяг.

Она снова всхлипнула — на этот раз, скорее, от радости, — и я рассказал Тэбите и Говарду Маршалл, насколько я их люблю и насколько признателен за то, что они приютили меня.

Когда мне исполнилось шестнадцать, я, наверное, еще не до конца принял самоуничтожение человечества. Этой ноше еще только предстояло лечь на мои плечи. Какая-то часть меня отказывалась верить в то, что все остальные погибли, и последние следы человечества обратились в пыль после контакта с антиматерией. Все, что осталось от цивилизации, — военные автоматы, продолжавшие рыскать по всей системе в поисках несуществующих врагов. Иронично, не так ли? Эти мысли нагоняли на меня тоску. Депрессия стала моей постоянной спутницей.

Мне страстно хотелось, чтобы рядом оказалась сверстница, с которой я мог бы поговорить, к которой бы мог прикоснуться, подержать за руку. Но все шло к тому, что я никогда больше не увижу других людей, кроме Тэбиты.

С тайной помощью Говарда я начал гнать спирт из зерен, росших на ферме, и вскоре он уже испугался, как бы я не превратился в алкоголика.

Но что еще я мог сделать? Мертвое прошлое, туманное будущее. Единственный подросток во всей Вселенной!

Тоска по дому и абстрактная озабоченность усиливали депрессию, добавляя ей оттенок меланхолии.

Я начал пить ежедневно. В одиночестве, запершись в отдельном модуле, который я выстроил на фундаменте обсерватории, там, где Тэбита не могла до меня добраться. Я забросил гимнастику. Зачем она мне? Что меня теперь ждет? Я улетел с Земли мальчишкой и останусь молодым еще много лет, но что такое юность без радости? Без подруги? Я постоянно мечтал обо всех девушках, которые когда-либо меня привлекали: вспоминал выражения их лиц, как они злились или смеялись, как их тела двигались под одеждой. Дошло уже до того, что я с восторгом принял бы любую женщину, в каком бы состоянии она ни находилась — лишь бы дышала и не годилась мне в бабки. Хоть кого-нибудь, кого я мог бы обнять и кто мог бы обнять меня.

Я отдалился и от Говарда, и от Тэбиты.